В боевом распоряжении штаба фронта коротко давалась общая оперативная обстановка в полосе наступления главных сил. Успехи забайкальцев радовали и воодушевляли. Уже далеко в тылу 39-й армии остался блокированный Ха-лун-Аршанский укрепрайон, и ее передовые части дерутся на подступах к городу Солунь. Уже преодолела Большой Хинган и вышла на просторы Центральной Маньчжурской равнины 6-я танковая армия. Успех сопутствовал и нашему непосредственному соседу — 17-й армии. Но все это левее, северо-восточнее полосы наступления Конно-механизированной группы. А вот правее обстановка оставалась угрожающей.
Суйюаньская армейская группа все еще сохраняла возможность нанести удар по нашему правому крылу. Не исчезла перспектива и встречных боев на рубеже озер Арча-ган-Нур и Далай-Нур, если, конечно, противник успеет выдвинуть к нему силы, расположенные на линии Долоннор— Жэхэ. Эти свежие боеспособные войска не были скованы и могли свободно реагировать на наши действия.
Вскоре после того, как мы покинули Богдо-Сумэ и отправились к озеру Арчаган-Нур, намереваясь догнать передовые части, в небе появился краснозвездный самолет-разведчик. Он летал низко и что-то высматривал.
— Не иначе нас ищет, товарищ командующий, — догадался Семенидо.
Тем временем самолет пронесся чуть правее, качнул крыльями, что должно было означать «вижу», и, сделав еще круг, удачно приземлился недалеко от нас. Мы подъехали. Летчик доложил:
— Со стороны Бандидагэгэн-Сумэ на рысях движется конница противника.
Предположительно, это могли быть передовые части 1-й кавалерийской дивизии армии князя Дэ-вана.
Мне не было свойственно недооценивать противника и его стремление к активным боевым действиям. Но, право же, безрассудно было бросать кавалерийскую дивизию без танковой и артиллерийской поддержки и воздушного прикрытия наперерез нашей Конно-механизированной группе. Роковая ошибка князя и его японского советника полковника Саваи Тецуба!
Не вызывало сомнения, что боковой отряд, состоявший из кавалерийского дивизиона, усиленного танковыми и артиллерийскими подразделениями, своими силами разобьет дэвановские части. Его нужно было только предупредить, чтобы на ход боя не повлиял фактор внезапности. Взглянув на карту, я убедился, что встреча отряда с княжеской конницей возможна не раньше, чем через два-три часа. Времени оставалось более чем достаточно.
Вызвал офицера связи:
— Передайте командиру бокового отряда, что впереди слева появилась вражеская конница. Продолжать движение в готовности к встречному бою.
Что же все-таки задумало вражеское командование? Быть может, оно решило вывести главные силы дэвановских войск из-под удара и двинуть их к Большому Хинга-ну? Там они вместе с Суйюаньской группой и юго-западной группировки Северного фронта в Китае могли бы встретить наши войска на более выгодной для обороны горной местности.
Отсюда вытекала задача — упредить противника в захвате важнейших пунктов Большого Хингана в полосе наступления Конно-механизированной группы. Многое теперь зависело от того, насколько полно и правильно будут использованы передовые танковые и мотомеханизированные соединения.
Утро 12 августа было обычным. Из-за Хингана неторопливо выкатывалось солнце, похожее на огненный шар. С его появлением обитатели пустыни стараются держаться ближе к своим норам и пристанищам, сухостойные кустарники и травы сжимаются и прячут под себя тени. Все вокруг затихает. Наша маленькая автоколонна, обогнав дивизию генерала Коркуца, приближалась к ставке князя Абагачжасага, расположенной на покатой сопке. Донесения, полученные из передовой мехгруппы, радовали меня: рубеж озера Арчаган-Нур взят! Подразделения противника, не оказав серьезного сопротивления, отошли к озеру Далай-Нур.
Неожиданно подул резкий, каленый ветер.
— Песчаная буря! — крикнул кто-то.
Действительно, по лицу и рукам начали хлестать колючие, как крапива, песчинки. Еще мгновение — и все вокруг заволокло вздыбленной песчаной завесой. Ни вздохнуть полной грудью, ни глотнуть воды.
Песчаная буря — тяжелое бедствие пустыни. Мы еще раз ощутили на себе дикую силу первозданной природы.
Шофер натянул на капот машины чехол, мы все укрылись под плащ-накидками. В ушах неистово гудело, на тело давила упругая тяжесть ветра и песка.
Буря, продолжавшаяся несколько часов, стихла столь же неожиданно, как и началась.
С трудом скинув бурку, я расправил омертвевшие мышцы, потянулся и… замер от изумления. Пустыня преобразилась. Редкая и приземистая растительность исчезла. Вокруг лежало бескрайнее море барханов — и ни одной живой души. Это было так неожиданно, что какое-то мгновение я не мог понять, куда девались люди, почему я оказался один среди песчаной пустыни. Но вот рядом что-то зашевелилось, и из-под осыпавшегося песка показалась плащ-палатка. Скинув ее, передо мной предстал сержант Король. Вид у него был не очень бодрый. В следующий момент пески заколыхались, и, словно по мановению какой-то таинственной силы, барханы на глазах мгновенно преобразились в воинов. И будто ничего не было. Снова гнетущая неподвижность раскаленного воздуха.
