— Тогда мне… начинать?
— Начинать?
Она прикусила губы и приобняла свою левую руку. Последняя привлекла моё внимание, точно магнит. Ладонь служанки были забинтована; от неё доносился сладкий запах, который заставлял содрогаться всё моё естество. Наконец я увидел серебристый ножик, мелькавший у неё на поясе в горячем сиянии свечи, и «понял».
— Не стоит… В данный момент я не голоден. Лучше принеси мне мою одежду.
— Х-хорошо, как скажите, — с лёгким облечением сказала Эстель и едва ли не бегом выскочила в коридор.
Через десять минут она вернулась и принесла жилетку и штаны. Я хотел одеться самостоятельно, однако вскоре почувствовал предельную слабость, которая пронизывала мои мышцы. Мне с трудом удавалось держаться на ногах, собственные пальцы меня не слушались. Я смог снять белоснежный саван, но справиться с грубыми пуговицами образца восемнадцатого века оказалось выше моих сил.
Впрочем, для Эстель с её раненой рукой они тоже представляли определённую преграду, а потому следующие несколько минут оказались для нас предельно неловкими.
Когда девушка стала прямо передо мной, я отчётливо услышал, как стучит её сердце, разгоняя по венам шумящую кровь. После этого острые клыки стали упираться в мои губы.
Наконец одевшись, я направился в коридор. Эстель побрела за мной, подчёркивая своей свечкой мою сутулую тень.
Через некоторое время мы прошли в другой, более просторный зал этого подземелья, в котором тоже располагались каменные гробы…
46. «орден света»
Через некоторое время мы прошли в другой, более просторный зал, в котором тоже располагались каменные гробы. К этому времени я уже догадался, что именно представляет собой это подземелье — склеп.
Главный зал был обставлен достаточно удобно. Здесь были стул, стол, на котором лежали всевозможные бумаги, а также перо и чернильница, тусклая свечка и сундук с одеждой и припасами. В общем, всё необходимое для создания полноценной тайной базы, наподобие тех, в которых угнетённые с начала времён прятались от своих угнетателей.
И всё же, что именно случилось, что Леон оказался в таком прискорбном положении? И где Тали?
Стоило мне вспомнить юную девушку с длинными чёрными волосами, и я почувствовал болезненное покалывание на сердце. Я присел за стол и серьёзно задумался; затем стал разглядывать бумаги.
Я не мог сразу прочитать воспоминания своего носителя, если последний обладал свои характером и был чем-то большим, нежели моим протеже. Мне нужны были зацепки, ниточки, потянув за которые я смогу приподнять пространную сеть воспоминаний; именно поэтому в конце своего прошлого визита я наказал Луи вести дневник.
Одна проблема: теперь эта книжка представляла огромную ценность; нельзя было допустить, чтобы она попала в чужие руки, а потому Леон закономерно попытался её спрятать.
Куда?
Я перелистал бумаги; затем откинулся на спинку стула и задумался. С Натаниэлем было проще. Последний всегда оставлял свой журнал в первой полочке слева своего рабочего стола.
Я покосился на Эстель, которая в это время усердно вытирала пыль с могильного камня, стараясь не смотреть на своего господина.
Вдруг в моей голове сверкнула искра.
Я поднялся, подошёл к третьей могиле с правой стороны, подвинул громоздкую каменную крышку и достал изнутри записную книжку.
С выражением триумфа на лице я вернулся за стол и погрузился в чтение.
И так; с момента моего прошлого визита прошло пять лет. Не так и плохо, на самом деле.
Период это был довольно насыщенный. Леон истово исполнял мои наставления. Он вообще довольно трепетно обращался к моей персоне в своих записях, считая меня могущественным и опасным призраком древнего вампира. В самом начале он спрашивался, как ему следует обращаться к моей персоне: «ваше святейшество» или «ваше темнейшество»? Последний вариант он взял из книжки про вампиров и применял без толики иронии.
Ожидаемо от мошенника и лизоблюда. Зато стиль письма у него был более информативный, чем цветастая проза раннего Натаниэля.
Собственно, что случилось за последние пять лет? Много чего. Первые золотые годы прошли относительно неплохо. Леон использовал своё новоявленное влияние на королеву и постепенно расширял свою вампирскую клику. Он был избирателен и обращал только тех, кто действительно был достоин обращения, и всегда ставив во главу угла лояльность своих пешек.
Он был достаточно опытным человеком, чтобы не пытаться сделать королеву своей любовницей, несмотря на сверкающую возможность подобного развития событий. Он предпочитал оставаться для неё таинственной и возвышенной фигурой, ибо понимал, что женщины намного чаще верны своему гуру, нежели мужчине; любовь — слишком сильное чувство, которое от ненависти отделяет единственная тонкая граница.
