Начальники поднялись и направились на выход из шатра.
– Князю Хворостинину и воеводе Чурко остаться, – сказал Воротынский, дождался, пока все вышли, и обратился к Дмитрию Ивановичу: – Хочу тебе отдельно задание объяснить.
– Да оно и так понятно.
– Я не говорил об особой дружине. Ты ведь держал бы ее в крепости, так?
– Да. Она придана моему полку, значит, ей место в гуляй-городе.
– Оставь дружину за крепостью.
Хворостинин с удивлением посмотрел на главного воеводу.
– Я не ослышался? Ты не намерен ввести ее в бой?
– У Молодей не намерен, Дмитрий Иванович.
– Ничего не понял. Ведь сражение будет здесь.
– Не только. Верю, что сдюжим мы против орды, разобьем ее основные силы. И тогда будет что?
– Крымчаки побегут!
– Вот! А куда побегут?
– Знамо дело, к бродам да перелазам, чтобы правым берегом Оки уйти в Дикое поле.
– Верно. Отсюда и задание дружине. – Он объяснил Хворостинину, что следует делать.
Тот наконец-то понял и этот замысел Воротынского, улыбнулся и заявил:
– Вот это очень хорошо.
– Я не буду звать боярина Бордака, определишь ему задание сам.
– Сделаю.
– Ступай, князь.
Хворостинин вышел, Воротынский взглянул на воеводу плавной рати.
– Вот и до тебя очередь дошла, Григорий Григорьевич.
– Слушаю, князь.
– Доложи-ка ты мне поначалу, где стоят твои струги.
Чурко подсел к карте, сориентировался.
– Вот здесь плавная рать. Два струга между Дракино и выходом к Серпухову, четыре от него до Каширы, выше Сенькина брода и перелазов у деревень, которые обороняла особая дружина.
– Наслышан о том?
– Как же. Наслышан.
– Продолжай.
– Два струга ниже по течению у Каширы. Сами суда средние, плоскодонные, длиной в полтора десятка саженей. Кроме гребцов да кормчих на них пушкари и обслуга, потому как на каждом борту установлено по пять полевых пушек, к ним заряды из дроба и мелко рубленного железа. Самое то для басурман, которые влезут в реку на переправах.
– Ясно. Теперь смотри, Григорий. – Воротынский указал на карте место между селом Марьино и деревней Ропша, в десяти верстах ниже Сенькина брода. – Вот тут, как сообщили мне верные люди в стане хана, запасная переправа крымчаков. Идя на Москву, они ее не использовали, берегли на обратный путь. По ней басурмане хотели гнать в полон людей наших, захваченных на Москве. Там стоит охрана, пять сотен ногаев во главе с беком. Туда в случае нашей победы побежит множество крымчаков, может, и сам хан. Тебе надо вывести к переправе два струга и поставить их за излучинами. Там ждать нехристей. Объявятся – бей их в воде и на суше.
– Но, воевода, с суши бить будут нас. Охрана перелаза наверняка успела там укрыться.
– Об этом не беспокойся. Эти сотни до выхода беглецов не причинят тебе вреда.
Воевода плавной рати пожал плечами.
– Добро, князь, сделаю. Сам буду на одном из стругов у этой переправы.
– До утра успеешь добраться до реки?
– Ночью уже у своих буду.
– Ну и ступай.
Отпустив Чурко, Воротынский перекрестился на икону, которую всегда возил с собой, и прилег на лежанку. И боев не было, а устал пуще прежнего. Наверное, от дум разных.
Хворостинин велел позвать в свой шатер боярина Бордака, князя Парфенова, сотников Гладина, Степана Петрова и Ефима Зуба из казачьего отряда. Ожидая их, он расстелил на столе карту.
Когда они явились, он указал им на лавки у стола и проговорил:
– Садитесь. Время позднее, но завтра его не будет вообще. В первую очередь доведу до вас решение военного совета.
Хворостинин сделал это, и Парфенов сказал:
– Все правильно. Ничего другого Михайло Иванович и не мог представить на совет.
– Ну чего мог и чего не мог главный воевода, мы обсуждать не будем. Поговорим о задании особой дружины и отрядов, приданных ей, начальники которых находятся здесь. Всем вам надо сойтись в единый отряд, который вместе с малым нарядом будет насчитывать более трех сотен воинов. Завтрашнее сражение мы непременно выиграем. Иначе погибнет Москва, а с ней и вся Русь. В таком деле Господь нас не оставит. Завтра дело пойдет так. Мы отобьем первые, самые многочисленные налеты крымчаков. Девлет-Гирей бросит на нас последние силы. В это время большой полк обойдет басурман и ударит им в спину. Ордынцы, измотанные боем, этого не выдержат. Хан вынужден будет объявить отход, если до того его тумены не побегут сами. А куда? Конечно, к Оке. Глядите на чертеж. Вот село Марьино, а вот деревня Ропша. Это в каких-то десяти верстах ниже Сенькиного брода. В прошлом году в них наведались ногаи, и эти селения были брошены. Басурмане прознали про местный перелаз. Мы его не перекрывали, но и крымчаки там не переправлялись. Наверное, хан берег этот перелаз, как и некоторые другие. Теперь его прикрывает отряд ногаев, состоящий из пяти сотен. Татары начнут отход к Оке, подойдут к этому перелазу. На их уничтожение выйдут струги плавной рати воеводы Чурко. Они же перекроют Сенькин брод, перелаз у Дракино, другие места. Но чтобы струги могли бить крымчаков в воде, их надо защищать с суши, обеспечить им безопасность выхода на прямой выстрел.
