Убедившись, что главные силы советско-монгольских войск начали наступление организованно и в отличном темпе, наша небольшая оперативная группа офицеров двинулась в предбоевых порядках первого боевого эшелона в последний путь второй мировой войны.
Со мной были офицеры оперативного отдела, начальник разведки полковник Чернозубенко, начсвязи полковник Зак, радисты и мои давние фронтовые спутники майоры Семенидо, Васильев, капитаны Чуланский, Тюлин и другие. Нас сопровождало подразделение охраны. Мы быстро обогнали полки кавалерийской дивизии генерала Коркуца и настигли передовые части.
Контрасты всюду и во всем. Десятки тысяч войск, советская боевая техника, бескрайние просторы пустыни Шамо — мертвой пустыни… Вот гроза пустыни — скорпион — самоотверженно бросается на гусеницу тацка, двигающегося ему навстречу. Хвост воинственно взметнулся над головой в готовности вонзить жало со смертоносным ядом в броню. Но проходит мгновение, и скорпион исчезает под гусеницами танка. А мне представилось: конная орда феодального князя Дэ-вана также будет раздавлена Конно-механизированной группой советско-монгольских войск.
Дорога, по которой двигался танк, на топографической карте значилась улучшенной полевой дорогой. Но даже богатое воображение не увидит ее в еле заметной тропе, пробитой копытами верблюдов. Этот караванный путь — немой свидетель многовековой истории русско-китайских торговых отношений. Он мог бы рассказать, как в далекие времена XVII века к границам Маньчжурии подошли русские землепроходцы и купцы. Они образовали торговые миссии и пустили первые караваны верблюдов с товарами. Шли из Верхнеудинска, через Кяхту, Маймачень (Алтан-Булак), через Ургу и дальше на Чэндэ. Затем направлялись к портам Ляодунского залива и в Центральный Китай. Веками протаптывали караваны верблюдов эти пути, но пустыня засыпала их следы. Люди были упрямы. Они ставили вехи, рыли колодцы, шли все чаще и чаще, караванные пути вновь воскрешались, и пустыня как бы привыкла к ним…
В первый же день мы не на шутку разуверились в точности карт. Они составлены в 1942 году по японским картам издания 1935 года, потому путаницы в них было с избытком. А когда в дальнейшем оказалось, что город Долоннор стоит именно там, где обозначен, в штабе шутили: «Значит, и Жэхэ может оказаться на своем месте».
В этих условиях резко повысились «акции» авиаразведки. Она ориентировала войска на местности и вела наблюдение за правильностью движения разведывательных отрядов и всех органов боевого обеспечения, веером развернувшихся по пустыне. Удаление их достигало пятидесяти и более километров.
Сведения, полученные от разведотряда, поисковых групп и авиаразведки, позволили сделать вывод, что паника в частях противника усиливается. По всему было видно, что они уже не имеют надежной связи и управления. Этим и объясняется, что отдельные подразделения и части, появлявшиеся в полосе наступления Конно-механизированной группы, не успевали организованно вступить в бой, оказывались разгромленными передовыми и боковыми отрядами и панически бежали в юго-восточном направлении.
Около полудня подъехали к скоплению автомашин. Представившийся нам молодой лейтенант Лобачев доложил, что его саперная команда расчищает колодец.
Я подошел к работающим. Обвязанный веревкой солдат, опустившись в колодец, наполнял ведра разжиженным грунтом. Ведра быстро поднимали на поверхность, а содержимое выливали на землю. Вокруг растекались потоки жидкой грязи.
— Зачем выбрасываете воду? — спрашиваю Лобачева.
— Какую воду? — удивился тот. — Эта грязь никуда не годится.
— Так вы пропустите ее через песочный фильтр и получите воду. Для заливки радиаторов она пригодна наверняка. А при хорошем фильтре подойдет даже для питья.
Лейтенант тут же приказал продырявить дно в двух ведрах. В эти своеобразные «сита» насыпали песок, а на него вывалили вынутую из колодца жижу. Жидкость, процеженную через первое ведро с песком, пропустили через второе «сито». Из него потекла относительно чистая вода. В крайнем случае ее можно было и пить.
Этот способ, усовершенствованный в дальнейшем, широко использовали в частях.
Однако уже в первый день наступления мы не смогли удовлетворить потребность в воде даже по крайне бедным нормам. Для оборудования новых колодцев не хватало строительных материалов. Правда, кое-что мы везли с собой, но этих запасов хватило лишь для ремонта имеющихся водоисточников. В результате войска оказались на голодной норме.
Многое теперь зависело от того, успеют ли высланные вперед отряды захватить родники и колодцы юго-западнее Нарто-Сумэ.
Движимые этой заботой, мы отправились дальше. По пути решили проверить, как развернулись зенитно-артиллерийские части, которые должны прикрыть с воздуха первый эшелон группы на очередном рубеже.
Мы знали о том, что в полосе нашего наступления и в прилегающих к ней районах противник располагает густой сетью аэродромов и взлетных площадок. Солнечные дни создавали условия для действий вражеской авиации.
