В эту ночь даже «кадровые» диверсионные подразделения и группы, действовавшие в полосе нашего наступления, трусливо укрылись в населенных пунктах, чтобы переждать ужасы, обрушившиеся на горы. Японские и маньчжурские полки и бригады не решались покидать свои гарнизоны.
Лишь передовые части и соединения Конно-механизированной группы в мужественной борьбе с разбушевавшейся непогодой рвались вперед. Сильный передовой отряд 59-й кавалерийской дивизии с невероятными трудностями захватил перевал за деревней Даинцзы, дважды форсировал разбушевавшуюся реку и к пяти часам с ходу овладел в узком дефиле небольшим селом. Здесь отряд, которым командовал заместитель 30-го кавполка майор Р. Г. Кудаков, разгромил сильный маньчжурский гарнизон.
Мы проехали по единственной улице, протянувшейся вдоль берега Шандухэ, и двинулись строго на юг. Виллис надрывно урчал, тяжело продвигаясь через промоины, ямы и бурные потоки воды. Вскоре мы догнали отряд майора Кудакова. Жестом я пригласил его в свою автомашину, так как шум ливня никак нельзя было перекричать. А в машине, хоть и барабанили о брезент потоки воды, все же можно было услышать сидящего рядом.
— Ну что там у вас произошло на переправе? — громко спросил я.
— Ничего особенного, товарищ командующий, — улыбнулся Кудаков. — Встретились с одной из террористических банд, которые рыскают в наших тылах.
Кудаков рассказал, как бойцы спасли от разрушения каменный мост. Отряд двигался впереди главных сил дивизии. Поднявшись на гребень, солдаты заметили десятка два суетившихся у моста людей, в необычном наряде из халатов и надетых на голову мешков. Один из них, отойдя на несколько шагов, воткнул в землю металлический штырь, на котором что-то белело, еще двое забивали под мостом колья в расщелины между плитами, а третий держал в руках небольшой прямоугольный тюк зеленого цвета. «Тол», — подумал командир отряда. Позади минеров он заметил человек двадцать диверсантов, сидевших на корточках. Было видно, что под халатами укрыто от дождя оружие.
Майор подозвал командира автоматчиков старшего сержанта Бурова:
— Незаметно обойди мост по лощине и спрячься с той стороны. По сигналу — серия зеленых ракет — делаем перекрестный огневой налет. Вторая ракета — атака. Понял?
К тому времени, когда автоматчики Бурова обошли диверсантов, Кудаков распределил цели между оставшимися с ним бойцами.
Взвилась ракета. Внезапный огневой налет словно ветром смел бандитов с моста и берега. Они укрылись за громадными валунами и открыли беспорядочный огонь. Двоих, упавших с моста, понесли воды Шандухэ. На берегу осталось несколько убитых и раненых.
По сигналу второй ракеты началась атака. Автоматчики Бурова дружно навалились на диверсантов сзади. Бандиты поспешно бросили оружие и подняли руки. Выстрелы слышались только из-под моста.
Автоматчики блокировали мост и хотели было «угостить» фанатика противотанковой гранатой. Но пленные, которых отвели в укрытие, сказали, что под мостом скрывается их главарь, решили взять его живьем. Впрочем, поняв бесцельность сопротивления, он и сам вылез с поднятыми руками.
— Вот и все, — закончил рассказ Кудаков. — Да, чуть не забыл. На штыре болтался лист бумаги с какими-то каракулями.
— Где он? — нетерпеливо спросил Чернозубенко.
— У меня. — Майор достал из полевой сумки вчетверо сложенный листок, протянул полковнику — Пожалуйста.
Чернозубенко склонился над запиской, с трудом разбирая размытые дождем строки.
— Что, Михаил Дмитриевич, не разберешь?
— Понять можно, товарищ командующий. Странно, но стиль тот же, что и в записке, которую нашли у колодца в Цзун-Хучит. И подпись та же. Вот послушайте:
«Вы не пройдете! Боги низвергнут вас в ущелья и пропасти Большого Хингана. Гневные потоки рек поглотят тех, кто попытается преодолеть их. Пусть погибнут русские, но монгольские воины должны вернуться назад, чтобы жить. Их славные предки видели светлоликого, всепобеждающего Тимучина. Пусть это великое имя хранит их от бед и несчастий. Это говорю вам я, потомок Дудэ, который был стремянным Джучи, сына Тимучина, я — Тимур-Дудэ».
— Значит, либо толстяк Хорчинжав не причастен к отравлению воды в колодцах пустыни, либо этой запиской кто-то стремится отвлечь от него наше внимание.
— Видимо, здесь действует кто-то другой, — предположил полковник.
— Товарищ командующий! — воскликнул вдруг Кудаков. — А ведь штырь с запиской ставил сам атаман хунхузов. Я это отлично видел. Может, он и есть злосчастный Тимур?
— Это мысль, — согласился Чернозубенко. — Если разрешите, товарищ командующий, я догоню пленных и допрошу атамана…
Подполковник Чернозубенко вернулся через несколько часов.
— Вот я и сдержал свое слово, — докладывал возбужденный Михаил Дмитриевич. — Человек, которого мы разыскивали, нашелся. Только оказался он вовсе не тем, за кого себя выдавал. Это, конечно, не потомок Джучи и даже не монгол, а русский белоэмигрант. Сын ротмистра Темирханова, служившего в личной охране царя. После разгрома Колчака укрылся в Маньчжурии. Здесь его и завербовала японская разведка.
