— Привет, Милославский! Саенко на проводе. Ты к нам в Тулу планируешь приехать?
— Добрый день, Михаил! А есть повод?
— Удостоверение тебе выпишем, как я обещал. Ну и пообщаться по работе надо бы.
— Ну надо, значит надо. Я как штык. Во вторник восемнадцатого ближе к вечеру устроит?
— Вполне. Записал.
— А по какому адресу приезжать.
— По старому, никуда мы не переехали.
— Не взяли вас? Может и к лучшему — подальше от начальства, поближе к кухне!
Вот так, в новое здание обкома партии комсомольцев не взяли. Здоровенный квадратный колодец позже назовут Белым домом, хотя здание серое. И это же имя получат практически все городские администрации России. Помню, по Мурому меня катали, водитель произнес: «А вот наш Белый дом. Он у нас розовый». А точно такие же колодцы, как в Туле, до развала Союза успеют построить во многих областных центрах, так понравился этот проект партийцам. Может, подсознательное желание отгородиться от народа? Там прудик внутри, своя атмосфера, одалиски в шальварах, павлины… В старом здании атмосфера другая — оно было построено в начале двадцатого века как пансион-приют для дворянских детей, из которых выращивали офицеров. Практически, суворовские училища наследники таких приютов. Только в приюты брали отпрысков нищих дворян с четырех лет. Здание получилось величественное, как тогда было принято. В советское время снесли часовню, потом пристроили крылья для большей вместительности, но фасад не пострадал.
Во вторник я как тот самый штык от тульской винтовки Мосина стоял перед дверью отдела спортивной и оборонно-массовой работы. Что ни говори, а серьезный отдел. К ним, как я понял относится не только спорт, а еще военная подготовка молодежи и гражданская оборона. Нормально так меня занесло.
— Здрасьте, Михаил! Разрешите войти?
— Добрый вечер, заходи, присаживайся. Как добрался?
— Что нам комсомольцам километры дорог? Сел в пригородный поезд, полтора часа и у вас.
— Молодец. Фотокарточки принес на удостоверение? Маша, забери и иди оформи удостоверение до конца. Печать, знаешь у кого? Всё, иди. — Маша гордым лебедем проплыла по кабинету и исчезла из поля зрения.
— Вам небось, Михаил, теперь площадей прибавят, раз обком уехал. Заживете!
— Как же, горком партии на освободившееся место заезжает. Так что наоборот, одни расстройства. Чуть дернут из обкома партии нас, беги через полгорода к ним.
— А может дергать реже будут. По телефону всё порешаете. Номеров вам на АТС добавят, висеть будете меньше на вертушке.
— А тут ты прав. Соображаешь. Откуда?
— У меня дома телефон не городской, а ведомственный. В город выйти не всегда получается. Может уже того, к делу?
— И верно, пятый час уже, смеркается за окном. Наш с тобой проект на карандаше у моего прямого начальства в ЦК ВЛКСМ, то есть приоритет самый высокий. Там заведует таким же отделом товарищ Онегин, слышал может?
— Знаю такого, он нас летом на Российской Школе Комсомольского Актива гонял.
— Вот и он теперь про тебя знает, я ему твой телефон дал. Так что не удивляйся, если из Москвы позвонят. Там (Миша ткнул пальцем в потолок) за нами пристально следят. Если вдруг, подчеркиваю, вдруг позвонят, отвечай четко спокойно, не теряйся. Если чего-то не знаешь, честно так и говори, не юли. А потом сразу мне перезваниваешь и докладываешь, кто что как о чем. Всё понятно?
— Так точно!
— Молодец. И пойми, у нас нет неважных дел. Вот тебе сейчас выдадим удостоверение внештатного работника нашего отдела, тем самым тебе будет оказано высокое доверие комсомола. Должен понимать и соответствовать. И приносить пользу комсомолу, а без этого какой ты комсомолец?
Еще пяток минут накачки и я всё осознал, мало-мало не заснул. Моя спасительница Маша пришла раньше, чем я позорно клюнул носом. Сунула мне под нос какой-то грязноватый журнал и ткнула самопальным маникюром в строчку: «Расписывайтесь, Милославский, тут за получение удостоверения личности». Теперь я личность, дорогие товарищи и граждане! Я даже могу дать вам удостовериться. А если серьезно, то корочка хорошая. От хулигана не защитит, но, если на драку успеет прибежать милиционер, он быстро поймет, кто хулиган, а кто неравнодушный гражданин на страже порядка. Опять же в стране немало мест, открытых для товарищей и куда нет хода гражданам и людям.
— Жора, теперь докладывай, как движется дело с истфехом в твоем городе.
— В городе второй год действует школьный кружок истфеха, в котором занимается восемнадцать подростков в возрасте от тринадцати до пятнадцати лет. В открывшейся в январе секции истфеха занимается еще двадцать два школьника в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет. Городским комитетом по физкультуре и спорту утверждена программа тренировок для первого года обучений и стандарт проведения соревнований городского уровня. При этом у секции нет необходимого спортивного инвентаря, а школа обеспечивает себя инвентарем сама. Доклад окончен.
— Так. А поделиться инвентарем с городом?
