От имени командования советско-монгольских войск каждой кавалерийской дивизии Внутренней Монголии предъявлен ультиматум. В семи пунктах излагались достаточно почетные условия капитуляции 7-й кавдивизии, отошедшей к Чжанбэю, было предложено сложить оружие и сдаться в плен вместе со всеми японскими и маньчжурскими советниками.
Не получив ответа на ультиматум, мотомехгруппа на следующий день решительно атаковала противника и ворвалась в город. Завязались напряженные уличные бои. Численно превосходящие войска и полицейские отряды противника оказали довольно упорное сопротивление. Только после того, как бронеподразделения Сорокина и рота автоматчиков Чирко захватили штаб вражеской дивизии и: полицейское управление, боевые действия дэвановцев утратили организованность и сопротивление было сломлено. К вечеру город удалось полностью захватить. Развивая наступление, наши передовые части вышли к Калганскому укрепленному району и закрепились там.
Ночью мне доложили, что перед Великой китайской стеной замечено сосредоточение крупных сил японцев. Они занимают оборонительные сооружения укрепрайона и полевого заполнения. В городе Калгане на товарной железнодорожной станции наблюдается скопление эшелонов, в которые спешно грузится самое разнообразное оборудование, мебель, имущество. Доклад заканчивался сообщением о том, что генерал Дамрин-Сурун согласился принять условия ультиматума.
— Очень приятно слышать добрые вести, — ответил я. — Обяжите генерала разоружить в городе Шанду и в прилегающих к нему районах все японские и маньчжурские подразделения и комендатуры, не входящие в состав его дивизии.
Забегая вперед, скажу, что Дамрин-Сурун выполнил это условие, и этим сохранил жизнь многим своим даргам и цирикам.
Примерно в это же время к нам обратилось командование 3-й кавалерийской дивизии дэвановцев. Оно заявило, что сложит оружие при условии, если всем рядовым и офицерам будет дарована жизнь.
Сдавшиеся в плен части и соединения были физически измотаны и деморализованы. В многочисленных скоротечных боях и стычках они несли большие людские и моральные потери. В полках началось разложение: процветали пьянство, курение наркотиков, азартные игры на деньги, лошадей и оружие; целыми группами дэвановские солдаты занимались грабежом мирного населения и монастырей.
Мне рассказывали потом об одном любопытном эпизоде. После капитуляции 3-й дивизии неизвестно куда запропастился ее отдельный пулеметный эскадрон, носивший грозное название «Самум». Наши офицеры обнаружили его в лощине, около небольшого монастыря. Невольно они стали очевидцами весьма странного зрелища: под дикие крики и вой раздетые до пояса солдаты жестоко избивали друг друга плетьми. Оказалось, что несколько пьяных цириков одного из взводов проиграли в кости цирикам из другого взвода дорогой дэли командира эскадрона. Когда выигравшие начали стаскивать халат с хозяина, преданные солдаты встали на его защиту. Драка мгновенно охватила весь «Самум». Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы советские офицеры не пресекли побоище.
Массовой сдаче в плен дэвановских солдат в немалой мере способствовала большая работа, которую проводило среди войск противника политуправление Конно-механизированной группы, которым руководил товарищ Ю. Цеденбал. Над занятой врагом территорией наша авиация разбрасывала десятки тысяч листовок, рассказывающих об освободительной миссии советских и монгольских войск. Авторами некоторых листовок были сами военнопленные. Они сообщали своим солдатам о гуманном обращении с ними, призывали однополчан последовать их примеру и этим спасти свою жизнь.
Убедившись, что вопреки японской пропаганде, жизнь пленных, захваченных советскими и монгольскими частями, находится в полной безопасности, солдаты и офицеры войск Внутренней Монголии начали охотнее сдаваться на милость победителя.
В середине дня 16 августа в штаб 27-й отдельной мотострелковой бригады прибыл командир 9-й баргутской кавалерийской дивизии дивизионный генерал Буянтогтох со своим адъютантом. Он представил проект приказа подчиненным ему частям о капитуляции и сообщил, что многие солдаты 7-й и 8-й кавалерийских дивизий бросают оружие и расходятся по домам. Командиры этих дивизий генералы Буянулзий и Дамиранжав тоже склонны во избежание излишнего кровопролития сложить оружие. Они лишь ждут, как отнесется советское командование к принятию капитуляции 9-й баргутской дивизии.
В делах архива Советской Армии сохранился интересный документ — письмо генерала Буянтогтоха. После капитуляции он обращался к командованию Монгольской народно-революционной армии с оригинальной просьбой: «выделить партийного работника для проведения митинга и бесед с моими солдатами».
Жители Чжанбэя с ликованием встретили советских и монгольских воинов. Они торжественно отпраздновали день освобождения от тирании японских захватчиков. Специально выбранная населением делегация преподнесла освободителям знамя. Делегацию Сопровождали толпы жителей с красными флагами, с красными повязками на руках и букетами цветов. Всюду слышался барабанный бой, звуки горна, возгласы ликования и благодарности своим освободителям.
