— Нужно уходить, — говорит Эмари.
— Да, — соглашается Норра, но продолжает бродить туда-сюда. Она пинает дымящийся остов моноцикла, толкает ногой локоть пыльного трупа хаттского раба. Напарница снова пытается ее позвать, предупреждая, что неизвестно, долго ли еще будут молчать турболазеры.
— Норра…
— Я знаю.
— Нужно уходить.
— Да знаю я!
— Мы можем вернуть его. Его и Слоун.
— Как? — с тоской, отчаянием и злостью спрашивает Норра. — Мы понятия не имеем, куда или зачем они улетели. У нас больше ничего не осталось, Джес. Мы были так близки к цели, но потом… — Она взмахивает рукой, хватая воздух. Новые слезы угрожают оставить свой след на ее измазанных грязью щеках.
Охотница не знает, что ответить.
Ей хочется обнадежить подругу, но не хочется и лгать. Потеря Слоун и Брентина означает, что надежда угасает с каждой секундой.
И вдруг…
Раздается похожее на отрыжку шипение, и туша хаттши переворачивается. Норра вскрикивает. Джес отшатывается, шепча старое придонское проклятие, и вскидывает винтовку, нацелив ее на слизнячку.
Ниима шарит лапами по земле, пытаясь подняться. Из дыр на ее теле вязкими струйками сочится темная кровь.
— Уба, забрак! Нолая баюнко! — булькает она на какой-то древней разновидности хаттского. Тело выпрямляется, затем, извиваясь, скользит по трупам рабов. Каждое движение сопровождается мучительными стонами.
Норра бросает на Джес панический взгляд, как бы спрашивая: «Что будем делать?»
Эмари тревожно пожимает плечами — мол, посмотрим.
Наконец хаттша, похоже, находит то, что искала. Она поднимает с земли черную коробочку-переводчик и кожистой лапой пришлепывает ее на грудь, где та прилипает к подсохшей клейкой крови.
Ниима снова ревет по-хаттски, но на этот раз из коробочки сквозь треск помех доносятся скрежещущие слова перевода: «ТЫ, ЗАБРАК! ТЫ БЫЛА В МОИХ ПЕЩЕРАХ!»
— Верно, — кивает Джес, не опуская винтовку.
«И ВОТ ТЕПЕРЬ ТЫ ЗДЕСЬ».
— И это… тоже верно.
«МНЕ СЛЕДУЕТ УБИТЬ ТЕБЯ И СОЖРАТЬ».
Черный язык хаттши облизывает похожую на щель пасть. Единственный глаз рефлекторно моргает от попавшей в него струйки свежей крови.
— Вряд ли ты сейчас в состоянии это сделать.
Слизнячка оглядывает себя, затем смотрит на трупы вокруг. Ее червеобразное тело обмякает, будто бы уклончиво пожимая плечами.
«ДА. ВОЗМОЖНО, ТЫ ПРАВА. ПОМОГИ МНЕ — И Я ПОМОГУ ТЕБЕ».
Джес и Норра молча переглядываются, затем Норра едва заметно кивает: «Что ж, ладно».
— Чего ты желаешь, о великая и могущественная Ниима? — спрашивает Джес, придав голосу слегка почтительный тон.
«ДОСТАВЬТЕ МЕНЯ В МОЙ ХРАМ».
— И что мы получим взамен?
«Я МОГУ ДАТЬ ВАМ КОДЫ ДОСТУПА».
— У нас уже есть коды.
«НЕТ. ОТ ИМПЕРСКОЙ БАЗЫ».
Что ж, вот и ответ.
— Норра, поднимай челнок, — кивает Джес. — Отвезем Нииму домой.
Глава двадцать третья
— Кондер! — вскрикивает Синджир, с судорожным вздохом отрывая лицо от жесткой булыжной мостовой переулка. Подбородок его липкий от крови, на губах ощущается медный привкус. Перед глазами машет чья-то рука.
Взгляд его проясняется, и он обнаруживает стоящего перед ним Теммина.
Рыча, Рат-Велус хватается за протянутую руку, и парень помогает ему встать.
— Что… — кашляет Синджир. — Что случилось?
— Не знаю, — отвечает Теммин. — Грэлка куда-то ускользнула, и я попытался последовать за ней, но что-то заблокировало мой комлинк.
— Остальные? — спрашивает Синджир. Задрав голову, он видит над головой небо цвета лаванды. Уже утро. Сколько он провалялся без чувств? — Где они?
— Тоже не знаю. Не могу ни с кем связаться. Я свернул за угол и нашел тебя лежащим посреди переулка лицом вниз.
«Уже не в первый раз», — думает Синджир.
К нему возвращаются воспоминания о прошлой ночи — как он ждал в «Иззике», потерял из виду Ашмина Эка, а потом увидел Эка и Нима Тара в переулке за мгновение до того, как кто-то врезал ему сзади по старой черепушке, погрузив в долгий сон в грязи. Это явно что-то доказывает. Но что?
Они находят Соло в мусорном баке позади посадочной площадки, где стоял — но больше не стоит — корабль Дора Ваидо. Хан жив, и особых усилий, чтобы привести его в чувство, не требуется — хватает нескольких легких шлепков по щеке. Недовольно ворча, он выбирается наружу.
— И почему я каждый раз оказываюсь среди отбросов? — спрашивает он и, не дождавшись реакции, задает очередной вопрос: — Что, никто даже не пошутит на этот счет?
— Что-то ничего остроумного в голову не приходит, — говорит Синджир. Нервы его напряжены до предела, воображение подбрасывает одну за другой тревожные картины, в которых Кондер попадает во множество неприятных ситуаций. — Просто… расскажи, что случилось.
