Никто не видел этого неравного боя. Лишь после разгрома укрепрайона обнаружили мертвое тело комсорга. Возле него лежало двенадцать трупов вражеских солдат. Следы этой схватки говорили, что восьмерых Петров сразил огнем автомата, а четверых — в рукопашной схватке.
Донесение об этом подвиге прислал заместитель командира батальона по политчасти старший лейтенант Гребенников. А через несколько часов мне доложили, что этот смелый офицер и прекрасный политработник тоже тяжело ранен…
Успешно действовал и батальон майора Титаренко. Его штурмовые группы захватили дзоты и доты, прилегающие к дороге, и овладели высотой, на которой был оборудован правофланговый опорный пункт.
Японцы рассчитывали, что крутые скалистые горы вполне обеспечивают безопасность их правого фланга, поэтому прикрыли его лишь несколькими дзотами и пулеметами в железобетонных колпаках. Скаты высот, обращенные к дороге, были заняты подразделениями полевого заполнения и прикрывались огнем десятка дзотов левофлангового опорного пункта, расположенного на соседней высоте. Особенна свирепствовал фланкирующий дот, стоящий у ее подножия. Уничтожить этот дот — значило надежно закрепиться на захваченном рубеже и создать благоприятные условия для развития успеха. Майор Титаренко приказал штурмовой: группе, которой командовал комсорг 3-го батальона младший лейтенант Шакиров, уничтожить дот.
Нагрузившись боеприпасами, гранатами, минами и взрывчаткой, штурмовая группа начала выдвигаться по восточному скату высоты в сторону Великой китайской стены. Проливной дождь резко ухудшил видимость, глубоко замесил рыхлую землю. Шли тяжело, проваливаясь в тягучую грязь.
Слышались гул огневого боя, далекое, раскатистое «бан-за-ай!» бросившихся в контратаку японцев. Дойдя до кучи камней, Шакиров резко повернул вправо и стал подниматься вверх к гребню высоты. Огневой бой оказался сзади, контратака — слева. «Что-то этот «банзай» затянулся», — подумал Шакиров и приказал:
— Усилить наблюдение влево.
И как бы в ответ послышался сдержанный крик:
— Слева пехота противника!
— К бою! — подхватил комсорг.
Группа японцев неожиданно вышла из дождевой завесы, и солдаты, не дожидаясь команды, открыли из автоматов огонь длинными очередями. Внезапным огневым ударом с короткого расстояния они нанесли большой урон самураям, прижали их к земле.
— В атаку за мной! Ура-а! — воскликнул Шакиров, увлекая солдат вперед.
Это был верный тактический ход. Японцы, лежа на залитой водой низине, не могли стрелять. Уцелевшие сдались.
Разгоряченные боем, бойцы шли вперед. Вскоре штурмовая группа оказалась сбоку дота, в мертвом пространстве.
Видя, что напротив время от времени простреливал свой сектор огня соседний дот, Шакиров приказал пулеметчику дать очередь по его амбразуре.
Как только послышалась длинная пулеметная дробь, штурмовая группа бросилась вперед, стремясь проскочить к намеченной цели. Большого напряжения сил потребовал этот затяжной бросок по глубокой вязкой грязи с драгоценной ношей боеприпасов! Противник успел подтянуть к доту свежее подразделение пехоты. Но японцы, видимо, приняли бойцов Шакирова за своих, из полевого заполнения, а быть может, занятые окапыванием, понадеялись на прикрытие соседнего дота и притупили внимание. Подбежав из последних сил к доту, наши столкнулись лицом к лицу с противником, застигнутым врасплох.
— Огонь! — во весь голос крикнул Шакиров. Он кричал, поливая из автомата по растерявшимся самураям. В эти минуты его занимала одна мысль: «Дот!» Дверь в дот оказалась открытой. Туда, очевидно, только что вошел командир резервного подразделения. Сорвав с пояса гранату «Ф-1», Шакиров на бегу бросил ее в дверь. Раздался взрыв. Шакиров кинулся в дот, с трудом пролез в узкую дверь. И вдруг — прямо перед лицом выстрел. Сильный удар в скулу. Шакиров яростно ударил стволом автомата в лицо стреляющего и выскочил назад. Истекая кровью, он бросил в дот одну за другой несколько гранат и вновь вскочил туда. Перед ним лежал мертвый гарнизон дота. Быстро перезарядив автомат, младший лейтенант поспешил туда, где вели бой его солдаты…
В тот же. час агитатор коммунист Низовцев выпустил листок-«молнию»: «Комсорг 3-го батальона младший лейтенант Шакиров первым ворвался в японский дот! Вперед, товарищи! Бейте японских самураев!» Этот листок славы пошел по цепи боевых порядков батальона.
Такие листки-«молнии», боевые листки вдохновляли советских воинов.
К исходу 20 августа и на левом фланге советско-монгольских войск были созданы благоприятные условия для решительного штурма укрепрайона.
Успехи на флангах поставили центральный узел со-
противления перед угрозой окружения. Его штурмовали во взаимодействии с советскими воинами наши боевые друзья под командованием полковника Нянтайсурэна.
Многие монгольские товарищи — участники этого штурма— прислали мне свои воспоминания. Это помогло составить более полную картину боя на участке 7-й монгольской бронебригады, восстановить подробности замечательных подвигов и массового героизма ее воинов.