Проверка еще раз убедила нас в том, что мы тоже имели прекрасно подготовленные советские зенитно-артиллерийские полки, истребительные авиационные части и авиационную дивизию МНР. Кроме того, в случае необходимости в интересах группы могла быть использована истребительная авиация 12-й воздушной армии маршала авиации С. А. Худякова (у нас находился его представитель с радиостанцией).
Машины тяжело идут по только что проложенной колее. Чтобы ослабить гнетущую тяжесть палящего зноя, увеличиваем скорость. Но упругий горячий воздух еще больше сушит губы, обжигает потное лицо и тело. Семенидо не выдерживает, тянется к фляге, но, взглянув на меня, только поправляет ее и облизывает потрескавшиеся губы. Все это невольно вызывает спазму в горле и тошноту. Невыносимо хочется пить.
— Вода-а! — раздается неожиданный, как выстрел, крик.
Мы выехали на холм и к великой радости увидели перед собой обширное озеро. До этого я много слышал о миражах в пустыне и боялся поверить своим глазам. Но на этот раз воду видели все, видели и что есть духу кричали: «Вода-а! Вода-а!». И я поверил сотням людей, видевшим перед собой воду. А она голубела и плескалась прямо перед нами, от нее несло свежестью и прохладой. Нет, эта чудесная водная гладь не мираж! К озеру быстро направились несколько автомашин. Мы с нетерпением ждали их. Вот когда сможем наконец вдоволь напиться, восстановить возимые запасы, залить машины. Многие авансом опустошали свои фляги. Но что это? Автомобили достигли берега и… раздвоились. Верхняя часть поплыла по волнам, хотя колеса продолжали двигаться по песку. Потом вдруг нижняя часть машин вынырнула из воды, «прилипла» к кузовам, и они, как в сказке, помчались по «водной глади». Пустыня Гоби преподнесла нам один из своих сюрпризов.
С тяжелой душой двинулись мы дальше. И снова пески, бескрайние сыпучие пески. А ведь где-то здесь должны быть позиции артиллерийского зенитного полка. Жестом останавливаю машину и выхожу, чтобы сориентироваться.
Пока рассматриваю карту, неожиданно появляется подполковник Шматков.
— Товарищ командующий, — докладывает Денис Иванович, — полк занял очередной рубеж и готов выполнить возложенные на него задачи.
Только теперь, внимательно всмотревшись в песчаные холмы, расположенные невдалеке от нас, замечаю едва уловимые приметы огневых позиций зенитного полка. У первой батареи нас встречают заместитель командира майор Н. Н. Булавин и начальник штаба капитан А. В. Исаев. В сопровождении их бегло осматриваю огневые позиции. Маскировка безупречна. Полк в полной боевой готовности, но чувствуется, что развернулся он недавно. Почему так поздно? Ведь наступление началось в два часа ночи?
— Полк занял этот рубеж в двенадцать часов, — отвечает Денис Иванович. — Часто приходилось на руках проталкивать машины и боевую технику через труднопроходимые участки. Да и на более благополучных продвигались с огромным трудом. Приходилось двигаться на второй и третьей скорости, моторы «съели» по две-три заправки горючего, а воду просто не успевали доливать в радиаторы — она мгновенно выпаривалась.
Все это, конечно, не было для меня новостью. Но в данном случае стало яснее, так сказать, материальное выражение гобийских трудностей. Истратить столько горючего, воды и при таком напряжении людских сил продвинуться за день только на шестьдесят километров — это не тот темп, который мог удовлетворить нас и обеспечить оперативные козыри в борьбе за время и пространство. Пока не было верной гарантии, что мы упредим в захвате города Суйюаньскую группировку или 3-ю танковую дивизию противника, которая, по нашим сведениям, могла выдвинуться из Калгана. Да и оперативные резервы, дислоцирующиеся в районе города Жэхэ, могли быть двинуты на Долоннор…
К вечеру начали прибывать из соединений офицеры оперативной группы. Их лаконичные доклады дополнили картину развивающихся событий. Главные силы наступают организованно. Механизированная группа из советских соединений, действующая в первом эшелоне главных сил, продвинулась на семьдесят километров. За нею — кавдивизия генерала Коркуца. Наступающие уступом вправо от нее монгольские кавалерийские дивизии полковника Цэдэндаши и генерала Доржипалама овладели рубежом Цаган-Ула и Алан-Сумэ. Левофланговые соединения полковника Одсурэна и полковника Доржи, поддерживаемые 3-м танковым полком майора Давагдоржа, продвинулись километров на шестьдесят и заняли район восточнее Шеншинга-Обо и колодца Тайпу-Усу. Возле этого колодца временно развернулся штаб Конно-механизированной группы.
Части Калганского направления наступали вдоль границы по тяжелой пересеченной местности и поздно вечером достигли района озер. 7-я монгольская бронебригада с 19 часов втянулась в бой за опорный пункт в Цаган-Обо-Сумэ.
Мы стояли у груды камней и делились впечатлениями о первом дне операции.
— Вы знаете, Исса Александрович, мне кажется, что японцы уже не способны драться в истинном ямато дама-шин — японском духе, — оживленно говорил Цеденбал. — Я беседовал со многими пленными и убедился в том, что все они менее всего верят в то, что их самопожертвование повлечет за собой перевоплощение после смерти или погружение в блаженное небытие — нирвану. Быстро у них размагничивается боевой дух.