Всю ночь передовые части с боями продвигались на юго-восток в междуречье Луаньхэ и Шандухэ. Дорога медленно и, казалось, с трудом протискивалась меж крутых, а местами обрывистых, гор. В кромешной темноте, среди дикого гула разбушевавшейся стихии, все казалось таинственным и опасным. Впрочем, если бы только казалось! Каждое мгновение мог произойти обвал, оползень, можно было ждать нападения банды фанатиков. Разве можно предсказать коварные сюрпризы гор!
Дорога поднимается все выше и выше. Проезжаем через погруженную в тьму деревню Циншилей. Возле одной из фанз стоит наш солдат с тремя конями.
— В чем дело, почему остановились?
— Да вот врач с медсестрой тут. Банда несколько семей вырезала. Кое-кто остался живой. Действовали, сволочи, в красноармейской форме. Несколько человек поймали.
— Где они?
— Передали местным жителям. Говорят, судить их будут. Нескольких опознали. Оказалось, хунхузы и местные белоэмигранты.
Дорога все круче, труднее. Бурные потоки воды неистово мчатся вниз, стремясь сбросить всадников и машины в пропасть. Каждый шаг дается огромным напряжением воли. У села Даинцзы неожиданно натыкаемся на трупы вражеских солдат. Свет фонариков выхватывает из тьмы один, другой, третий… Их много, справа от дороги.
Здесь был кровопролитный бой. У поворота дороги на перевале — раненый маньчжур. Он только что выполз из укрытия. Искаженное болью и кровью лицо.
— Он уже не жилец, — взволнованно доложил мне капитан Семенидо. — Говорит, что этот бой был самый справедливый в его жизни. Солдаты хотели арестовать японских инструкторов и сдаться в плен. Но те успели открыть огонь из пулеметов.
К дороге перенесли еще несколько раненых.
— Направьте в село посыльного, пусть жители организуют перевозку раненых в здание монастыря и направьте туда нашего врача. А здесь оставьте кого-либо для оказания первой помощи, — приказал я и тут только увидел, что мое указание запоздало. Истекающих кровью солдат уже перевязывали.
Было еще темно, когда мы спустились с перевала, обогнули гору с отметкой «1750» и вошли в село Гуаньди, лежащее на берегу реки Шандухэ.
На вершинах окружающих гор еще ночью закрепились подразделения авангардного 252-го кавалерийского полка под командованием подполковника И. Ф. Осадчука. Теперь их сменили новые передовые части, выдвинутые от главных сил дивизий. Подполковник Осадчук получил задачу продолжать наступление, выйти к городу Фынину и на рассвете 18 августа внезапным ударом овладеть им. Полк должен был перекрыть выходы из города на юг, захватить радиоцентр, телефонный узел и радиостанцию.
С утра после кратковременной паузы войска в труднейшей обстановке возобновили наступление. Десятки километров, пройденные через горные перевалы, семь переправ через Шандухэ легли тяжелым грузом на плечи солдат. Размытая ливневыми дождями, разбитая танками и машинами дорога узкой лентой вилась по крутым скатам гор.
У деревни Годзятунь долина Шандухэ вдруг стала просторнее: взбудораженная река, вырвавшись из теснины, понесла свои воды в Луаньхэ. Здесь, недалеко от слияния рек, мы остановились, чтобы подтянуть и привести в порядок части. Походные кухни готовились уже к выдаче пищи. Однако конникам было не до еды. Спешившись, они валились прямо на камни и засыпали, закрепив повод на кисти рук, чтобы через час-два снова возобновить наступление.
Успешно осуществляла операцию дивизия полковника Мядагийна Одсурэна. К середине первого дня наступления в горах она овладела перевалом на горе Мойань-шань и вышла на реку Шандухэ. В передовом отряде дивизии действовал 23-й кавалерийский полк майора Чойна Дугаржава. Это был волевой, тактически грамотный офицер. Он выбро-сил вперед для захвата перевала Улахалин подразделение отборных воинов под командованием лейтенанта Хампана. Вместе с Хампаном направился офицер разведотдела штаба дивизии капитан Бадам, который в свое время учился в Советском Союзе. Благоприятное выполнение задачи обеспечивало успешное наступление соединений в течение всей ночи. На пути к перевалу надо было форсировать реку у села Дунцзыгоу.
К вечеру небо полностью обложило грозовыми тучами, подул порывистый ветер. Снова хлынул обвальный ливень. В селе Дунцзыгоу, куда передовой отряд подошел в глубокой темноте, их встретили крестьяне и передали около сотни пленных японцев. Оказывается, подразделение лейтенанта Хампана и капитана Бадама обошло село и обрушилось на японцев с гор. Гарнизон Дунцзыгоу после короткого боя сдался в плен. Жители села организовали отряд самообороны и взяли японцев под охрану.
Мост через Шандухэ не выдержал первого же напора разбушевавшейся реки и был разрушен. Но когда полк подошел к переправе, там работали буквально тысячи крестьян. Они самоотверженно укрепляли сваи, вязали веревками настил, растаскивали валуны. До поздней ночи жители села Дунцзыгоу помогали воинам полка на первой переправе через Шандухэ. К утру перевал Улахалин был взят, а к середине дня через него прошли главные силы дивизии — 22-й кавполк м