Поздно вечером 19 августа начальник штаба бригады майор Шарху доложил полковнику Д. Нянтайсурэну приказ на штурм укрепрайона.
Комбриг наносил на свою рабочую карту новые сведения р боевой обстановке и системе огня противника. Здесь были отражены действия взвода старшины Дудэ и взвода бронемашин лейтенанта Батлучун и разведгруппы под командованием Аюуш, которые первыми начали на этом участке разведку, условными тактическими знаками показаны действия 1-го мотострелкового батальона под командованием майора Сосора и приданных ему броневиков Гончика и артиллеристов капитана Чойдока, в числе первых ворвавшихся в укрепрайон.
В своих донесениях майор Сосор докладывал командиру бригады о воинском искусстве офицеров Дамжинжава, Даржи и Дудэ, которые умело управляли в бою своими подразделениями, о том, как заместитель командира роты бронемашин по политчасти офицер Болд уничтожил танк и пулеметную огневую точку противника. Командир героического батальона по-военному скупо и точно докладывал о самоотверженной боевой работе связистов Дарджа, Тув-дэна, Уланху, помощника наводчика Осора, фельдшера Ламчогдона. Каждый из них своими подвигами помог дальнейшему развитию штурмовых операций…
Нянтайсурэн сформулировал свое уже сложившееся решение на штурм укрепрайона, распорядился подготовить боевые распоряжения и вышел из наскоро построенного блиндажа. Мог ли он знать, какая волнующая неожиданность его ждет!
Все еще шел дождь. Над горами метались черные клочковатые тучи. По узкой разжиженной дороге, переваливаясь от канавы к канаве, медленно двигалась автомашина с ранеными. Невдалеке от штабной палатки она забуксовала. Из кабины выскочила женщина в военной форме и вместе с санитарами бросилась толкать машину. Что-то знакомое почудилось в ее движениях, наклоне головы. Комбриг подошел ближе. «Не может быть! Жена осталась дома, в Саин-Шанде. Да и как ей оказаться здесь, если она не призвана в армию…» Полковник повернулся и направился было к своей машине.
— Осторожнее, Найдан, — послышался голос женщины, — не забывайте, что везете раненых.
Сомнений не оставалось — это была Дашцэрма. От неожиданности комбриг замер на месте. Потом подошел и как можно спокойнее спросил:
— Как ты оказалась здесь?
Дашцэрма резко повернулась и растерянно посмотрела в глаза мужа:
— Я ведь в ту же ночь ушла в госпиталь. Спасибо майору Даш и инструктору майору Петрухину — согласились взять меня медсестрой.
— Значит, решилась. Хорошо. Но почему ты не в госпитале?
— Но это ведь слишком далеко от фронта, от тебя. Мне удалось перевестись в мотострелковый батальон твоей бригады.
Полковник заставил себя улыбнуться:
— Ты у меня молодец. Береги себя.
Дашцэрма недовольно повела плечом:
— Все будто сговорились беречь меня. Военфельдшер батальона лейтенант Самдан непрерывно посылает меня сопровождать раненых в тыл, как будто я не могу выносить их с поля боя. Прошу тебя…
— Ну, мне пора. Я найду тебя.
Нянтайсурэн быстро сел в подошедшую машину и поехал в передовую часть. Она поняла, муж ушел от ответа на ее просьбу…
О предстоящем всеобщем штурме укрепрайона воины бригады узнали из «боевых листков».
«Товарищи бойцы! Гордимся вашими успехами и подвигами. В предстоящем штурме вражеских позиций умело используйте особенности местности. Действуйте ловко, решительно, разумно», — говорилось в одном из листков, выпущенных секретарем ревсомольской ячейки.
На последних перед боем партийных и ревсомольских собраниях воины узнали о подвигах своих товарищей.
Помощник начальника политического отдела бригады по ревсомольской работе майор Дашжамц — сам человек большой энергии и храбрости — рассказывал:
«Командир бронемашины Чойдог наступал под градом пуль и снарядов. По брони дробно били обрывки пулеметных очередей. Изредка оглушало рикошетным ударом снаряда. Броневик был уже в нескольких десятках метров от огневой точки, когда прямым попаданием снаряда ранило механика-водителя и пулеметчика. Чойдог снял пулемет и, выждав момент, выскочил из машины. Начался нелегкий «огневой поединок Чойдога и японского пулеметчика, укрытого в дзоте. Высокое мастерство, хладнокровие и храбрость принесли монгольскому воину победу».
Широко известен стал в войсках Конно-механизированной группы подвиг ревсомольца связиста Жанчива. В разгар боя прервалась проводная связь между частями. Жанчив пополз искать место обрыва. Вражеский огонь был неимоверно яростным. Смерть витала рядом. Осколком мины сорвало с Жанчива пилотку, пуля вонзилась в руку, взрывной волной его бросило на дно ямы, заполненной грязной водой… Но Жанчив упорно полз вперед по линии связи, пока не достиг цели.
Недавно я получил письмо боевого друга Жанчива, бывшего связного рядового Л. Ганжинжава. Он был единственным, кто застал последнее мгновение жизни героя.
«Когда я подполз к связисту Жанчиву, — пишет товарищ Ганжинжава, — он лежал еле живой, а во рту держал оба конца провода. Я положил его и еще одного тяжелораненого цирика на шинель и потащил к командному пункту».