Бой за центральный узел укрепрайона становился все более ожесточенным. Яростно сопротивлялись японские части. В этих боях на фоне массового героизма монгольских цириков рождались подвиги, достойные легенд. Прежде чем рассказать о решающем ударе, сокрушившем укрепленный район, воздвигнутый у Великой китайской стены, мне хочется поведать о трех батырах, которых араты сравнивают с покорителями легендарного девяностоголового огнедышащего чудовища — мангаса Индрэмэ.
Пулеметчик Сангийн Дампил попросил лейтенанта Догсома, чтобы его взяли в разведку.
— Доброе дело. Возьмем, — охотно согласился лейтенант.
Многие цирики добивались чести идти на разведку укрепрайона, но отбирали самых сильных душой и телом батыров…
…Невеселым было детство Дампила. Много лет пришлось провести мальчику в юрте скотовода Санги, куда его отдали «на воспитание» бедняки родители. Когда он возвратился, умерла мать, ласковая, добрая Дулмаа. Отец женился вторично. Мачеха невзлюбила Дампила. Юношу определили в монастырь ламы Онхуза, старшего брата покойной матери. И хотя новый банди прилежно изучал тибетский язык, церковные книги, священные свитки, его так же, как и других юных послушников, нещадно пороли. «Как днем не видно звезд, так не было дня, чтобы по их спине не прошелся посох ламы», — принято было говорить об их «воспитании».
Однажды Дампил раздобыл малокалиберную винтовку и пошел с товарищами охотиться на тарбаганов. В наказание святые отцы подвесили раздетого догола юношу за руки на воротах монастыря и устроили «показательное» истязание плетьми. После того как промерзшего на холодном ветру, потерявшего сознание Дампила сняли и отнесли в юрту, он заболел воспалением легких. Едва оправившись, юноша бежал. По пути, переходя в ледоход реку, он попал в ледяную воду и, когда добрался домой, снова слег, но выжил и на этот раз.
Когда умер отец, шестнадцатилетний парень поселился у дяди Сандага, стал ухаживать за скотом. От отца он унаследовал охотничьи повадки, ловкость и трудолюбие.
— Саин-эр — добрый молодец. Славным джигитом будет Дампил, — говорили соседи.
Дампил стал опытным табунщиком, смелым наездником и охотником. Рос закаленным, стройным, ловким, сильным..
Когда юноше исполнилось восемнадцать, вернулся из армии его брат Улзий. В армии его научили грамоте, дали специальность- В душе Дампила вспыхнуло желание стать таким же. Осенью 1940 года он пришел в военкомат. Ему отказали по молодости, но он добился своего. Был зачислен в кавалерию. А когда создавались моторизованные войска, среди отличных конников-пулеметчиков, посланных в 7-ю бронебригаду, оказался и Дампил — дисциплинированный, выносливый, всесторонне подготовленный цирик — отличник, член Народно-революционной партии…
И вот настал день боевого крещения. Разведгруппа ведет бой. Дампил прикрывал пулеметным огнем наступавших товарищей. Тяжело уничтожить расчет вражеского пулемета, стоящий в окопе. Еще труднее это сделать в глубине обороны’ противника, а особенно в расположении укрепрайона. На это способен лишь герой. Дампил уничтожил не один, а четыре пулеметных расчета. Потом, когда под сильным обстрелом противотанкового орудия пулеметчик и его помощник Жамба меняли огневую позицию, Дампил заметил невдалеке японского офицера.
Оставив у пулемета Жамбу, цирик подкрался к японцу. Завязалась борьба. На дне окопа пулеметчик одолел самурая и доставил командиру ценного «языка».
Слава о ратных делах пулеметчика Дампила росла от боя к бою. Имя героя с гордостью произносили все цирики бригады и воины соседних частей Советской Армий.
Дашийн Данзанванчиг из Дэлгэрхэт-Сомона, Восточно-Гобийского аймака, тоже был сыном охотника. Еще в детстве слышал он легенды доброго соседа старика Дэлгера. о бесстрашных батырах и их быстрых, как ветер, конях. В 1939 году он пришел по призыву в ряды Монгольской народно-революционной армии. Упорно учился. Увидел, что всемогущие люди существуют не только в преданиях. Они могут летать на волшебной птице Хан Гарьди, именуемой самолетом, создавать чудо-города; они укрощают буйные реки и заставляют их рождать тысячи солнц. Эти сильные и добрые люди пришли в Монголию из Великой Страны Советов. Они хотят, чтобы в юртах аратов навсегда поселилось счастье…
И когда командир минометного расчета Данзанванчиг пошел в поход на восток, он видел советских людей рядом… Из их рук он получил оружие…
В боях по прорыву Калганского укрепрайона минометное подразделение поддерживало огнем батальон майора Сосора и прикрывало фланг соседей — подразделение Советской Армии. На рассвете 20 августа цирики вышли к сопке Чжан-Зя-Коу. Как только передовая рота попыталась подняться на высоту, заговорили огневые точки противника.
Минометчики получили приказ уничтожить наблюдательный пункт и дзот врага, в 300 метрах впереди.
Для Данзанванчига настала минута показать свое искусство не на учебном поле, а в бою. Вторая мина, посланная им, угодила точно в цель.
Цирики пошли в атаку, но противник усилил огонь. Были засечены три дзота.
Понадобился один точный огневой налет — и дзоты умолкли.
