– Это так, но все одно тревожно за наших.
– Конечно, тревожно, иначе и быть не может. Ведь решается судьба нашего государства.
Тут вдруг с запада донесся троекратный крик кукушки. Это означало, что сотня и разведка вышли по лесу к лагерю басурман.
Бордак с Парфеновым переглянулись.
– Быстро, однако, – проговорил князь.
Бордак кивнул.
– Значит, Василь, крымчаки не особо позаботились об охране своего стана. Да и идти тут – ничего, если и в глубокий обход, то все одно не более пяти верст выйдет, а до стана – две с небольшим. Пойду-ка я к казакам. Чего-то Ступа задержался.
– Давай, я посмотрю за лугом.
Михайло спустился в овраг, увидел гонца, сидящего на валуне. Два казака тянули его за ногу.
– Чего тут у вас? – спросил Бордак.
– Да посыльный твой, боярин, ногу подвернул, – объяснил казачий сотник Ефим Зуб. – Сначала думали, сломал, сверзившись с обрыва, потом поглядели, кость целая, сейчас вправляют.
– А я думал, где это Ступа.
– Тут он. Скоро бегать как жеребец молодой будет.
– Дай Бог. Он передал тебе задание?
– Да, стоять тут с дружиной, дождаться наказа и налететь на басурман.
– Верно.
К ним подошел десятник Огнев.
– Как дела в дружине? Обустроились в овраге? – спросил боярин.
– Да, воевода, шесть десятков уместились. Коням морды мешками закрыли, ратники рвутся в бой так, будто вину чувствуют пред теми, кто остался драться у Молодей.
– Нет ни у кого в том вины. Кому-то драться у Молодей, кому-то здесь закрывать перелаз.
– Может, повезет и хана заарканим?
– Может и такое быть. Вот только как отличить его? При отходе он наверняка натянет на себя одежду обычного воина.
– Но нукеров не уберет. Меньше сотни не оставит.
– Это да. Но поглядим.
– Значит, Лука, десяткам стоять и ждать наказа. Через Марьино пойдете вместе с казаками.
– Я слышал троекратный крик кукушки. Это значит, что сотня Андрея Гладина вышла из леса к стану?
– Да. Ладно, я на место. Будем выжидать покуда сотня Петрова зайдет к Ропше. Потом схватка.
– Закрепляться здесь открыто будем?
– Да. И на этом, и на том берегу. Но я все скажу в свое время.
– С Богом, воевода.
– С Богом, Лука.
Бордак вернулся в Марьино и спросил у Парфенова:
– Чего тут?
– Пока все по-прежнему.
Тут же над лесом и лугом пронесся крик кукушки.
– Так, – проговорил Бордак. – Сотня Петрова встала у деревни. Крымчаки окружены.
Он уж хотел подать сигнал на атаку, как началась смена охраны у плотов. Пришлось подождать.
В шатре начальника отряда прикрытия Кулчукбека находились он сам и его помощник и советник Фарид Сарби.
– Что-то сейчас у Молодей? – спросил бек.
Сарби отмахнулся.
– Девлет-Гирей разобьет русскую рать и возьмет Москву. У русских в два с лишним раза меньше воинов.
– Как знать, меня гложут сомнения. Не так воюют русские, как в прошлом году. Как бы Иван Грозный не переиграл Девлет-Гирея, еще в Бахчисарае объявившего себя хозяином московского трона. Мурзы его выходили в поход как на прогулку, не сомневались в том, что быстро разобьют русские войска.
– Да так оно и будет. Откуда после того, что было в прошлом году, русскому царю взять силы, чтобы противостоять самой большой за все походы рати крымского хана. У него и османов много, и янычар отборных, да и наших соплеменников.
– Ты забыл, что русские убили Теребердей-мурзу?
– А мы это видели? Слухи. У Теребердея два тумена. Это половина всего русского войска. Столько же сил у береговой рати Воротынского, которая собрана из полков, обычно оборонявших Москву.
– Ладно, Фарид, что-то в горле пересохло. Хочу кумыса.
Сотник крикнул:
– Баги!
Объявился слуга.
– Да, господин?
– Кумыса две чаши больших!
– Слушаюсь! – Слуга ушел за кумысом.
– Что-то кукушка раскричалась не в меру, – сказал Фарид.
– И что? – Кулчукбек развалился на подушках. – Тут лес, птицы много.
– Это так, господин, но эта кукушка кричала трижды с разных сторон.
– На что ты намекаешь?
– А если русский разведочный отряд подошел к переправе?
– Э-э, Фарид, откуда тут русским взяться? Сенькин брод и дальние переправы у поселений никто не охраняет, а про наш перелаз и вовсе забыли.
– Может, я все же посмотрю посты?
– Кумыса выпей.
Слуга внес две чаши.
Крымчаки выпили кумыс, и Сарби повторил:
– И все же я посмотрю лесные посты.
Бек махнул рукой.
– Ну если делать нечего, смотри.
Вскоре Сарби подошел к яме, устланной лапами сосны, остановился и оторопел. Дозорные сидели, прислонившись к стенам ямы. В груди у них торчали стрелы. Фарид икнул, пришел в себя и хотел было закричать. Но тут в воздухе прошелестела еще одна стрела, и он с пробитым горлом свалился к дозорным.
Медлить отряду Бордака больше нельзя было.
Когда со стороны леса и лагеря еще раз прокричала кукушка, он отдал команду:
– Вперед!
