Конец крымской орды — страница 46 из 60

– Доброго здравия, боярин, князь. Рады вновь видеть вас у себя.

– И тебе долгих лет, Василь, – ответил Бордак. – А скажи-ка ты нам, куда делся полк князя Хворостинина и стоял ли он тут?

– Стоял, и князь в Ступне был. А вчера в полдень быстро снялся и ушел.

– Куда? – спросил Бордак.

Гурдин пожал плечами и ответил:

– Это вопрос не ко мне. Едем в Ступню. Станичный голова Родион знать должен. Слыхали мы, что басурмане прорвались через Сенькин брод и перелаз у деревни Дракино, да еще у Серпухова отряд свой оставили. Так что наши полки теперь могут быть везде.

– У вас крымчаки появлялись? – спросил Парфенов.

– Были. Но немного, менее сотни. Два десятка в волчьи ямы залетели, остальные постояли малость и ушли.

– Значит, бой вы не принимали?

– Не с кем было, а готовились и поддали бы басурманам крепко. Очень уж Родион Толстой кручинился, что не довелось крымчаков с ногаями проклятыми побить. А чего в Ванькино, Колчинке?

– Там мы бились, – ответил Бордак. – На брод и перелаз более тысячи басурман вышли, но нам удалось устоять. Отошли мы только по наказу.

– Как же Сенькин брод наши не удержали?

– А вот это тебе знать не надо. Посылай гонца на деревню, чтобы голова нас встретил.

– Это мы быстро.

– Сам пойдешь с нами?

– Да, но один. Разъезду должно службу нести. Я его потом отыщу.

– Хорошо.


Скоро дружина подошла к воротам. Возле них стояли станичный голова Родион Толстой, его помощник Губан Кирьян, трое мужиков с бердышами да саблями.

Бордак и Парфенов соскочили с коней.

К ним подошел Толстой и сказал:

– Поздно вы ныне, боярин и князь. Я ждал вас с вечера. Ох, извиняйте, доброго здоровья вам.

– Тебе того же, Родион, – ответил Бордак и спросил: – Ждал, говоришь?

– Князь Дмитрий Иванович велел дождаться и кое-что передать.

– Передавай.

– Куда спешить? Второй воевода передового полка назначил дело вам на завтра, да и говорить тут неудобно. К тому же людей ваших надо на отдых определить.

– Опять на постоялый двор?

– Да, только теперь без обслуги.

– Почему так?

– Да бросил его Еремей, как подошли басурмане, в Калугу подался с семейством. Я, ожидая вас, поставил там охрану. Так что смело посылай туда три десятка. Коней на дворе за изгородью пусть держат. Остальные пусть заходят на деревню. Дозор подскажет, где встать. Вы же, воеводы, остановитесь у помощника, как и ранее.

Парфенов подозвал Огнева, дал наказ трем десяткам дружины идти на постоялый двор, остальным на село. Воеводы же проехали на подворье помощника станичного головы.

Жена и дочь Губана уже хлопотали у печи. Сам он ушел по делам.

Бордак, Парфенов и Толстой поднялись в горницу, сели на лавки.

– Говори, Родион, что передал нам князь Хворостинин.

– Чертеж у тебя с собой, боярин?

– А как же, без него нынче никуда.

– Разворачивай, показывать надо будет.

Бордак развернул карту.

– Поначалу я то передам, что мне князь рассказал, – заявил голова. – Как прорвались крымчаки через Оку, так князь Михайло Воротынский наказал всем своим силам идти вслед за ратью Теребердея-мурзы, беспокоить басурман. Ногаи так рванули к Москве, что далеко ушли. Поэтому и выступили полки ранее, нежели было намечено. Вам же князь Хворостинин велел догонять его полк. Коли завтра с утра выйдете, то, глядишь, к обеду и настигнете его. А идти вам надо вот по этой дороге до деревни Долгатово. – Станичный голова прочертил ногтем путь. – Там вас сам князь ждать будет либо кто из его людей.

Бордак кивнул и проговорил:

– Это понятно, но почему ночь ночевать, а не идти сразу же?

Толстой развел руки и ответил:

– Того не ведаю. Наказ был такой, выходить вашим дружинам утром в понедельник, двадцать восьмого июля. Того же дня прибыть в полк Дмитрия Ивановича.

– Ясно.

– Ну а ясно, то помолимся, поедим и на боковую. Кирьян! – крикнул Толстой.

В горницу зашел помощник.

– У тебя готово?

– Хоть сейчас ужин подавать можно. Да и вода в мыльне согрета.

Бордак поднялся.

– Да, помыться надо бы.

– Тогда я отведу вас в мыльню, а жинке с дочкой накажу стол накрывать. Вина не предлагаю, знаю, что не будете, не то время.

Утром дружина в сопровождении Гурдина отошла от Ступни. Проводник вывел ее на торговый путь, который с поля уходил в лес. Впереди шел головной дозор, состоящий из Пестова, Варги, Карася и Бартова, привычных к этому делу. Обоз прикрывали опричники Парфенова. В лесу Бордак решил выставить по сторонам дозоры, несмотря на то что здесь крымского войска быть не могло. Вся орда спешила на воссоединение с ратью Теребердей-мурзы у села Подол.

До деревни Долгатово было сорок верст. Это дневной переход. Но полки Хованского и Одоевского не собирались стоять на месте. Раз наказано преследовать ногаев да беспокоить их, то так и надо делать.

