- Ну что, старина? - окликнул Уилфрид собаку.
Динни наклонилась к спаниелю:
- Поцелуй меня.
Собака взглянула на них, вильнула хвостом и снова опустила его.
- Не слишком общительный характер, - заметил Уилфрид.
- Ему не до разговоров. Он же тоскует.
Динни наклонилась еще ниже. На этот раз ей удалось просунуть через сетку всю руку:
- Иди сюда, мой хороший! Пес обнюхал ее перчатку. Хвост его опять качнулся, розовый язык на мгновение высунулся, словно желая удостовериться в существовании губ. Динни отчаянным усилием дотянулась пальцами до его гладкой, как шелк, морды.
- Уилфрид, он замечательно воспитан!
- Его, наверно, украли, а он удрал. Видимо, он из какой-нибудь загородной псарни.
- Вешала бы тех, кто крадет собак! Темно-карие глаза пса были по краям подернуты влагой. Они смотрели на Динни с подавленным волнением, будто говоря: "Ты - не мое прошлое, а будет ли у меня будущее - не знаю".
Девушка подняла голову:
- Ох, Уилфрид!..
Он кивнул и оставил ее наедине с собакой. Динни присела на корточки и стала почесывать животное за ушами. Наконец вернулся Уилфрид в сопровождении служителя, который нес цепочку и ошейник.
- Я забираю его, - объявил Уилфрид. - Срок вчера кончился, но его решили подержать еще неделю, из-за того что он породистый.
Динни отвернулась, глаза ее увлажнились. Она торопливо вытерла их и услышала, как служитель сказал:
- Я сперва надену на него ошейник, сэр, а потом уж выпущу. Он того гляди убежит. Никак не привыкнет к месту.
Динни обернулась:
- Если хозяин объявится, мы ею немедленно вернем.
- На это надежды мало, мисс. По-моему, владелец собаки просто умер. Она сорвала ошейник, отправилась искать хозяина и потерялась, а к нам послать за ней не догадались. Вы не промахнулись, - песик-то славный. Рад за него. Мне было бы жалко его прикончить: он ведь совсем молодой.
Служитель надел ошейник, вывел собаку и передал цепочку Уилфриду; тот оставил ему свою карточку.
- На тот случай, если наведается хозяин. Пойдем, Динни, прогуляем его. Идем, старина.
Безымянный пес, услышав сладчайшее слово собачьего лексикона, кинулся вперед, насколько позволяла цепочка.
- По-видимому, служитель прав. Дай бог, чтобы его предположение подтвердилось. Собака у нас приживется, - заметил Уилфрид.
Выйдя на траву, они попытались завоевать доверие пса. Тот терпеливо переносил их заигрывании, но не отвечал на них. Он опустил глаза и поджал хвост, воздерживаясь от слишком поспешных выводов.
- Отвезем-ка его домой, - предложил Уилфрид. - Посиди с ним, а я сбегаю за такси.
Он обмахнул скамейку носовым платком, передал Динни цепочку и скрылся.
Динни села и стала наблюдать за псом. Тот рванулся вслед Уилфриду на всю длину цепочки, затем улегся наземь в той же позе, в какой девушка увидела его впервые.
Насколько глубоко чувствуют собаки? Они, безусловно, понимают, что к чему: любят, ненавидят, страдают, покоряются, сердятся и радуются, как, люди. Но у них маленький запас слов и поэтому - никаких идей! И всетаки лучше любой конец, чем жить за проволокой и быть окруженной собаками, уступающими тебе в восприимчивости!
Пес подошел к Динни, потом повернул голову в том направлении, где скрылся Уилфрид, и заскулил.
Подъехало такси. Пес перестал скулить, бока у него заходили.
"Хозяин!" Спаниель натянул цепочку.
Уилфрид подошел к нему. Цепочка ослабела. Динни почувствовала, что пес разочарован. Затем цепочка опять натянулась, и животное завиляло хвостом, обнюхивая отвороты брюк Уилфрида.
В такси пес уселся на пол, цепочка опустилась на ботинок Уилфрида. На Пикадилли его охватило беспокойство, и он положил голову на колени девушки. Эта поездка между Уилфридом и псом привела эмоции Динни в такое смятение, что, выйдя из машины, она облегченно вздохнула.
- Интересно, что скажет Стэк? - усмехнулся Уилфрид. - Спаниель - не слишком желанный гость на Корк-стрит.
По лестнице пес поднялся спокойно.
- Приучен к дому, - растроганно констатировала Динни.
В гостиной спаниель долго обнюхивал ковер. Наконец установил, что ножки мебели не представляют для него интереса и что подобные ему здесь не проживают, и положил морду на диван, кося краем глаза по сторонам.
- Хоп! - скомандовала Динни. Спаниель вскочил на диван.
- Боже! Ну и запах! - ужаснулся Уилфрид.
- Давай выкупаем его. Ступай напусти воды в ванну, а я тем временем его осмотрю.
Динни придержала пса, который порывался вдогонку Уилфриду, и принялась перебирать ему шерсть. Она заметила несколько желтых блох, но других насекомых не обнаружила.
- Плохо ты пахнешь, мой хороший! Спаниель повернул голову и лизнул девушке нос.
- Ванна готова, Динни.
- Я нашла только блох.
- Если хочешь помогать, надевай халат, не то испортишь платье.
