Голос тоже слишком напоминает Палпатина, и от него кровь стынет в жилах.
— Нарушен самый дальний периметр, — произносит дроид-страж.
— Покажи.
Из рукава красного плаща появляется черная металлическая рука. В центре скелетоподобной ладони — проектор, над которым возникает плавно вращающееся голографическое изображение.
Трехмерная картинка показывает путешествующий по долине караван — повозки, верховых животных, путников. В конце его платформа на репульсорах, которую тащат закованные в тяжелые цепи люди. На этой платформе — хатт.
«Ниима».
Большой палец дроида судорожно дергается, и с каждым его спазмом изображение меняется, показывая процессию под разными углами — иногда издали, иногда ближе. Долина усеяна камерами, скрытыми под песком или врезанными в камень, — эта часть сети пребывает там уже почти три десятилетия. Внезапно изображение платформы увеличивается, и Ракс раскрывает от удивления рот.
На голограмме — женщина. Ее черные волосы зачесаны назад и замотаны грязной лентой. Глаза скрыты под толстыми очками. У нее смуглая кожа.
Ракс знает ее. Он узнает гранд-адмирала Рей Слоун где угодно.
— Она жива, — говорит он.
— И, — добавляет Ташу, — приближается к обсерватории.
— Когда она там окажется?
— Учитывая скорость их движения — через три дня, — отвечает дроид.
Три дня. Хорошо. Времени более чем достаточно, чтобы положить конец их путешествию.
— Включи защиту, — обращается Ракс к дроиду.
«Слоун, я восхищаюсь твоей стойкостью, — думает он. — Но пора с этим кончать».
Глава шестнадцатая
Медленно, словно ползущий по борозде червяк со вспоротым брюхом, Рей Слоун тащится рядом с массивной платформой — помостом, который с жужжанием и пыхтением движется на ржавых репульсорных рельсах. Рабы тащат его за толстые цепи, накинутые на их костлявые плечи. На помосте под огромным кожаным тентом в окружении драных подушек восседает Ниима.
Хаттша спит. Она храпит и фыркает, в ее похожих на щели ноздрях пузырится слизь. Порывы ветра развевают грязные красные ленты, завязанные вокруг ее многочисленных наростов и бугров.
Ложе и его пассажиры лишь замыкают длинный караван — впереди шагают десятки рабов. Другие катятся на моноциклах или старых спидерах, гравиподъемники которых сломаны и смонтированы на катящихся платформах, а двигатели переделаны из чистых турбин в рычащие, извергающие дым локомоторы. Некоторые едут верхом на кожистых, похожих на рептилий животных, тела которых покрыты металлическими пластинами и грубыми бионическими усовершенствованиями вроде телескопических глаз или пневматических челюстей. Вся эта масса бредет по иссушенной солнцем и продуваемой ветрами долине, а по обе стороны от них, точно стражи этих запретных мест, возвышаются красные каменные шпили и плоские нагорья, напоминающие наковальни.
Возвышенности отбрасывают в долину длинные тени.
— До чего же тяжко! — ворчит Слоун.
Брентин Уэксли смотрит на нее. Он устал. На лбу проступили глубокие морщины, щеки покраснели от бьющего в лицо песка. Вероятно, щеки Рей выглядят не лучше. Очки ее тоже покрылись слоем пыли, и каждую пару минут приходится протирать их тыльной стороной ладони.
Оба держатся чуть поодаль от помоста, который тащат рабы. Хотя Ниима спит, они не осмеливаются сболтнуть что-нибудь неугодное хаттше в непосредственной близости от нее.
— Все же какой-никакой, а прогресс, — говорит Брентин. Неужели и на этот раз его оптимизм не показной? — Наша судьба неразрывно связана с хаттшей.
— Прошла уже почти неделя.
— Знаю.
— Нужно воспользоваться подходящим моментом. Я кое о чем подумала…
На лице спутника отражается беспокойство.
— А мне обязательно об этом знать?
— Обязательно. И только попробуй возразить. У меня есть план.
— Какой?
— Хаттша целыми днями спит, а это значит, что пришло время нанести удар. Может быть, даже сегодня.
— Ты с ума сошла? Убить хатта не так-то просто…
— Мы не станем на нее нападать.
— А на кого? На ее… людей?
— Не называй их людьми, — усмехается Слоун. — В них уже почти не осталось ничего человеческого. Они столь долго пробыли в рабстве, что в них давно запрограммированы совершенно иные существа. — Не успев договорить, она понимает, как может воспринять ее слова Брентин. Он вздрагивает, как от пощечины. — Я не это имела в виду, Уэксли. Ты на них совсем не похож.
— Ну и прекрасно, — бросает он. — Вряд ли стоит обсуждать, что делает нас людьми. Значит, хочешь атаковать рабов? Но у нас нет оружия.
— У них есть. И я сама оружие. Я обучена и могу сражаться.
— Всех нам все равно не победить.
— Хватит одного или двух. У них есть моноциклы. Убьем наездников и захватим машины. Двигатели наверняка достаточно мощные, так что хватаем моноцикл и мчимся прочь отсюда. Чем быстрее, тем лучше.
— За нами погонятся.
— Знаю. Но какой у нас выбор?
— Продолжать идти дальше. Как ты сказала, прошла уже почти неделя. Зачем что-то менять?
