Князь улыбнулся и проговорил:
– Приветствую тебя, боярин. Наслышан о твоих подвигах. Теперь ты, стало быть, здесь?
– И тебя приветствую, князь. Я там, куда меня государь послал.
– Вестимо, так.
Подъехал Сухой, спрыгнул с коня, сорвал шапку.
– Доброго здравия, князь Иван Петрович.
– Доброго. Ты станичный голова?
– Он самый, князь. Милости прошу на село, ко мне в дом. Нечего на улице торчать. Скоро стемнеет, да и туча с запада идет, быть дождю.
– Я ненадолго. Не суетись. – Шуйский повернулся к Бордаку и скорее наказал, чем попросил:
– Отъедем, Михайло Алексеевич!
Они продвинулись ближе к реке, оттуда были видны укрепления.
Шуйский оценил их и сказал:
– Неплохо сделано. Дмитрий Иванович Хворостинин говорил, что ты и наряд имеешь.
– Не только я, но и князь Парфенов. Он Колчин брод прикрывает.
– Знаю.
– Извиняй, Иван Петрович, а у вас на Сенькином что?
– А чего там может быть? Брод как был, так и есть. Мои три сотни закрывают его.
Бордак взглянул на князя.
– А не маловато людей, Иван Петрович?
Шуйский улыбнулся и спросил:
– Что, подбросить можешь?
– Откуда у меня? А вот у тебя целый сторожевой полк. Почему ты только три сотни к броду вывел?
Взгляд первого воеводы посуровел.
– Ты, Михайло Алексеевич, задание свое знаешь?
– Конечно.
– Так вот и исполняй его. А я буду делать то, что должно мне.
– Извиняй еще раз, князь. Непонятно мне. Орда идет больше прошлогодней, а… ну да ладно, ты прав, каждый должен делать свое дело.
– Ты мне, Михайло Алексеевич, расскажи об отряде Галдан-бека.
– Так вот зачем ты приехал. Ну что ж. Мы с князем Парфеновым смотрим за беком. По нашим подсчетам выходит, что у него не менее трех тысяч басурман, в основном ногайцев. Коней еще больше. Обоз огромный, стада баранов. Нехристи уже два дня на том месте стоят, и пока нет никакого намека на продвижение дальше.
– А коли пойдут они дальше, то упрутся в дорогу, что подходит к Сенькиному броду с правой стороны, так?
– Точно так.
– Ясно. Выжидают, чем закончится попытка перелаза основной орды у Серпухова.
– А ты не знаешь, что там да как?
– Поганые рвутся на левый берег, а там сильные укрепления и наряд. Наши по ним из пушек палят, пищалей, луков. Сегодня отряды Девлета дважды высаживались на левый берег, но конница Дмитрия Ивановича порубила их. Сейчас там, наверное, все стихло. Если Девлету и завтра не удастся переправиться у Серпухова, то он пойдет к Сенькину броду и еще куда-нибудь. Всей ордой больше пытаться перелезть через Оку не будет. Где выбрано другое место, пока неизвестно. Но мы это узнаем.
– А к нам ты, Иван Петрович, по какому делу приехал? Ведь коли не спросил бы я, ты и не сказал бы о делах у Серпухова. Да и о войске Галдана сам узнать мог.
– Тут, Михайло Алексеич, дело такое. Конечно, поехал я сюда не за тем, чтобы рассказать тебе о делах собаки Девлета и поглядеть на твои укрепления. Я обязан предупредить тебя, князя Парфенова и всю вашу малочисленную рать…
– О чем предупредить?
– Скажу, только поначалу ответь, сколько басурман единовременно могут перелезть через Колчин и Рудов броды?
– До сотни тут и там. Больше не получится.
– Вы к этому готовы?
– Как только разведочные отряды вернем.
– Понятно. Теперь скажу. Коли басурмане ринутся на Сенькин брод, то первые налеты мы отобьем, не дадим перелезть. Потом тот мурза, который выведет туда рать, пушки выставит. Нам станет труднее обороняться, мы выстоим, но отойдем сами. Таков замысел главного воеводы. Наш противник пойдет за Оку, пошлет отряды к Рудову перелазу и Колчину броду. Вот здесь пропускать крымчаков будет нельзя. Тебе и Парфенову придется стоять насмерть, покуда не прибудет гонец и не передаст наказа на отход. Он же скажет, куда идти дружинам. Мужики пусть отправляются в лес к бабам, детишкам и старикам своим. Убежища, надеюсь, подготовили?
– Да.
– Вот что я хотел сказать тебе.
– Эх, Иван Петрович, чую, воевода Воротынский решил закрутить такую карусель, которую крымчаки еще не видели.
Шуйский в который раз улыбнулся.
– Напомню, что об этом думал государь вместе с боярином Воротынским. В прямом сражении нам крымчаков не одолеть, вот и приходится кружить. Не удивляйся, что еще до отхода встретишься с Дмитрием Ивановичем.
– Думаешь, он появится?
– Должен. Но больше ни слова. Ты задание понял?
– Понял, Иван Петрович. До получения наказа от гонца держать переправы намертво.
– Верно.
– Одно смущает, князь.
– Говори, что.
– Дружина придана передовому полку, а начальствуешь нами ты, воевода сторожевого полка.
Шуйский достал свиток, передал его Бордаку.
– Читай, Михайло Алексеевич.
Это была царская грамота. В ней подтверждалось то обстоятельство, что особая дружина придана передовому полку, но было также указано, что по мере надобности начальство под ней может временно перейти к первому воеводе сторожевого полка князю Шуйскому.
