- Жизнь вдали от опасностей - ложный путь. Хочу все брать с бою.
- Тогда выходите за меня.
- Право, Ален, я в жизни не видела человека с меньшим количеством мыслей в голове.
- Лучше меньше, да лучше.
Динни направилась вверх по набережной:
- Мне на Оукли-стрит.
Они шли молча. Наконец молодой Тесбери участливо спросил:
- Что вас гложет, дорогая?
- Моя собственная натура: ей все мало тех хлопот, которые она мне причиняет.
- Я мог бы доставить их вам в любом количестве.
- Я говорю серьезно, Ален.
- Это хорошо. Пока вы не станете серьезной, вы не выйдете за меня.
Зачем вы себя грызете?
Динни пожала плечами:
- У меня, видимо, все получается прямо по Лонгфелло: "Жизнь реальна, жизнь серьезна". Разве вы не понимаете, как бессодержательна жизнь дочери землевладельца в деревне?
- Я, пожалуй, лучше не скажу вам того, что хотел сказать.
- Нет, скажите.
- Это легко поправить: станьте матерью в городе.
- На этом месте полагается краснеть, - вздохнула Динни. - Я не люблю все превращать в шутку, но, кажется, превращаю.
Молодой Тесбери взял ее под руку:
- Вы будете первой, кто превратит в шутку жизнь жены моряка.
Динни улыбнулась:
- Я выйду замуж только тогда, когда мне этого очень сильно захочется. Я себя достаточно хорошо знаю.
- Ладно, Динни. Не буду надоедать вам.
Они опять замолчали. На углу Оукли-стрит Динни остановилась:
- Дальше не провожайте, Ален.
- Я заверну к Монтам вечером и узнаю, как вы. Помните: что бы вам ни потребовалось... насчет Ферза, вам стоит только позвонить мне в клуб. Вот номер.
Он записал его на карточке и протянул ее девушке.
- Будете завтра на свадьбе Джин?
- Еще бы! Ведь это я ее выдаю. Я только хочу...
- До свидания, - простилась Динни.
XXI
У дверей дома Ферзов девушка остановилась. Она спокойно рассталась с молодым человеком, но нервы у нее были натянуты, как струны скрипки. Ей никогда не приходилось сталкиваться с душевнобольными, и мысль о предстоящей встрече тем сильнее пугала ее. Открыла все та же пожилая горничная. Миссис Ферз с капитаном Ферзом. Не пройдет ли мисс Черрел в гостиную? Динни немного подождала в той комнате, где была заперта Джин. Вошла Шейла, спросила: "Хэлло! Вы ждете ма-а-моч-ку?" - и снова вышла. Когда появилась Диана, на лице Динни было такое выражение, словно она снимала допрос со своих собственных чувств.
- Простите, дорогая, мы просматривали газеты. Я изо всех сил стараюсь обращаться с ним так, словно ничего не было.
Динни подошла к Диане и погладила ее по руке.
- Но так нельзя без конца, Динни, нельзя. Я знаю, что нельзя.
- Позвольте мне остаться у вас. Скажете ему, что мы давно условились.
- Но ведь вам, может быть, придется трудно, Динни! Не знаю прямо, что с ним делать. Он боится выходить, встречаться с людьми, даже слышать не хочет о том, чтобы уехать туда, где его никто не знает, не хочет показаться врачу, не хочет ничего слушать, не желает никого видеть.
- Он будет видеть меня. Это приручит его. Думаю, что трудно будет лишь первые дни. Ехать мне за вещами?
- Если вы решили быть ангелом, поезжайте.
- Раньше чем вернуться сюда, я созвонюсь с дядей Эдриеном. Он с утра поехал в лечебницу.
Диана отошла к окну и смотрела в него, стоя к Динни спиной. Вдруг она обернулась:
- Я решилась, Динни. Я ни за что не дам ему пойти на дно! Если я хоть как-нибудь могу помочь ему выкарабкаться, я это сделаю.
- Благослови вас бог! Располагайте мною, - сказала Динни и, не полагаясь больше ни на выдержку Дианы, ни на свою, торопливо вышла и спустилась по лестнице. Проходя под окнами столовой, она вновь увидела лицо с горящими глазами, которые наблюдали за ее уходом. Всю обратную дорогу до Саут-сквер чувство трагической несправедливости не покидало Динни.
За завтраком Флер сказала:
- Нет смысла мучить себя раньше времени, Динни. Конечно, счастье, что Эдриен - сущий святой. Но все это прекрасный пример того, как мало закон влияет на нашу жизнь. Предположим, Диана получила бы свободу. Разве это помешало бы Ферзу вернуться прямо к ней? Или изменило бы ее отношение к нему? Закон не властен там, где речь идет о чисто человеческой стороне дела. Диана любит Эдриена?
- Не думаю.
- Вы уверены?
- Нет. Мне трудно разобраться даже в том, что я сама чувствую.
- Кстати, вспомнила. Звонил ваш американец. Он хочет зайти.
- Пусть заходит. Но я буду на Оукли-стрит.
Флер бросила на нее проницательный взгляд:
- Значит, ставить на моряка?
- Нет. Ставьте на старую деву.
- Дорогая, это ерунда.
- Не вижу, что мы выигрываем, вступая в брак.
Флер ответила с беглой жесткой улыбкой:
- Мы не можем стоять на месте, Динни. Во всяком случае не стоим.