— Весь инвентарь у школы на балансе. После целевой проверки музея школы и кружка товарищами из ОБХСС директор не пойдет ни на какое шефство, кроме официально оформленной актами передачи спортивных снарядов со своего баланса. И ничего не спишут фиктивно.
— Понятно, не всё здорово. А какие у тебя есть идеи?
— Школа раньше продавала вагонному депо свою продукцию совершенно официально. Сейчас она может таким же образом продавать спортивное снаряжение и прочее. У нас там целых два цеха по изготовлению доспехов, спортивного инвентаря и исторических костюмов. Работают школьники с энтузиазмом, осваивают рабочие специальности. И я планировал не только предложить вам закупать у них снаряжение для будущей базы, я предлагаю смотреть глубже.
— Глубже, это как?
— Надо создавать в школе экспериментальное школьное производство или цех. Выпускать специфичную продукцию, платить школьникам какую-то копеечку, воспитывать трудом не на словах и не только в рамках уроков труда. Объявить об этом эксперименте на всю страну, продемонстрировать всем первичкам ВЛКСМ, как нужно готовить рабочую молодежь. Вы не представляете, как популярны в нашей школе мастерские у мальчиков и девочек. Да что там, вы должны были слышать, школьная продукция выступала как художественный реквизит для фотовыставки в Манеже. Нас центральное телевидение упоминало в репортаже.
— Маша, слышишь, какая смена растет! И ведь ничего не просят, что важно! Приходи Родина, смотри на наш труд. Вот это я понимаю, комсомольцы! — вроде нормальный же человек Миша, а переклинивает порой. Хотя и меня тоже клинит. Проехали. Дела сделал, пора и честь знать.
Когда Милославский ушел, Михаил тоже не остался в кабинете, а пошел курить на улицу. Тихий сквер, почти тихий сквер в центре города на самом деле приятнее, чем обкомовский колодец. И пруд ситуации не изменяет. Здесь спокойнее, лучше думается. А подумать всегда полезно. Пришел комсомолец-школьник и вывалил такую кучу! Нет, нехорошая ассоциация. Пришел и выдал на-гора угольной шахты золотой самородок, так вернее. Инициатива снизу в виде практически готового школьного цеха, у которого уже есть желание работать, ассортимент, поставщики сырья и технологические карты. Осталось только покупателями обеспечить. А за этим дело не станет, его же отдел и заберет продукцию. И вторым слоем обеспечение спортбазы по истфеху спортивным снаряжением. Или это первым слоем? Вкусный винегрет. И кто всё это организовал? Мы! Мы молодцы. Недавно на этой должности, а уже такую штуку организовали. Горком их тоже надо настропалить, чтоб палки не начали вставлять в колеса. Всё равно все достижения райкомов и горкомов в области суть достижения обкома. Нет, но каков я. Позвонит Онегин, а я ему доложу весь расклад. Наверху поймут, что Саенко не прост, Саенко можно доверять серьезные проекты не только в масштабах области. Саенко и сам понимает, Тула экспериментальный полигон. Удачный опыт размножат на весь Союз. Липецкий зав. отделом спорта конечно молодец, в Афганистан поехал комсомольским инструктором, а мы вон чего! Под пули любой может полезть, а такое дело провернуть… Осталось только грамотно организовать, опираясь на грамотные кадры. А они есть? Их есть у меня!
Домой попал уже совсем поздно, хотя я часто в двадцать прихожу весь последний год. «Мама-папа, я дома!» — мог и не кричать. Прихожка в нашей хрущевочке метр на метр, как говорится, больше двух не набиваться, заходить по одному. В открытом положении входная дверь практически касается открытой двери санузла. Только полностью открыть двери невозможно, между ними вешалка. А еще одно чудо строительной мысли — дверь в подъезд в створе с квартирной и санузлядской. Если сидишь в ванне и зимой кто-то входит в подъезд, это чувствуется. Так что, когда я разувался, моя голова вылезла из прихожки и еще раз поздоровалась с родителями, мол всем приветики, покушать есть что?
Сижу, поглощаю ужин, радую родителей аппетитом. Чтоб им было не так скучно радоваться, выкладываю на стол удостоверение: «Убедитесь, родители дорогие, ваш сын теперь личность!» Солидная корочка, родное фото, красота овала лица подчеркнута дугой печати. Ну и надписи всякие солидные. «Тульский. Областной. Комитет. Комсомола» — папа прочел каждое слово как отдельное предложение.
— Неожиданно, сын. Я так понимаю, ты теперь делаешь практически то же самое, но под эгидой обкома ВЛКСМ? — папа.
— Угу, делаю что хочу в интересах комсомола, но пока мне за это не платят. Однако есть надежда, если всё и дальше будет развиваться в том же духе. Как Дюма писал в Трех мушкетерах, «Всё, совершенное подателем сего сделано в интересах партии и с моего на то разрешения. Всегда ваш Лаврентий Берия».
— Приятно видеть твой позитивный настрой. Всё время удивляюсь, как ты ухитряешься скакать по мозолям уважаемых людей под их радостные крики — мама.
— Пока получается, не вижу смысла прекращать. Я в школе ничего про уход после восьмого класса пока не говорил. Но потихоньку перестраиваю процессы, чтоб они без меня справились.