— Отлично! — похвалил комбат.
— Служу Родине! — сдержанно ответил командир расчета.
Лил дождь. Окоп, в котором стоял миномет, затопило водой. Нужно было менять огневую позицию. Двинулись вперед. На пути минометчиков накрыла артиллерия. Снаряды рвались совсем рядом. Несмотря на тяжелые ранения, Данзанванчиг решительно отказался покинуть поле боя и продолжал вести огонь.
Наступление продолжалось. Стиснув от боли зубы, Данзанванчиг полз вперед. Его снова ранило. Из последних сил он поднялся и сделал несколько шагов. Когда товарищи бросились к нему на помощь, он сказал:
— Оставьте меня здесь, а сами идите вперед. Отомстите за меня!..
Цирики знали, что спорить с ним бесполезно. Его положили на здоровый бок, оставили запас воды.
Лежа недалеко от траншеи, Данзанванчиг услышал вдруг шорох и тяжелое, прерывистое дыхание. С трудом подняв голову, он увидел вражеского солдата. Одной рукой тот держал винтовку, другая беспомощно висела вдоль туловища. Скрестились непримиримые взгляды. Грянул выстрел. Пуля обожгла плечо Данзанванчига. С трудом вытащив из мокрой кобуры пистолет, он разрядил обойму в сторону стрелявшего…
Герой калганского боя очнулся в полевом госпитале. Советские врачи сделали все возможное, чтобы спасти жизнь тому, кто не щадил ее ради нашей общей победы. И спасли…
Прекрасной школой стала армия и для друга Дампила и Данзанванчига — молодого цирика Лувсанцэрэнгийна Аю-уша из Тугрик-Сомона, Убурхангайского аймака. За три года он не только научился свободно читать, писать, но и отлично изучил боевую технику, вырос духовно и физически. Большую роль сыграли братская поддержка сослуживцев, крепкое войсковое товарищество.
В армии Аюуш понял по-настоящему всю глубину народной пословицы: «В юрте опора — центральный столб, в жизни — друг».
А в боях у перевала Чулгалтхалга он впервые почувствовал себя опорой батальона.
…Вроде бы и не по уставу использовать в разведке станковый пулемет. Но комбат Сосор решил, что наблюдательный пулеметчик Аюуш с помощником Санжа благодаря такой своеобразной разведке боем скорее помогут раскрыть систему огня противника, чем другие.
Пробираясь от укрытия к укрытию, Аюуш присматривался в бинокль к темным «юртам» дзотов. Время от времени посылая очереди, вызывал их ответный огонь. Так удалось засечь семь пулеметных дзотов и один орудийный дот. Когда начался решительный штурм, артиллеристы ударили по ним прямой наводкой.
Во время штурма пулемет Аюуша двигался в боевых порядках роты и, ведя огонь по пулеметным точкам противника, расчищал путь.
Врагу удалось нащупать досаждающий ему пулемет.
— Я ранен, — прошептал Санжа. — Перевяжи меня.
Аюуш осмотрел товарища. Пуля прошла через левое плечо. Достал индивидуальный пакет, но в этот момент заметил трех японских солдат, подползавших под прикрытием бурьяна и кустарника. Значит, стреляли они. Аюуш припал к пулемету, быстро поймал в прицел приплюснутые пилотки и длинной очередью сразил их. Потом перевязал товарища…
У высоты, справа от дороги, хорошо замаскированный вражеский пулемет не давал бойцам поднять головы.
— Подавить! — приказал командир.
Аюуш со. своим помощником пополз в обход. На пути им встретилось несколько японцев. Увлеченные боем, они не заметили подкрадывающихся по глубокой меже цириков. Внезапный кинжальный огонь Аюуша застиг их врасплох. В завязавшейся перестрелке Аюуш и Санжа были ранены, но продолжали настойчиво продвигаться к вражескому дзоту. Превозмогая боль, Аюуш послал в амбразуру несколько очередей. Ну вот, казалось бы, и выполнено задание.
Но в это время пулеметчиков нащупал японский снайпер. Еще две пули ранили Аюуша. Санжа хотел разорвать гимнастерку и перевязать пулеметчика, но не хватило сил. Почувствовав ослабление огня, японцы ринулись в контратаку. Аюуш приподнялся, чтобы лучше разобраться в происходящем. Пуля пробила ему грудь.
Последняя пулеметная лента. Последний запас сил. Цепь японцев уже в 40–50 метрах. Приподнявшись на локтях, тяжелораненый Аюуш дал последние очереди по врагу.
Цирики, посланные к раненым, не смогли к ним пробраться, но увидели, что Санжа лежит без движения, Аюуш же прополз несколько метров, бросил гранату и заставил умолкнуть два вражеских пулемета…
На безжизненном теле героя военфельдшер насчитал одиннадцать пулевых ран. Одиннадцать раз мог уйти с поля боя пулеметчик Лувсанцэрэнгийн Аюуш, и столько же раз его сердце подсказывало: «Держись! Не покидай друзей! Только ты можешь заткнуть огневую пасть врага и открыть путь своим братьям. Держись до последнего!».
День штурма Калганского укрепленного района оказался как бы на стыке двух этапов операции на Забайкальско-Маньчжурском стратегическом направлении. 18 августа Квантунская армия была отрезана от ее крупнейших резервов в Северном Китае. Войска Забайкальского фронта выполнили свою ближайшую задачу.