Все тропы, колонные пути через трудные участки, колодцы, которые мы начали рыть, — все оказалось засыпано песком. Но войска возобновили наступление и с еще большим упорством пробивались вперед.
А каково сейчас положение бокового отряда Корзуна? Своевременно ли он оправился от нападения нашего «противника номер 2», нанесшего удар песчаной бурей? Успел ли приготовиться к встречному бою с дэвановцами?
Связываюсь по радио с командиром истребительного авиаполка Островским:
— Немедленно поднимайте на воздух две эскадрильи. Атакуйте кавалерийские части противника, двигающиеся от Бандидагэгэн-Сумэ. Свяжитесь с нашим боковым отрядом. Установите взаимодействие с ним.
Прошло немногим более тридцати минут, и над нашими головами появились самолеты. Они приветливо покачивали крыльями и, развернувшись влево, вскоре растаяли в знойной дымке.
Как мне потом рассказывал К. Д. Корзун, в его отряде своевременно обнаружили приближение песчаной бури и приняли меры для укрытия оружия и боевой техники. И как только буря миновала, подразделения изготовились к бою.
С высоты сопки, за которой развернулся отряд, был виден широкий «шлейф» пыли и колыхавшиеся под ним плотные ряды всадников.
Корзун спокойно наблюдал за приближавшейся дэвановской конницей. Он получил приказ атаковать противника и успел продумать план боя. Начнет артиллерия. Она нанесет огневой налет по середине колонны. Тем временем танки с конницей совершат обход и атакуют врага с фланга и тыла. Уверенный в успехе боя, командир отряда представлял себе, как «тридцатьчетверки» ворвутся во вражеские колонны и начнут в упор расстреливать и давить гусеницами растерявшегося противника, а кавалерия будет добивать тех, кто не сообразит сразу сдаться в плен и окажет сопротивление.
Наши истребители налетели внезапно и яростно обрушились на части 1-й кавалерийской дивизии армии князя Дэ-вана. Рев моторов наводил ужас на людей и лошадей. Плотная конная масса металась из стороны в сторону, еще больше сбиваясь и уплотняя строй. Обезумевшие кони шарахались друг на друга, сбрасывая седоков и мчались по степи, унося тех, кто чудом удержался в седле. Поле оказалось усеянным трупами дэвановцев.
Самолеты разметали основную массу дэвановцев. Лишь небольшой части конницы удалось отделиться. Она пыталась спастись бегством в сторону Долоннора.
Корзун приказал батареям нанести по беглецам удар. Одновременно наперерез им устремились наши танки и кавалерия. Одно из подразделений дэвановцев неожиданно спешилось и залегло. Но тут же один из солдат вскочил и начал энергично махать над головой куском белой материи…
Пленные — в большинстве жители племени чахар — смотрели на наших воинов и офицеров со сложным чувством внутреннего напряжения, любопытства и страха. Допрос в одной из групп вел, насколько мне помнится, начальник политотдела 8-й кавалерийской дивизии подполковник Гомбодорж. Опытный, вдумчивый политработник, он быстро развеял у пленных чувство страха и напряжения. В их раскосых глазах затеплилась надежда, и, как обычно бывает, возникло желание выразить свои беды, чаяния, стремления.
— Японцы превратили нашу страну в шархад[17], а народ стал похож на раба с дэнгой[18] на шее, — горестно говорил пленный дарга. — Мы долго молились барханам и хубилганам, но это не помогло. Мы знали, что наши братья по ту сторону границы свергли богдо-гэгэна, разогнали асман-банди[19] и сами зажили как бейлы и бейсы[20], с достатком и достоинством.
Какой далекой и беспросветной стариной повеяло от этих уже полузабытых слов! Товарищу Гомбодоржу пришлось долго и терпеливо рассказывать пленным о светлой жизни современной Монгольской Народной Республики, об успехах ее экономики, сельского хозяйства, культуры… Многие солдаты попросили разрешения вернуться в дивизию, чтобы рассказать об этом своим землякам и убедить их сдаться в плен.
— Но вас ведь могут арестовать и расстрелять. Это опасно, — предупредил Гомбодорж. — Подумайте.
Цирики заулыбались:
— Люди нашего племени друг друга не выдают. Японские инструкторы не знают, что делается в подразделениях. Они пьют хурдзу и развратничают.
О предложении пленных начальник политотдела доложил товарищу Ю. Цеденбалу, и это дело сразу было поставлено на широкую и хорошо организованную основу.
Наше дальнейшее продвижение к Арчаган-Нуру было предельно изнурительным. Можно понять, с какой радостью мы увидели глянцевую гладь озера. С востока в озеро впадает речка Хибгин-Гол. Увидев ее, многие, словно по команде, схватили свои фляги и, захлебываясь, мгновенно опорожнили их. У речки нас встретил офицер.
— Вода отравлена, товарищ командующий, — доложил он. — За озером лежит бескрайнее пространство сыпучих песков. Танковая и артиллерийская бригады стоят отсюда километрах в тридцати.