И тут он замечает три вещи.
Первое: Вартол ни разу не поднялся с кресла. Странно. Обычно принято вставать и приветствовать гостей, как бы ты их ни презирал, — особенно среди оришенов, привыкших жестко следовать протоколу.
Второе: Вартол держит в левой руке чашку с дымящейся темной жидкостью, но его правая рука все это время остается под столом.
Третье: на столе, напротив оришена, виднеется едва заметное мокрое кольцо, словно оставшееся от стоявшей там второй чашки.
Синджир смотрит на след от чашки, затем на Вартола. Сенатор не спускает с посетителя глаз и наверняка заметил его взгляд. Возможно, стоит подтвердить его подозрения.
— У вас был гость? — спрашивает Синджир.
— Не твое дело, имперец.
— Нет, конечно. Вы правы. — Сенатор уходит от ответа. Синджир понимает язык тела, который не особо зависит от расы, пола и возраста. Вартол не просто что-то скрывает — тайна будто спрятана у него под кожей, угнездившись там, подобно личинкам, и не дает ему покоя. Он не хочет, чтобы его секрет всплыл наружу. И Синджир решает ковырнуть коросту, чтобы взглянуть, пойдет ли кровь. — И все-таки… почему бы вам не рассказать? Мы ведь друзья? Я не проболтаюсь.
Вартол сидит молча, даже не шелохнувшись. Синджир склоняется над корзинкой с фруктами. Между ними стеной стоит тишина.
Внезапно стена рушится. Вартол откидывается назад, выбросив вперед руку с зажатыми в когтистых пальцах бластером. Синджир смотрит в дуло короткоствольного канджийского пистолета…
«Такими любят пользоваться преступники».
Раздается выстрел, но Синджир поворачивается боком, и заряд попадает в дальнюю стену. Сам он безоружен — «Проклятье, Синджир, всегда надо брать с собой бластер, когда связываешься с политиками!» — поэтому приходится хватать то, что подворачивается под руку.
Корзинку.
Подсунув длинные пальцы под дно, он швыряет подарок в сторону оришена. Вартол отбивает корзинку, и фрукты разлетаются во все стороны. Синджир бросается на сенатора сквозь брызги сока пта. Очередная вспышка, и Синджир ощущает резкий удар. Голова его дергается назад, он чувствует запах крови и паленых волос. Перед глазами все плывет, пол уходит из-под ног. «В меня попали». Мысль попахивает абсурдом, поскольку он вполне уверен, что попали ему в голову, после чего обычно долго не живут.
Вартол склоняется над Синджиром, который отчаянно пытается сфокусировать взгляд. Бластер снова поднимается…
Пальцы Синджира шарят по полу, натыкаясь на что-то мокрое и склизкое…
— Слишком поздно, — говорит Вартол. Непонятно. Что поздно?
Вновь раздается выстрел. Синджир перекатывается на бок, и энергетический заряд пропахивает борозду в полу рядом с его головой. В ухе звенит, щека горит, по другой стекает что-то склизкое…
Выбросив руку вверх, он швыряет зажатый в ней предмет.
Плод пта попадает в физиономию Вартола и, истекая соком, плюхается на пол. Челюсть сенатора выдвигается вперед, и он резко выдыхает, прочищая носовые щели от сока.
— Фрукт тебя уже не спасет.
— Нет, — отвечает Синджир. — Но зато он тебя отвлек.
Вартол издает удивленный звериный рык — в его плечо прилетает лазерный луч. Крутанувшись волчком, сенатор с грохотом падает рядом с собственным креслом. Возле него разбивается упавшая со стола чашка. Короткоствольный бластер валяется на полу. На него наступает Кондер, в его руке тоже бластер.
Быстрым движением ноги он отправляет пистолет в сторону Синджира, который хватает его и с трудом встает.
— Мне что, попали в голову? — спрашивает он Кондера.
Кондер широко распахивает глаза, рот его испуганно округляется. «Что ж, пожалуй, вот и ответ», — думает Синджир. Рука его тянется к голове, и он видит на ладони собственную кровь. Часть ее уже запеклась и липнет к пальцам. Выстрел скользнул по коже, оставив начинающуюся у виска царапину.
— Син, думаю, ничего с тобой не случится…
— Со мной точно все будет в порядке. Чего нельзя сказать о моих вполне себе роскошных волосах. — Он делает несколько шагов и встает над Вартолом. — Эй ты. Отвечай.
— Умри, имперская дрянь!
Синджир нацеливает бластер и стреляет сенатору в колено. Тот громко воет.
— У меня появилась мысль. Я не стану тебя убивать, поскольку я теперь хороший парень и нужно поддерживать внешнее приличие. Но я буду отстреливать от тебя по кусочку, пока не останется одна говорящая голова. Зачем ты достал бластер? Что ты прячешь?
— Я же сказал — уже слишком поздно.
— Что — поздно?
— Я уже не могу его отменить.
Синджир стреляет в другое колено. Вартол ревет и, резко приняв сидячее положение, словно захлопнутая книга, хватается за колено. Между его пальцами пузырится фиолетовая кровь.
— Кого отменить? Что ты…
Сперва Синджиру кажется, что раздался далекий раскат грома, но гром сменяется низким гулом — так могло бы урчать в брюхе голодного чудовища. Затем следует взрыв, от которого сотрясается все вокруг.