Это было бы слишком скучно.
- Вы - современная женщина. Флер. Я - средневековая.
- Ну, лицом вы действительно напоминаете ранних итальянцев. Но и ранние итальянцы не бежали от жизни. Не обольщайтесь, - рано или поздно вы наскучите сами себе, а тогда...
Динни смотрела на Флер, изумленная этой вспышкой проницательности в ее лишенной всяких иллюзий родственнице.
- Что же выиграли вы. Флер?
- По крайней мере стала полноценной женщиной, - сухо ответила та.
- Вы имеете в виду детей?
- Ими можно обзавестись и не выходя замуж. Так считают многие, хотя я этому не очень верю. Для вас, Динни, это просто немыслимо. Над вами тяготеет родовой комплекс: у всех подлинно старинных семей наследственная тяга к законности. Без этого они бы не были подлинно старинными.
Динни наморщила лоб:
- Я, правда, об этом не думала, но ни за что не хотела бы иметь незаконного ребенка. Кстати, вы дали той девушке рекомендацию?
- Да. Не вижу никаких оснований, почему бы ей не стать манекенщицей. Она достаточна худа. Фигурки под мальчика будут в моде еще по крайней мере год. Затем, - запомните мои слова, - юбки удлинятся, и все снова начнут сходить с ума по пышным формам.
- Вы не находите, что это несколько унизительно?
- Что именно?
- Бегать по магазинам, менять фасон платья, прическу и все такое.
- Зато полезно для торговли. Мы отдаем себя в руки мужчин для того, чтобы они попадали в наши руки. Философия обольщения.
- Если эта девушка получит место манекенщицы, у нее будет меньше шансов остаться честной, правда?
- Наоборот, больше. Она даже сможет выйти замуж. Впрочем, я не утруждаю себя заботой о нравственности ближних. Вам в Кондафорде, наверно, приходится думать о таких вещах, - вы ведь осели там с самого норманнского завоевания. Между прочим, ваш отец помнит о налоге на наследство? Он принял меры?
- Он еще не стар. Флер.
- Да, но все люди смертны. Есть у него что-нибудь, кроме поместья?
- Только пенсия.
- Много у вас леса?
- Я не допускаю даже мысли о вырубке. Уничтожить за полчаса то, что двести лет росло и набиралось сил! Это отвратительно.
- Дорогая, в таких случаях остается одно: продать и удалиться.
- Как-нибудь справимся, - отрезала Динни. - Кондафорд мы не отдадим.
- Не забывайте про Джин.
Динни выпрямилась:
- И она не отдаст. Тесбери - такой же древний род, как и мы.
- Допустим. Но Джин удивительно многосторонняя и энергичная особа. Она не согласится прозябать.
- Жить в Кондафорде не значит прозябать.
- Не горячитесь, Динни. Я думаю только о вашей пользе. Если вас выставят, я обрадуюсь не больше, чем если Кит лишится Липпингхолла. Майкл решительно ненормальный. Он заявляет, что если уж он - один из столпов страны, то ему жаль ее. Какая глупость! Никто, кроме меня, никогда не узнает, какое он чистое золото! - прибавила Флер с неожиданно глубоким чувством; потом, видимо перехватив удивленный взгляд Динни, спросила: Значит, я могу отшить американца?
- Можете. Три тысячи миль между мной и Кондафордом!.. Не выйдет, мэм.
- По-моему, вам следовало бы сжалиться над беднягой. Он ведь поведал мне, что вы, как он выражается, его идеал.
- Опять это слово? - воскликнула Динни.
- Да, термин неудачный. Но он прибавил, что сходит с ума по вас.
- Велика важность!
- В устах человека, который едет на край света разыскивать истоки цивилизации, это, вероятно, все-таки важно. Большинство из нас согласилось бы поехать на край света, только бы их не разыскивать.
- В тот день, когда прекратится история с Хьюбертом, я порву с Халлорсеном, - объявила Динни.
- Думаю, что для этого вам придется надеть фату. Вы будете прелестны в ней, когда под немецкую музыку выйдете с вашим моряком из деревенской церкви, как в добрые феодальные времена.
- Я ни за кого не собираюсь замуж.
- Это будет видно. Пока что не позвонить ли нам Эдриену?
У Эдриена ответили, что его ожидают к четырем. Динни попросила передать, чтобы он зашел на Саут-сквер, и отправилась собирать свои вещи. В половине четвертого она спустилась вниз и увидела на вешалке шляпу, поля которой напомнили ей нечто знакомое. Она, крадучись, повернула назад к лестнице, как вдруг услыхала:
- Вот замечательно! Я так боялся, что не застану вас.
Динни подала Халлорсену руку, и они вместе вошли в гостиную Флер, где на фоне мебели времен Людовика XV он показался ей до нелепости мужественным.
- Я хотел сообщить вам, мисс Черрел, что предпринято мною в отношении вашего брата. Я условился с нашим консулом в Ла Пас. Он разыщет Мануэля и передаст по телеграфу его показания под присягой о том, что на капитана бросились с ножом. Для разумных людей этого достаточно, чтобы оправдать вашего брата. Я пресеку эту идиотскую историю, хотя бы мне самому пришлось поехать в Боливию.
- Я вам так благодарна, профессор.
- Пустое! Теперь я готов сделать для вашего брата все что угодно. Я полюбил его, как родного.