Рей преграждает ему путь:
— Затем, что я только что придумала план.
Это ложь, в которой он, понизив голос, тут же ее обвиняет:
— Нет у тебя никакого плана. Почему мы с самого начала так не поступили, если все настолько очевидно? Просто ты жаждешь мести и злишься, что она откладывается.
— А ты не злишься? Тебе не хочется отомстить?
Лицо его внезапно мрачнеет. Что это — грусть?
— Слоун, мне нужна вовсе не месть.
— Не лги. Если не месть — то что? Что тебя гонит по этому безжизненному пеклу? — Она наклоняется к Брентину и приподнимает очки, уставившись ему в лицо холодным взглядом темных глаз. Ее охватывает ярость при мысли, что он не разделяет ее желания свершить заслуженную кару. — Тебе что, не хочется приставить бластер ко лбу Галлиуса Ракса?
— Да. Во имя всех звезд — да. Но я здесь не за этим. Я хочу искупить вину за содеянное.
Мысль эта столь абсурдна, что Рей не может удержаться от неуверенного смешка.
— Искупить вину — за что? За Чандрилу? Кто-то подсадил тебе в голову чип, Брентин. Ты плясал на ниточках в руках Ракса. — «Как и мы все». — Ты ни в чем не виноват. Ты можешь просто взять и обрубить эти проклятые нити, перерезав ему горло.
— Я должен остановить Ракса, потому что только так я могу продемонстрировать жене и сыну, кто я на самом деле. Только так я могу исправить то, что натворил.
Слоун хватает его за рубашку:
— Дурак. Нами движет месть. Забудь обо всем остальном.
Он медлит, и взгляд его наполняется еще большей грустью и… жалостью.
— У тебя ведь никого нет, да? Потому-то тебе и не понять. Нет никого, кого бы ты любила или кто любил бы тебя. — (Его слова ранят ее в грудь, словно выстрел из бластера, оставляя дыру величиной с кулак.) — Должен быть кто-то или что-то, за что ты могла бы сражаться. А не просто так. Не только ради… сведения счетов.
— У меня есть то, что есть.
— У тебя есть Империя. Ты можешь ее спасти.
— Потрясающе! Повстанец рассказывает мне, как спасти мою Империю. Моя Империя? Она мертва. Она умерла в то же мгновение, как только коснулась этой планеты. Единственное, чего я хочу, — и единственное, что мне нужно, — взглянуть Раксу в лицо перед тем, как я со всем этим покончу. — Она оглядывается на караван. Прислужники с костлявыми физиономиями уже заметили, что они отстают. — Я снова беру ситуацию в свои руки. Можешь пойти со мной или умереть, став хаттским рабом.
С этими словами женщина поворачивается и направляется обратно к процессии. Сосредоточившись, она наблюдает за рабами на моноциклах, которые описывают круги вокруг каравана, выбрасывая из выхлопных труб клубы дыма от сгоревшего кезиевого топлива. Слоун быстро шагает рядом с платформой, рассчитывая направление атаки.
Прямо перед ней идет раб — один из немногих, вооруженных бластером. Винтовка покоится в грудной клетке какого-то создания, по бокам от ствола — пара сломанных бивней. Один удар — и она завладеет оружием.
Однако это привлечет внимание. Придется стрелять на бегу.
Но если правильно рассчитать время, раб на описывающем круги моноцикле окажется на расстоянии выстрела. Убить его, схватить моноцикл… Как в тот раз на Ян-Корельде, когда она, будучи еще простым имперским новобранцем, едва унесла ноги от банды повстанцев, заправив свой мотоспидер. Один из бластерных зарядов в буквальном смысле поджарил прядь ее волос — запах ощущался еще много часов спустя.
Рей срывается с места, мчится мимо помоста, мимо пары бессвязно бормочущих рабов. Она понятия не имеет, где Брентин — спешит за ней по пятам или прячет голову в песок. Сейчас ей все равно. Ее цель — бластерная винтовка, затем моноцикл.
А после — Ракс.
Раб хаттши ничего не подозревает вплоть до момента, когда она оказывается рядом. Он начинает оборачиваться…
Бум! Слоун врезает кулаком по его затылку. Клацнув зубами, раб валится лицом в песок, и Рей тут же выхватывает из его руки бластер. Теперь у нее есть оружие. Ниима не позволила им с Брентином взять бластеры — в этом путешествии они были не более чем зрителями, вынужденными участвовать в поездке, о которой не просили. Теперь все меняется.
Но приближающийся к ней моноцикл внезапно вздымает облако песка и, взревев двигателем, разворачивается в обратную сторону. «Нет! Вернись, проклятый хаттолиз!» Она бросается бежать, но вокруг раздаются тревожные крики рабов Ниимы, призывающих свою госпожу. И та их не разочаровывает — Слоун слышит механическое бульканье коробки-переводчика, с помощью которой хаттша выплескивает свою ярость: «ОСТАНОВИТЕ ЕЕ!»
Все происходит слишком быстро.
Один из рабов бросается на Рей, и она бьет ему в подбородок прикладом бластерной винтовки. Он падает, глотая осколки собственных зубов и размахивая руками, но вместо него подбегают двое новых. Слоун вскидывает винтовку и целится.
Пара лазерных лучей приканчивает обоих рабов, которые валятся наземь с дымящимися дырами в груди.