Надо лугом пронесся залихватский свист, и на ордынцев напала сотня Гладина.
Пешие воины срубили крепления юрт, завалили досками и войлоком ногаев, находившихся внутри, и принялись избивать их булавами.
Услышав крики, из шатра выскочил Кулчукбек.
Из ближних юрт выбежали ногаи и устремились к табуну, который пасся в центре луга.
Но от Ропши на них уже летела конная сотня Петрова. Она врезалась в пешую толпу между табуном и лагерем.
Кулчукбек бросился к шатру, но аркан, умело брошенный казаком, оплел его шею. Бек схватился за веревку, стараясь ослабить петлю. Дышать он мог, но больше ничего.
На нукеров и ногаев, выскочивших из юрт, налетели дружинники и казаки. Десяток Грудина порубил охрану плотов. Благодаря тому что воины Гладина завалили более половины шатров, на свободе оказались всего полторы сотни ногаев. С ними быстро разобрались ратники Петрова, дружинники и казаки. В живых остались только Кулчукбек и пара десятков ногаев.
Опричники подвели бека к Бордаку.
– Назовись! – наказал Михайло.
Кулчукбек прошептал что-то на своем языке.
– Прикидывается, будто не понимает? – спросил Парфенов, подъехавший к товарищу.
– А может, он и вправду не знает нашего языка?
– Знает, собака, наверняка в полоне держит наших. А ну-ка мы сейчас проверим. – Князь плеткой стеганул по физиономии бека.
Из рассеченной щеки пошла кровь.
– Ну как, разумеешь по-русски?
Бек злобно ругнулся.
– Не желаешь говорить. А так? – Парфенов выхватил саблю. – Сейчас я из тебя евнуха делать буду. Ты у меня мигом не только по-русски заговоришь, но и по-польски.
– Нет, не надо, буду говорить, – почти без акцента прохрипел побледневший бек.
– Вот это другое дело. – Князь вложил саблю в ножны, взглянул на Бордака. – Видишь, Михайло, сразу заговорил.
– Посмотрим, что скажет. Кто ты и зачем стоял здесь?
– Я Кулчукбек, родственник Теребербей-мурзы. Оставлен здесь после переправы у Сенькина брода, охранять этот перелаз.
– Если будет кому мстить. Какой тут перелаз?
– Спокойный. Только в двух местах глубина до седла, стремнина ближе к этому берегу. Наши люди пройдут, а для полонян есть плоты.
Бордак без размаха ударил бека.
– Это тебе, тварь, за них.
К ним подъехал десятник Рубач и доложил:
– Воевода, там по реке на лодке гонец воеводы Чурко подошел. Дело у него до тебя.
– Пусть подождет, я скоро. – Он бросил взгляд на ногайского бека. – Значит, пленников желаешь заполучить?
– Что теперь мое желание? Ты лучше отпусти меня, воевода, тогда тебе мстить никто не будет.
– Отпустить? – Бордак злобно усмехнулся, вспомнил Кафу, невольничий рынок, плачущих женщин, детишек, свист кнутов и плеток. – Хорошо, бек, я отпускаю тебя. – Он выхватил саблю и снес голову Кулчукбеку.
Парфенов едва успел отскочить.
– Ну ты и дал, Михайло!
– Получил, собака, что заслужил. Ты, Василь, займись тут приборкой. Тела ногаев в реку, пусть плывут, пока сомы не сожрут. Юрты и шатры убрать, а плоты оставить. После этого вели людям ожидать на лугу. Поговорю с гонцом воеводы плавной рати, обсудим, как оборону держать будем.
– Сделаю, Михайло.
Бордак прошел к реке.
По берегу ходил ратник.
– Кто ты? – спросил Бордак.
– А ты кто?
– А не слишком ли ты дерзок?
– В меру.
– Я воевода Михайло Бордак.
Гонец снял шапку, поклонился.
– Извиняй, я знал, кто ты, но должен был спросить.
– Ладно, с чем прибыл?
– Воевода плавной рати Григорий Чурко послал передать, что струги за излучинами. Выйти к переправе они смогут за малое время, пушки и пищали заряжены. Знак только надо подать.
– Что за знак?
– Это воевода возложил на тебя.
– Крик птицы вы за излучинами не услышите, значит, дым от костра.
– Угу, уразумел, дым. Тогда струги выйдут к перелазу и ударят по крымчакам. Сначала с одного борта, потом с другого. По реке. Можно, конечно, и по берегу, но тогда надо разворачиваться. А это опасно. У татарвы лучники очень метко стреляют.
– По берегу не палить. Хватит и по реке.
– Уразумел. Как только увидим дым, так выходим и бьем крымчаков на переправе.
– Да.
– Понял.
– Привет передай воеводе Чурко.
– Сделаю. – Гонец сел в лодку и веслом оттолкнулся от берега.
Бордак вернулся на поляну, и тут в лесу, на дороге, куда был послан дозор, раздались какие-то крики. Воины Гладина вскочили на коней. На луг вышел дозор, который на веревке тащил за собой татарина.
Старший доложил боярину:
– Трое крымчаков по дороге лесной к перелазу шли. На нас выбрели. Пришлось идти на сшибку. Двоих порубили, третьего, по одежде видать, старшего, живьем взяли.
Бордак соскочил с коня, подошел к пленнику.
– Кто такой? – спросил он на татарском.
– Асмар, десятник из тумена Зубар-мурзы.
– Чего сюда заявился?
– Начальник нукеров хана Батар-мурза послал.