Уилфрид встал к ней спиной. Динни сбросила платье и надела голубой купальный халат, смутно надеясь, что Уилфрид обернется, и уважая его за то, что он этого не сделал. Она закатала рукава и встала рядом с ним. Когда спаниеля подняли над ванной, собака высунула длинный язык.
- Его не стошнит?
- Нет, собаки всегда так делают. Осторожно, Уилфрид, - они пугаются всплеска. Ну!
Спаниель, опущенный в воду, побарахтался и встал на ноги, опустив голову и силясь устоять на скользкой поверхности.
- Вот шампунь. Это все-таки лучше, чем ничего. Я буду держать, а ты намыливай.
Динни плеснула шампунем на черную, словно полированную спину, окатила псу водой бока и принялась его тереть. Эта первая домашняя работа, которую она делала сообща с Уилфридом, рождала в девушке чистую радость, она сближала ее и с любимым и с его собакой. Наконец она выпрямилась.
- Уф! Спина затекла. Отожми на нем, шерсть и спускай воду. Я его придержу.
Уилфрид спустил воду. Спаниель, который вел себя так, словно был не слишком огорчен расставанием с блохами, яростно отряхнулся, и обоим пришлось отскочить.
- Не отпускай! - закричала Динни. - Его нужно вытереть тут же в ванне.
- Понятно. Обхвати его за шею и держи.
Закутанный в простыню, пес с растерянным и несчастным видом потянулся к девушке мордой.
- Потерпи, бедный мой, сейчас все кончится и ты будешь хорошо пахнуть.
Собака опять начала отряхиваться.
Уилфрид размотал простыню.
- Подержи его минутку, я притащу старое одеяло. Мы его завернем, пусть обсыхает.
Динни осталась с собакой, которая пыталась выскочить из ванны и уже поставила передние лапы на край. Девушка придерживала их, наблюдая за тем, как из глаз животного исчезает накопившаяся в них тоска.
- Вот так-то лучше! Они завернули притихшего пса в старое армейское одеяло и отнесли его на диван.
- Как мы назовем его, Динни?
- Давай перепробуем несколько кличек. Может быть, угадаем, как его зовут.
Собака не откликнулась ни на одну.
- Ладно, - сказала Динни. - Назовем его Фошем. Если бы не Фош, мы никогда бы не встретились.
XVIII
Настроение, возобладавшее в Кондафорде после возвращения генерала, было тревожным и тяжелым. Динни обещала вернуться в субботу, но настала среда, а она все еще находилась в Лондоне. Даже ее слова: "Формально мы не помолвлены", - никому не принесли облегчения, потому что генерал пояснил: "Это просто вежливая отговорка". Под нажимом леди Черрел, жаждавшей точного отчета о том, что произошло между ним и Уилфридом, сэр Конуэй лаконично ответил:
- Он почти все время молчал. Вежлив, и, скажу честно, похоже, что не из трусливых. Отзывы о нем тоже прекрасные. Необъяснимый случай!
- Ты читал его стихи, Кон?
- Нет. Как их достать?
- У Динни где-то есть. Страшно горькие... Сейчас многие так пишут. Я готова примириться с чем угодно, лишь бы Динни была счастлива.
- Динни рассказывала, что у него в печати поэма, посвященная этой истории. Парень, должно быть, тщеславен.
- Все поэты такие.
- Не знаю, кто может повлиять на Динни. Хьюберт говорит, что потерял с ней контакт. Начинать семейную жизнь, когда над головой нависла гроза!
- Мне кажется, мы, живя здесь, в глуши, перестали понимать, что вызывает грозу, а что нет, - возразила леди Черрел.
- В таких вопросах не может быть двух мнений, - по крайней мере, у людей, которые идут в счет, - отрезал генерал.
- А разве в наши дни такие еще сохранились? Сэр Конуэй промолчал. Затем жестко произнес:
- Аристократия осталась костяком Англии. Все, что держит страну на плаву, - от нее. Пусть социалисты болтают что угодно, - тон у нас задают те, кто служит и хранит традиции.
Леди Черрел, удивленная такой длинной тирадой, подняла голову.
- Допустим, - согласилась она. - Но что же все-таки делать с Динни?
Сэр Конуэй пожал плечами:
- Ждать, пока не наступит кризис. Оставить ее без гроша - устарелый прием, да о нем и вообще не может быть речи, - мы слишком любим Динни. Ты, конечно, поговори с ней, Лиз, если представится случай...
У Хьюберта и Джин дискуссия по этому вопросу приняла несколько иной оборот.
- Ей-богу. Джин, мне хочется, чтобы Динни вышла за твоего брата.
- Ален уже переболел. Вчера я получила от него письмо. Он в Сингапуре. По всей видимости, там у него кто-то есть. Дай бог, чтобы незамужняя. На Востоке мало девушек.
- Не думаю, чтобы он увлекся замужней. Ален не из таких. Может быть, туземка? Говорят, среди малаек попадаются очень недурные.
Джин скорчила гримаску:
- Малайка после Динни! Затем помолчала и прибавила:
- А что, если мне повидаться с этим мистером Дезертом? Уж я-то ему объясню, что о нем подумают, если он втянет Динни в эту грязную заваруху.
- Смотри, с Динни надо быть начеку.
- Если можно взять машину, я завтра съезжу посоветуюсь с Флер. Она должна его хорошо знать, - он был у них шафером.
- Я обратился бы не к ней, а к Майклу. Но, ради бога, будь осторожна, старушка.