Бордак прервал Хворостинина:
– Другими словами, особому отряду следует пойти к этой переправе и уничтожить пять сотен ногаев, которые его прикрывают. Я верно понял?
Воевода передового полка кивнул.
– Верно, Михайло. Но после того, как побегут татары!
– А успеем ли мы дойти до переправы раньше их? Если татары побегут, то очень быстро.
Хворостинин посмотрел на боярина и заявил:
– А ведь ты прав, Михайло. Потерпев поражение, крымчаки, ногаи, да и прославленные янычары полетят к реке так, что не догонишь. Страх подгоняет. О том мы не подумали. Ладно я, но почему этого не просчитал главный воевода?
– У него без того дел полно. На воеводе генеральное сражение, а тут какой-то отряд в три сотни, пусть и особый, – сказал Парфенов.
– Скорей всего, так. Тогда я принимаю решение. Вам с рассветом идти туда, уничтожить заслон, переправиться, занять оборону на правом берегу. Тогда вы успеете и разобраться с ногаями, и сделать небольшое укрытие для пушек и пищальников.
Бордак кивнул.
– Это другое дело. Не сомневайся, князь, переправу возьмем. Только вот как нам установить сообщение со стругами?
– Они должны быть за излучинами. С ними воевода плавной рати, что говорит о том, какое значение придает князь Воротынский этому участку реки.
Тут голос подал сотник Гладин:
– А я догадываюсь, почему Михайло Иванович так цепляется за этот перелаз. Наверное, он считает, что там станет уходить сам хан. А что? Место тайное. В этом году ни крымчаков, ни наших там не было. Перелаз охраняется, наверняка готовы плоты и лодки. Хан понимает, что в других местах переправляться будет опасно. Ведь наши войска сядут на хвост и станут бить отступающих.
– Да, вполне возможно, – сказал Хворостинин. – В этом случае вам выпадет особая честь. Вы сможете захватить либо угробить верховного правителя Крыма. Значит, так и порешим.
– А коли не удастся завтра разбить хана и сражение затянется? – спросил Бордак.
– Тогда у вас будет больше времени на подготовку к обороне переправы.
– Это так. Все понятно, Дмитрий Иванович. Одно худо. Мы здесь в сражении участвовать не будем.
– У вас свое сражение впереди, не менее важное.
– Скажешь тоже, князь, не менее важное. Тут с ордой целой наши полки биться будут. Сотни тысяч воинов сойдутся в сечи, а что пять сотен прикрытия перелаза? С такими отрядами мы справлялись и меньшими силами, чем имеем сейчас.
– Все, время позднее, пора на отдых. Сна осталось – ничего.
Все встали, перекрестились на икону и вышли.
За ночь большой полк встал за гуляй-город, рать князя Хворостинина тайно вошла в крепость. На свои позиции ушли другие полки. Рассредоточение закончилось, когда луна пошла на восток. Все понимали, что будет решаться поутру. Мало кто спокойно спал в русских полках в ту ясную звездную ночь.
Бордак еще затемно наказал десятникам наряда Ивану Осипцу и Захару Боброву загрузить в телеги пушки, бочонки с порохом, ядра, мешочки с порубленным железом. Туда же сложили свои запасы пищальники. На две телеги ратники нагрузили недельный запас провизии.
Как только просветлел восток, вперед пошел головной сторожевой дозор в обычном составе. Старший Иван Пестов, с ним Осип Карась, Николай Бартов, Федор Ерга и гонцом Егор Ступа. За ними выступила дружина, потом наряд и сотни, выставившие фланговые дозоры, обоз под охраной казаков.
Подойдя к Молодям, Бордак отъехал в сторону, на возвышенность, посмотрел на гуляй-город и стан большого полка.
К нему поднялся Парфенов и спросил:
– Ты чего, Михайло?
Бордак вздохнул.
– Тяжко сегодня придется нашим, Василь.
– Так судьба всей Руси решается. Но князь Воротынский все верно рассчитал. У Девлет-Гирея нет других ходов, только прямой бой. А это… ну да не тебе объяснять.
Воеводы спустились с холма и догнали отряд, который уже миновал Молоди. От дозоров постоянно поступали доклады о том, что крымчаков они не видят. Это было объяснимо. Крымский хан сосредоточил для решающего сражения все свои силы, отозвал отряды и разведочные разъезды, в которых теперь нужды не было.
С рассветом загремели трубы и барабаны как в стане Девлет-Гирея, так и в гуляй-городе. Фланговые полки и большой соединились и приготовились к бою.
Хворостинин поднялся на верхний ярус северной стороны крепости, где были размещены полевые и тяжелые пушки. Прислуга уже заняла свои места.
К нему подошли князья Коркодинов и Сугорский.
– Утро-то какое пригожее, князь.
– Да, – ответил Хворостинин.
– Не видать еще орды?
– Рано.
– Ты будешь начальствовать отсюда? – спросил Коркодинов.
– Нет. Это ваше с Захарием дело, я буду с ратью. Сейчас вышел посмотреть место предстоящего сражения.
– Чего тут смотреть? Низина довольно ровная, широкая, но всю свою орду Девлет запустить не сможет. Для этого ему надо не поле, а степь. Низина окружена деревьями, за ними болота, реки. Пойдут они, как и ранее, туменами, да и это тяжко им будет.