Чувства этих людей легко понять: ведь они избавились от страшного ада японской оккупации — притеснений, надругательств, грабежа и эксплуатации. Вот что писал в монгольской газете «Улан-Од» ее корреспондент Мятав, побывавший в те дни в освобожденном Чжанбэе: «Я всюду видел, что у жителей Манчьжурии в большинстве своем одежда была бедной. На головах самотканые шляпы с огромными полями, на голые тела накинуты ветхие чапаны.
Они почти голыми руками с рассвета до заката вспахивали землю (часть горожан также занята в сельском хозяйстве) и получали за это крохотное количество зерна». «Нам трудно выразить словами ту огромную радость, которую мы переживаем сейчас, избавленные от кошмара гнета японских поработителей», — говорили они и просили принять их добровольцами в советские и монгольские части или дать оружие для борьбы с японцами.
…Японское командование отводило существенную роль своим укрепленным районам в Манчьжурии. Начальник штаба Квантунской армии генерал Хикосабуро Хата утверждал, что об эту систему укрепленных районов, как о прибрежные скалы, разобьются самые мощные волны наступающего врага.
Что представлял собой Калганский укрепрайон, возведенный в течение пяти лет рабским трудом китайцев и монголов?
…На первый взгляд, здесь простиралась свежевспаханная равнина. За ней едва просматривались поросшие гобийским ковылем пологие курганы, груды камней, темные юрты, полоска выжженной солнцем лебеды — шарильчжи, еле виднеющаяся сквозь марево зноя лента древней Великой китайской стены. Но первое впечатление было обманчиво. На самом деле, там, где виднелись курганы, стояли толстостенные железобетонные, долговременные огневые точки — доты, а под видом юрт — долговременные деревоземляные огневые точки — дзоты. Все эти оборудованные по последнему слову техники мощные сооружения имели подземные ходы, жилье, склады с запасами, необходимыми для длительной жизни и боя. Из темных глазниц амбразур на равнину смотрели жерла орудий и стволы пулеметов. Пирамиды из камней оказывались препятствиями для танков и бронемашин. За камнями находится противотанковый ров, управляемые минные поля. В промежутках между дотами и дзотами протянулись траншеи полного профиля и ходы сообщения. На рыжей полоске лебеды располагались проволочные заграждения, обрамляющие траншеи и противопехотные минные поля.
Огромной дугой укрепрайон господствовал над окружающей местностью, упираясь своими флангами в Великую китайскую стену, или Ваньличанчэн, что значит «стена длиной десять тысяч ли».
Великая китайская стена, возведенная из больших гранитных глыб, являлась еще более грандиозным оборонительным сооружением. Общая протяженность ее первой линии — почти четыре тысячи километров. По всей длине стены через определенные промежутки сооружены сторожевые башни с бойницами, а там, где она пересекает важнейшие горные переходы и дорожные коммуникации воздвигнуты целые крепости. Высота стены — около десяти метров, а местами и больше, ширина кое-где такова, что по ней свободно может проехать автомобиль. Время оказалось бессильным разрушить это уникальное творение многих миллионов людей древности.
В полосе наступления Конно-механизированной группы Великая китайская стена проходила по линии Тяньчжень — Калган — Дунпэнцзы — Ханцзы— Гоукоу — Губэйкоу — Каоманьцзы — Сафынкоу и далее на восток до Ляодунского залива.
Молчаливую равнину, что раскинулась на подступах к оборонительным узлам укрепрайона, японцы называли равниной смерти. Зловещее название могло иметь двойной смысл. То ли они имели в виду, что равнина окажется роковой для наступающих советских войск, то ли назвали ее так потому, что здесь уже приняли смерть его строители. Широко известно, что, стремясь сохранить тайну оборонительных сооружений, японское командование истребляло тех, кто их возводил. Десятки тысяч китайцев и жителей Внутренней Монголии были уничтожены и погребены во рвах, вырытых самими обреченными. Такова страшная правда «равнины смерти».
Не предполагали японские захватчики, что придет возмездие и эти доты, дзоты превратятся в склепы для них же самих и в прах обратится легенда о чудодейственной силе самурайского меча и несокрушимой мощи Наран улса!
Мы знали, гарнизон укрепрайона полон решимости сдерживать натиск советско-монгольских войск до тех пор, пока главнокомандующий Квантунской армией генерал Ямадо не подведет на помощь свежие силы из центрального Китая. Дух самурайского фанатизма не был еще. поколеблен. Командование старательно скрывало от солдат и младших офицеров истинное положение дел на фронтах и в стране. Рядовые защитники калганских укреплений не ведали о том, что накануне взятия Чжанбэя пал кабинет Судзуки, что в тот же день покончили с собой военный министр Анами, бывший премьер принц Фумимаро Коноэ, член высшего военного совета генерал Иосио Синодзука, министры Коидзуми и Хасида, генерал Тейици Хасимото и многие другие деятели империи.