— Гм… — Соло вытряхивает из волос полусгнившую зелень. — Я пошел следом за теми бандитами. Хотел пробраться на корабль, но там оказался четвертый, который подкрался ко мне сзади и… — Он хлопает в ладоши. — Всадил оглушающий заряд в спину. А потом меня выкинули вместе со вчерашним мусором.
Теммин снимает с левого плеча Соло нечто похожее на лапшу.
Синджир собирается что-то сказать…
И тут из его комлинка раздается треск.
«Кондер!»
Но это Джом.
— …ть кто? Я… — (Снова помехи.) — …кое-что сделал… — (Шипение, треск.) —…на «Соко…»
— Похоже, лучше бы нам поспешить к «Соколу», — говорит Соло.
Джом ждет их на «Соколе Тысячелетия». И он не один.
Рядом с ним за голошахматной доской сидит сенатор Ритало с Фронга. Руки фронга — длинные, голубые и усеянные присосками — связаны чем-то наподобие электрического провода. Лицевые трубочки дрожат и дергаются, большие черные блестящие глаза сужаются при виде вошедших. Джом сидит, обняв сенатора одной рукой. Волосы бывшего спецназовца растрепаны, по всему видно, что он на грани: еще немного — и из него посыплются искры, словно из поврежденной проводки. «Вполне могу его понять, — думает Синджир. — Мы ведь целую планету готовы сжечь ради спасения тех, кто нам дорог, — разве не так?»
— Джом, — медленно, будто обращаясь к ребенку, говорит Синджир. — Что ты сделал?
— Ничего особенного, — отмахивается тот. — Ладно, может быть, спровоцировал мелкий межгалактический инцидент. Может быть. Но наверняка ничего такого, чего нельзя было бы простить и забыть.
— Джом…
— Ладно, ладно. Я вскрыл пома-капсулу и выволок из нее достопочтенного сенатора Ритало. Этот толстопузый изменник вопил и пинался, да еще и комлинк мне сломал. Но потом сенатор рассказал мне кое-что по-настоящему интересное, — пожалуй, вам всем стоило бы это услышать.
Все взгляды устремляются на Ритало.
Фронг продолжает молчать. Джом врезает локтем в бок сенатору:
— Ну давай, прилипала. Расскажи им все, что рассказал мне.
— Наши голоса купили, — говорит фронг на общегалактическом. Слова выскакивают из него с такой быстротой, что Синджир сперва с трудом их воспринимает. — По крайней мере, троих из нас: мой, Эка и Ваидо.
— Мы знаем, что Эку и Ваидо заплатили, — кивает Соло. Формально они не знали, но теперь это предположение выглядит вполне резонно. — А что получили вы?
— Мне п-предложили сделку, — запинаясь, отвечает фронг.
«Сделку?»
Синджир наклоняется к нему:
— А другие двое? Ним Тар и Сорка? Что они получили за свои голоса?
— Им… угрожали. Забрали ребенка Нима Тара. И джербу сенатора Сорки.
Синджир бросает взгляд на остальных:
— Джербу? Просветите, пожалуйста.
— Это такое… гладкошерстное животное, — отвечает Соло. — На них можно ездить, можно их доить, забивать на мясо. Есть целая субкультура заводчиков — я как-то доставлял парочку с Татуина для частного продавца. Лично мне кажется, что они уродливее, чем задница бритой банты, но это чисто мое мнение.
«Сорка отдала свой голос, потому что у нее забрали призовое животное, — думает Синджир. — Очаровательно! Насколько же и впрямь хрупка демократия!»
— Кто это сделал, сенатор? — спрашивает он у Ритало.
— Я… не могу сказать.
Джом, похоже, готов снова вогнать локоть под ребра фронгу, но Синджир жестом останавливает его, покачав головой, и приседает перед Ритало.
— Сенатор, — спокойно и медленно произносит Синджир, хотя в голове у него лихорадочно сменяют друг друга подстегиваемые страхом за Кондера мысли. — Мне нужна ваша помощь. Мой друг пропал, и, полагаю, виной тому некто, потребовавший вашего голоса. Вам предложили какую-то сделку?
Фронг с неохотой кивает, и трубочки на его лице сворачиваются от страха.
— Н-новая Республика пока не обеспечила безопасность Внешнего Кольца. Фронг ос-стается уязвимым. Отдав свой голос, я получаю защиту для моей планеты и моего народа. Понимаете? Новая Республика н-не может позволить себе взять нас под свое крыло… пока не может, и у нас нет кораблей, нет флота…
«Это не сделка, — думает Синджир. — Это крышевание».
И это значит…
— Преступники, — говорит Синджир. — Вы отдали свой голос преступникам.
— Д-да.
— Кому?
— Я…
Ответ повисает в воздухе. Впрочем, ничего удивительного — сенатор знает, у кого здесь власть. Синджиру нужна власть. Ему нужен рычаг воздействия.
И на помощь ему приходит небольшая ложь.
— Я близок к Канцлеру. Я ее советник. Могу вас заверить, что мы немедленно распространим защиту со стороны Новой Республики на вашу планету. Мы не оставим вас без помощи, но только если вы согласитесь. Если вы сообщите мне то, что я хочу знать, мы вам поможем. Если вы откажетесь — для вас все кончено. Можете забыть о членстве в Сенате. Ваша планета станет добычей чудовищ, а мы только и сможем, что грустно помахать вам ручкой на прощание. Ваш народ покроет вас позором за то, что вы его подвели. Хотя вашей вины в том нет, ситуацию нужно исправлять, так что либо вы нам поможете, либо двери закроются и для вас не останется ничего, кроме изгнания.