— Что ты сделал, Вартол? Что ты сделал?
— Жертвы порой необходимы, имперец, — сквозь смех отвечает Вартол. — Порой зараза распространяется настолько, что для спасения тела приходится отрезать конечности. Так поступили на Орише. Империя была раковой опухолью Галактики. И точно так же Мон Мотма была раковой опухолью Республики.
«Была раковой опухолью.
Была».
— Ты не мог… — шипит Синджир.
Вартол лишь рыдает — но, как прекрасно понимает Синджир, не от горя, а от облегчения.
Отступив на шаг, Кондер закатывает рукав, под которым вместо чего-нибудь маленького вроде комлинка оказывается настоящее технологическое чудо, позволяющее не только проникать сквозь запертые двери, в программы дроидов или в другие подобные штуки, но и подключиться к различным каналам — Голосети, орбитальному контролю, «Новостям Новой Республики» и, естественно, переговорам местной службы безопасности. Он выставляет нужную частоту…
На фоне помех раздается голос:
«…код четыре-два-четыре, повторяю: код четыре-два-четыре, сообщение о взрыве в северной башне здания Сената. Код четыре-два-четыре…»
«Нет, нет, нет… — проносится в голове у Синджира. — Не может быть». Он направляется прямо к выходу и спускается по трапу в ангар. Этот ангар, как и все остальные, расположен высоко над заливом, и отсюда легко разглядеть центр Ханны, где стоит Сенат.
Кабинет Мон Мотмы, в котором Синджир побывал всего несколько часов назад, расположен в возвышающейся над зданием башне.
В ней зияет дыра. Даже с такого расстояния видно повисшее в воздухе облако пыли и мусора, белая пермакритовая стена покрыта копотью и следами пламени. Из дыры вырывается дым.
Канцлер. Она была там…
Он оставил ее одну…
Развернувшись, Синджир возвращается внутрь корабля, подняв пистолет, и, пробежав мимо Кондера, падает на колени у груди Вартола и с такой силой прижимает дуло бластера ко лбу сенатора, что едва не проламывает покрывающий его голову жесткий панцирь.
— Ты ее убил.
— Я должен был это сделать, — каркает Вартол.
— Ты за это поплатишься.
— Давай. Прикончи меня. У меня нет будущего. Но я пожертвовал собой ради того, чтобы сделать Галактику лучше. Канцлер Мон Мотма больше не сможет распространять заразу по пускающей ростки Новой Республике. — Вартол приподнимает голову. — Ну, стреляй же! Трус!
Синджир, рыча, отводит бластер. Грудь вздымается от распирающей его ярости, он чувствует себя словно готовая взорваться звезда. Но все же он сдерживается.
— Сегодня ты не умрешь. Тебя будут судить. Ты отправишься в тюрьму. Ты и твой народ будете навеки заклеймены как малодушные предатели.
Он смотрит на Кондера. Тот коротко кивает. Уступка, на которую пошел Синджир, подобна крошечному пятнышку света посреди внезапно омрачившегося дня, но ему только и остается, что держаться за нее изо всех сил.
Интерлюдия«Буйство Свободы»
Дредноут больше не носит имя «Аннигилятор», поскольку он ничего больше не аннигилирует. Теперь это флагманский корабль новой галактической нации, возникающей на задворках Галактики — в Диком космосе и за его пределами. Новое название корабля — «Буйство Свободы». Каждый волен понимать его по-своему, но Элеоди Маракаванья, пиратский капитан корабля и лидер новой безымянной нации злодеев и негодяев, выбрало это название в первую очередь потому, что ему, честно говоря, просто нравится, как оно звучит. Но еще и потому, что отныне корабль предназначен не для разрушения, а для созидания — нового правительства, новой нации, армады пиратов, которые готовы на все, чтобы создать нечто устойчивое и неизменное.
Большинство пиратов грабят, чтобы выжить и сражаться дальше. Иногда они откладывают трофеи про запас. Но Элеоди хочется чего-то большего, чего-то постоянного. Империя мертва, а Новая Республика не справляется со своей задачей. Остаются щели, в которые, словно дуновение ветра, может проникнуть Элеоди, прячась в возникших пустотах и разрастаясь, подобно армии призраков.
Сейчас оно стоит у одного из тысяч иллюминаторов «Буйства Свободы», глядя на свою разношерстную нацию кораблей, нацию без планеты, но, возможно, таковая и не понадобится. «Звезды — вот наша нация, — думает оно. — Мы сияем, подобно тысячам солнц, а наши души черны, точно бездна, сквозь которую мы летим». Рядом с Элеоди стоит девушка по имени Картесса. Она обрита наголо, щеки ее грязны от работы в машинном отделении. Эта работа — ее собственный выбор, поскольку она честно заявила, что хорошо разбирается в двигателях.
— Флот растет, — говорит Картесса.
— С каждым днем, — с гордостью кивает Элеоди. Их флот теперь составляют два десятка кораблей, не считая старых истребителей, которые они подняли на борт и модифицировали, перекрасив в цвета своей новой нации из Дикого космоса — красный, желтый и черный. Половину кораблей они угнали сами, а другую привели пираты и беженцы, которым некуда податься, — они видели, как защита со стороны Империи испарилась, и они боятся прихода Новой Республики законами ее законов.