Михайло вернул грамоту и сказал:
– Ясно.
– Запомни, я могу только временно начальствовать над вами. Так и будет. Только на время обороны перелазов. Дмитрий Иванович знает об этой грамоте.
– Что ж, будем исполнять наказ. Признаюсь, князь, голова кругом. Обычно Сенькин брод мы держали до последней возможности, теперь же после упорного сопротивления должны оставить его. Странно все это.
– А ты меньше о том думай, Михайло Алексеевич.
– Легко сказать, когда мысли сами лезут в голову.
– На ночь выпей винца хлебного, пройдет.
– Сейчас это недопустимо.
– Дело твое. Смотреть укрепления не буду, знаю, ты и Парфенов озаботились этим крепко, поеду обратно. Надо за ночь кое-что еще сделать у брода. А ты сейчас же езжай к Парфенову и передай ему наш разговор. Но больше никому. Ни станичный голова, ни десятники дружины не должны знать о нем. Только князь Василий.
– Об этом ты мог и не говорить.
– Бывай, боярин. Глядишь, еще и встретимся на Москве.
– Отчего не встретиться? Тогда и вина хлебного вдоволь выпить можно будет, погулять на славу.
– Далеко еще до гулянки. Но все, поехал я.
Бордак отправился в Колчинку.
– Что случилось, Михайло? – спросил Парфенов.
– Разговор есть, Василий.
– Ты отдай коня ратнику, и пойдем в горницу. Позову туда станичного голову.
– Не надо никого. Разговор наш никто не должен слышать.
– Даже так? Значит, дело серьезное.
– Серьезное, Василий.
Парфенов наказал ратникам никого не пускать в дом. Воеводы поднялись в горницу, сели на лавки у стола.
Бордак расстегнул ворот рубахи, увидел бадью и чашу у стены.
– Вода свежая?
– Только из колодца принесли.
Бордак напился, устроился на прежнем месте, взглянул на Парфенова и сказал:
– Недавно ко мне в Ванькино приезжал воевода сторожевого полка.
– Князь Шуйский? – удивился Парфенов.
– Да, Иван Петрович. Потому-то я и здесь, у тебя.
– Говори, Михайло, я слушаю!
Бордак рассказал другу о том, что узнал от воеводы сторожевого полка.
Парфенов выслушал его и воскликнул:
– Это что же получается? Наши крепко держат переправу у Серпухова, а по Сенькину броду решили пропустить орду?
– И не только по Сенькину. Где-то еще. Да и нам будет наказ отойти.
– Ничего не понимаю. Полки вполне могли долго держать крымчаков на перелазах.
– Согласен, Василь. Но ты не подумал о том, что и наша рать при этом понесет большие потери. Иначе на войне не бывает. Думаю, Михайло Иванович Воротынский желает сохранить основные силы, при этом нанести Девлету существенный урон.
– Я понять не могу, что замыслил Воротынский. Раньше такого никогда не бывало.
– Не забывай, Василь, что Воротынский делал это по подсказке царя. А Иван Васильевич – замечательный полководец. Он-то точно знает, чего хочетг и как этого добиться.
Парфенов покачал головой и спросил:
– А нам знать не положено?
– Зачем? Наше дело простое. Получил наказ, исполняй его!
– Ты прав. Вина выпьешь?
– Нет.
– Гонец от разведчиков сегодня был?
– Был. У басурман все по-прежнему.
– Удивляюсь я. Они даже к реке своих людей не высылают. Будто и не интересно им, что тут происходит. А ведь о Рудове перелазе и Колчином броде наверняка знают.
Бордак вздохнул и произнес:
– Значит, Теребердей уверен в том, что если орду постигнет неудача, то по Сенькину броду он пройдет непременно. Возможно, даже той ратью, которая стоит в поле.
– Нет. Эту рать полк Шуйского не пропустит.
– У него всего три сотни.
– Все одно там оборону долго держать можно.
– Чему быть, того не миновать. А пошлю-ка я людей к Сенькину броду, дабы видеть, что там будет.
– Не рано ли? Еще неведомо, чем закончатся бои на переправе у Серпухова.
– Ладно, решу потом. Вроде все тебе передал. Поеду на село. Поздно уже.
На следующий день обстановка не изменилась. Отдельная рать ногаев продолжала стоять в поле. Орда Девлет-Гирея так и не смогла сломить сопротивление русских полков у Серпухова. Ближе к вечерней молитве хан отдал приказ войскам отойти от реки. Потом он собрал военный совет, на котором наказал Дивей-мурзе прибегнуть к своему плану. Орда разделилась, в ночь пошла к Сенькину броду и к перелазу у деревни Дракино. Под Серпуховом остались две тысячи ратников для беспокойства русской обороны.
Воевода Михайло Иванович Воротынский тоже собрал военный совет, определил задание полкам и заявил о том, что убывает в Коломну. После совета он туда и двинулся. Его расчет полностью оправдался. Крымчаки действовали именно так, как Воротынский и предвидел. Теперь пришло время уничтожить их.
К Дракино отправился отряд князя Никиты Романовича Одоевского, насчитывающий чуть более тысячи двухсот ратников.
В ту же ночь, ближе к рассвету, в Ванькино и в Колчинку прибыли гонцы. Они сообщили воеводам, что ногаи снимают лагерь, собирают юрты, укладывают в повозки, запрягают коней, выстраиваются в боевые порядки, но пока еще остаются на месте.