Леон старательно культивировал именно возвышенный образ — и добился успеха. Он даже придумал всевозможные ритуалы, призванные сплотить свой новоявленный кружок. Чего и следовало ожидать от старого мошенника — у него действительно имелся талант, чтобы стать образцовым предводителем культа.
За первые три года его секта вышла на мировую арену, сперва распространившись за пределы столицы, а затем и в другие государства. Но затем случилась странная вещь.
У неё появились конкуренты.
Это были другие вампиры. Менее собранные, дикие твари, которые нападали на крестьян и совершенно не заботились о соблюдении маскарада. Леон, сам растерянным происходящим и ощущавший на себе вопрошающие взгляды подчинённых, придумал оправдание, что это, дескать, другой старинный вампир строит против них свои козни и посылает собственных пешек.
В итоге данная отговорка оказалась даже слишком правдоподобной.
Казалось, таинственные «другие» действительно пытаются испортить им репутацию. Они приходили вечером, врывались в дома и пили кровь матерей, пока отцы и дети в ужасе и отчаянии пытались отлепить огромного бессмертного москита от женщины, которая бледнела прямо на глазах; они были глупыми, неразумными и бесконечно кровожадными.
И вот, пока правительство пыталось представить всё происходящее как страшную болезнь, человеческое бешенство, появилась другая группировка, которая стала называть происходящее тем, чем оно было на самом деле — нападением вампиров. Народные массы больше склонялись к последней версии. Она была не такая страшная. В эту эпоху чумы боялись больше, чем бессмертных кровопийц.
Потом случилось несколько примечательных и горячо обсуждаемых происшествий, когда очередное нападения зубастого монстра вдруг предотвращали люди в длинных белых мантиях, и наконец во всех городах и деревнях стали появляться объявления, в которых так называемый «Орден Света» набирал воинов для борьбы против порождений ночи.
Они рассказывали про ужасную опасность, которую представляют кровопийцы, и о том, как важно бороться против вампирической угрозы.
Ряды ордена стали возрастать в геометрической прогрессии. Молодые люди мечтали проявить себя в священной войне против монстров. Затем Орден, волей случая, спас семью влиятельного дворянина, защитил небольшой город от полномасштабного вторжения и наконец заимел политическое влияние. Его силы росли с невероятной быстрой; его стала поддерживать местная церковь, и к тому моменту, когда правительство опомнилось и догадалось, что необходимо нечто предпринять, было уже слишком поздно.
47. коллапс
Чем дольше ты откладываешь болезненную операцию, тем большую она представляет опасность.
Королева собиралась использовать тайную полицию чтобы уничтожить орден, однако на это ей нужно было разрешение своего тёмного владыки, Леона, слово которого было решающим во всех делах вампирского толка. В свою очередь последний был умелый шарлатан, но ему явно не хватало политической и тиранической хватки, чтобы пресечь эту проблему на корню. Он позволил ей вырасти в дерево достаточно высокое, чтобы с его ветки можно было свесить верёвку с узелком.
Наконец новоявленный орден стал охотится на только на диких вампиров, но и представителей нашей собственной фракции. Последняя в большинстве своём состояла из наивысшего дворянства, а потому это был рубикон, граница, и сам факт, что паладины ордена посмели перейти последний, и что простые люди, народ, их в этом поддержал, говорил о том, что проблема перешла в крайне запущенную стадию.
Когда орден ворвался к настоящему аристократу (пускай и вампиру) и устроил показательную казнь прямо на заднем дворике его поместья, случился политический кризис. В правительстве были те (наша фракция) кто говорил, что это было совершенно неправильно, и что следует немедленно покарать преступников наиболее жестоким образом; с другой стороны, представители более народной фракции утверждали, что «обращённого» дворянина больше нельзя считать человек и вообще живым существом, ибо у вампиров, как показала практика, не бьётся сердце, а потому в крайнем случае мы имели дела с непристойным поведением в отношении умершего.
Некоторое время положение дел спасала королева. Она всегда была решительной женщиной и обладала огромным влиянием на политику своего государства. Тем не менее, власть ордена распространялась за его пределы. Всего через два года после первого своего появления они смогли заполучить поддержку нескольких прочих герцогов и королей, благодаря которым казна ордена смогла потягаться с казной полноценного государства. Их ресурсы были почти безграничны, и сами они использовали их без всякого стеснения, всюду пытаясь протянуть свои щупальца.
Королева была последним препятствием у них на пути.
Они решили от неё избавиться.
Как?
С помощью революции.
На очередном заседании парламента приспешники ордена предложили закон, согласно которому каждого человека обязательно нужно было проверить на вампиризм. Королева наложила вето на это предложение. Тогда в зал совещаний неожиданно прибежал взволнованный посланник. Он принёс страшную весть: вокруг здания парламента собираются вооруженные люди!