Головной дозор вечером подъехал к деревне, но заглядывать в нее не стал, остановился перед выходом на огромную елань, за которой через редколесье просматривалось поле.

Бордак подъехал к Пестову и спросил:

– Что, Иван?

– Разъезд, полтора десятка. Это не мужики, люди служилые.

– В Долгатово нас должен встречать сам Хворостинин либо человек от него.

– Значит, это разъезд князя. Обозначаем себя?

– Не надо, разъезд и без того заметил нас.

Чужие ратники разъехались по полю, встали полукругом. Впереди десятник.

Михайло наказал старшему дозора оповестить всю дружину, дабы она двигалась вперед только по его распоряжению.

– А кто знак подаст? – спросил Пестов.

– Я подам, потому как еду к старшему разъезда. – Он ударил коленями по бокам коня, и тот вынес воеводу на открытую местность.

Старший разъезда заметил это и поскакал навстречу.

– Приветствую тебя, боярин Михайло, – сказал опричник, едва сдерживая молодого, горячего скакуна.

– Откуда ты знаешь меня?

– Дмитрий Иванович описал и тебя, и князя Парфенова.

– Значит, ты от него?

– Так, боярин.

– Сам кто?

– Десятник Егор Пурга из охраны воеводы.

– Где сейчас Дмитрий Иванович? Наверняка уже далеко отсюда, так?

– Не дальше села, боярин.

– Так князь Хворостинин в Долгатово?

– Там.

– Что-то я полка его не вижу.

– Полк там, где надо.

– Почему князь тут остался?

– Это ты у него проведаешь.

– В Долгатово есть где встать на ночевку?

– Это тоже в деревне узнаешь.

– Что ты заладил одно и то же? То проведаешь, се узнаешь. Отвечать не можешь?

– Такого задания не имею.

– Смотрю, служака ты ретивый.

– А как иначе, боярин? Ведь судьба Руси решается.

– Ладно. Проведаю все сам. Ты нас сопровождать будешь?

– Нет, – ответил Пурга. – Я смотреть за подходами к деревне выставлен.

– Ну и смотри.

Бордак повернулся к лесу, взмахнул рукой.

Объединенная дружина вышла на поляну. Пурга тут же увел свой разъезд ей в тыл, смотреть дорогу.

Воеводы оторвались от своих отрядов и заехали в деревню. Дома тут стояли нетронутые. Видно было, что народ недавно покинул селение и укрылся в лесу.

У большого дома стояли опричники.

Воеводы подъехали к ним, и Бордак спросил:

– Князь Хворостинин в этой избе?

– Тут. А вы кто?

– Не знаешь?

– Знаю, но спросить должен. Так по службе положено.

– Передай князю, что боярин Бордак и князь Парфенов с дружиной и нарядом подошли.

Но охраннику не пришлось идти в дом.

Распахнулась дверь, и на крыльцо вышел воевода передового полка.

– Приветствую вас, друзья мои.

– Доброго здравия, князь, – ответил Бордак.

– Идемте.

Они прошли из сеней в светлицу, перекрестились на образа в красном углу. Из обстановки только стол, лавки, одна широкая у печи, застеленная периной, одеялом. На столе и на стенах горели свечи. Оконце было завешано.

– Садитесь. – Хворостинин указал на скамью, стоявшую напротив входа, сам устроился у оконца. – Проголодались поди?

– Есть такое дело, но коли надо идти дальше, то пойдем.

– Утром. Мой сотник разместит дружину в деревне, тут места всем хватит.

– Тогда наши начнут еду готовить.

– Их накормят. А мы перекусим позже. Для нас ужин готов, но сперва о деле поговорим.

– Добро.

Хворостинин взял со скамьи свиток, развернул его. Это оказалась карта.

– А дела у нас такие. Вам известно, что Теребердей ушел на реку Пахру, там и встал. Он не дергается ни влево, ни вправо, ожидает основной орды. После Теребердея Сенькиным бродом прошла крупная рать, ведомая царевичем Ширинбеком. В ней, по сведениям разведочных отрядов, от тридцати до сорока тысяч басурман: крымчаки, ногаи и черкесы. Охранный отряд в пять сотен ведет мурза Галимар. Рать Ширинбека не была подтянута к перелазу, и до Пахры ей идти не менее дня. Она сейчас недалеко отсюда. В поле ночует. Посему и мы остановились.

– На рассвете самое время ударить по стану басурман, – заявил Парфенов.

– Да, князь, но не по такому огромному. У нас в передовом и правой руки полках семь тысяч двести воинов, не считая вятичей на стругах, имеющих свое задание. Толку, что мы на рассвете ударим по ордынцам? Охранные сотни и сторожевые отряды мурзы стоят рядом. Мы появиться не успеем, как навстречу нам выйдет войско, числом не менее десяти тысяч. Сразу поднимется основная орда Ширинбека и Теребердея. Тем нападением мы только погубим полки, в лучшем случае положим десяток тысяч басурман. Для Девлет-Гирея это ничто, для нас – существенный урон, который ослабит все войско настолько, что в дальнейшем нам не удастся выполнить задумку царя Ивана Васильевича и князя Воротынского.

– И что за задумка?

– О том узнаете со временем.

– Но я слыхал, что передовой и правой руки полки должны беспокоить крымчаков. По твоим же словам получается, что задача состоит в том, чтобы идти следом за ордой, – проговорил Бордак.

Хворостинин улыбнулся и заявил: