Успех сопутствовал и другим дивизиям Конно-механизированной группы. Полковник Дорж вел свою 7-ю кавалерийскую дивизию во втором эшелоне. Однако после овладения городом Годзятунем мне представилось возможным выделить ей самостоятельное дорожное направление по долине реки Луаньхэ. К утру 18 августа дивизия освободила целый ряд населенных пунктов и овладела районом Дзяц-гоумыньцзы, Наньтайцзы, Гуаньчжацзы. Докладывая о выполнении поставленной дивизии задачи, полковник Дорж все время подчеркивал, что дорога в долине Луаньхэ совершенно разбита, размыта и движение по ней требует огромного напряжения.
— Дальнейшее наступление, — доложил он в это утро, — придется осуществлять почти по бездорожью. И хотя комдив не просил уменьшить темп наступления и изменить сроки выполнения очередных задач, я улавливал эту просьбу по интонации его голоса.
«Если полковник Дорж подчеркивает больше трудности, чем успехи, — подумалось мне;— то ему действительно трудно». Я хорошо знал состояние этой дивизии. Она отлично зарекомендовала себя в пустыне Гоби. Во главе ее полков стояли опытные и боевые офицеры Ульдзосхутаг, Чойжил-сурэн, Лувсанжамба и другие. Мне казалось, что, несмотря на существующие трудности, дивизия справится с наступлением на самостоятельном направлении, потому не стал вносить коррективы в поставленную ранее задачу.
В это утро в 7-ю кавдивизию прибыл мой заместитель по монгольским войскам генерал-лейтенант Жамьянгийн Лхагвасурэн. Он на месте изучил конкретно сложившуюся обстановку и доложил, что наступление дивизии в долине Луаньхэ в условиях ливней сопряжено с целым рядом трудноразрешимых проблем, связанных с работами по восстановлению дороги и мостов, расчистке завалов, прокладке колонных путей и так далее. А главное — в теснине восточнее деревни Цзютунь произошел большой обвал. Обходных путей нет. Для расчистки дороги, вернее горной тропы, потребуется несколько суток, так как фронт работы слишком узок. Товарищ Лхагвасурэн сделал вывод о необходимости вывести дивизию на новое дорожное направление.
— Каким образом вы мыслите это сделать, чтобы максимально сэкономить время?
— Думаю, что нам удастся провести дивизию напрямую по линии Гуаньчжацзы — Ланьцзяинцзы по скатам горы с отметкой «983».
Мне стала понятна безвыходность положения дивизии, если ее командование выбрало столь трудный и весьма рискованный маршрут. Это решение было утверждено.
На второстепенном, но отдельном, самостоятельном и не менее важном дорожном направлении 8-я кавалерийская дивизия в труднейших условиях продвинулась на семьдесят километров и на рассвете 18 августа овладела районом Дунь-алачао, Саньча. Полковнику Мядагийну Одсурэну была поставлена задача повернуть резко на восток, пройти через перевал в междуречье Иматухэ и ее правого притока и, продолжая стремительное наступление по долине реки Иматухэ, не позднее полуночи овладеть городом Луньхуа. Мне отчетливо представлялось, что непрерывное, почти трехсуточное наступление в невыносимо тяжелых условиях горного бездорожья, ненастья и ночной мглы легло свинцовым грузом на цириков и даргов героической дивизии, что дальнейшие боевые действия в ливневую ночь грозят вконец надорвать их физические силы. Знал об этом, но верил, что воины Монголии найдут в себе необходимый запас моральных и физических сил пробиться к Луньхуа и штурмом взять его.
Принудительная мобилизация на постройку и ремонт дорог— одна из самых тяжелых повинностей маньчжурских крестьян. Особенно тяжким бременем легла она на плечи крестьян при господстве «Наран улса», и они саботировали эти принудительные работы. Но надо было видеть, сколь массово, быстро и организованно велись работы по ремонту дорог на путях нашего наступления. Мы на этот счет никаких приказов и распоряжений не отдавали. И сначала мне казалось, что происходит это стихийно. Но было это не так. В деревнях Маньчжурии издавна существовали крестьянские отряды самообороны против произвола помещиков и хунхузов. Со времени японской оккупации они превращались в партизанские отряды, действовавшие тут же в округе. В этом случае их называли отрядами «красных пик». В большинстве своем они рассеивались по населенным пунктам, а в нужный момент сосредоточивались в горах и действовали. Вот эти отряды и стали основными организаторами работ по ремонту дорог в горах. Так произошло и в районе Дуйцзяинцзы.
Эта довольно большая деревня плотно прижалась к крутобокой горе, как бы сторонясь, чтобы пропустить мимо себя бурные воды реки. Проезжая по ее единственной улице, я увидел сквозь густую пелену дождя справа от дороги возвышающееся над крышами здание монастыря. Оно стояло почти рядом с деревней. Встретивший нас на окраине, командир передового отряда доложил, что переправа задерживается из-за большого разлива реки.
— Сколько времени еще потребуется?
— Около двух-трех часов. — Он взглянул на часы и подтвердил — Не больше. На переправу пришлось бросить и пленных, которые были взяты в монастыре.
К нам подошел крестьянин. Его голову покрывала конусообразная соломенная шляпа, на голых плечах едва держался гаоляновый коврик.
— Здравствуйте, — мягко произнес он и, поклонившись, пригласил жестом в фанзу. — Баоцзы кусай, пампуска кусай.
Мне не хотелось обидеть старого человека отказом, и я направился за ним. Войдя в калитку глухого забора, наткнулся еще на одну стену. Длина ее была чуть шире ворот. Пришлось обогнуть ее, чтобы пройти ко входу в дом. Я уже знал эту хитрость религиозных маньчжур. Они-то хорошо знали, что злой дух «летает» только прямо — туда и обратно. Поэтому, влетев в дверь, он непременно наткнется на преграду и вернется назад. Они верили, что этот простой способ «надежно» ограждает дом от многих бед.
Поскольку, в отличие от злого духа, мы выполняли миссию доброй воли, то легко обошли забор и вошли в фанзу. Не успели переступить порог, нас обдало паром. Хозяин указал на висящую над котлом сетку (она была сделана не то из пластин бамбука, не то из лучин дерева) и сказал: «Басцзы, пампуска». Я с трудом разглядел сквозь густой пар на сетке крупные шарики теста.
Мы вошли в жилое помещение. Китаец усадил нас на тянувшуюся вдоль стены нару. Она служила, видимо, и лежанкой, и столом, и печью. Пол в фанзе был земляной, а в потолке зияло «небесное окно»— отверстие в потолке для вентиляции комнаты.
Баоцзы — это приготовленные на пару пирожки с начинкой — были вполне съедобными. Что касается совершенно пресных и пышных пампушек, к ним надо было привыкать.
Старик оказался интересным собеседником. Он рассказал, что в их деревнях есть помещик и несколько богатых крестьян. Все остальные жители арендуют клочки земли в долине или рыболовные угодья, многие работают батраками. Арендная плата за пользование землей очень высокая, значительно больше половины урожая и других поставок натурой. Особенно свирепствуют японские сельскохозяйственные кампании.
Поблагодарив за беседу и угощение, мы стали прощаться. Хозяин с готовностью схватил протянутую ему руку и. осторожно пожимая ее, совершенно правильно произносил: «Ленин, Ленин». Потом обвел руками квадрат. Мы поняли: он просит портрет Ленина. К счастью, у одного из офицеров оказалась сторублевая ассигнация с изображением Владимира Ильича. Старик прослезился. Он рассказал, что его брат в 1919–1920 годах воевал в России за революцию Ленина и погиб где-то на Северном Кавказе.
Начался самый изнурительный, самый опасный и героический этап наступления. От Фынина до перевала Наньболоколян немногим более тридцати километров. Но на этом этапе тринадцать (роковое число!) переправ. Дорога и река извиваются, словно два змееобразных чудовища в смертельной схватке. Потоки воды на дороге столь быстры и упруги, что сбивают человека с ног. Там погибли несколько цириков. По небу мечутся молнии, взрывы грома столь мощны и хлестки, что кажется вот-вот разорвут тебя в клочья. Каждый метр движения вперед требовал огромного внутреннего напряжения и полной отдачи физических сил.
Неожиданно мы остановились. Выяснилось, что впереди сорвался с обрыва солдат. Чудом он зацепился за куст и повис над пропастью. Ветер трепал куст с такой силой, что мог вырвать с корнем. Одного из солдат обвязали веревкой и начали спускать вниз. Но его ударило о выступ скалы, и он потерял сознание. Когда вытащили, тело его было в синяках и ссадинах, лицо залито кровью. Веревку взял другой солдат и закрепил ее так, чтобы руки и ноги были свободны. Он тоже был ранен, но своего товарища спас.
Возле каждой переправы, как правило, находился населенный пункт: Дуйцзяинцзы, Шаохуинцзы и другие. Прежде чем начать переправу, надо было разгромить гарнизон и захватить село. Бой — переправа. Снова бой — переправа. Каждый раз казалось, что силы уже на исходе, победа достигнута на последнем вздохе. Но приказ поднимал бойцов и офицеров, и они продолжали наступление.
«Если перевал Наньболоколян удастся взять с ходу, — думал я, — то у нас появятся реальные возможности овладеть городом Жэхэ, используя фактор внезапности». Надо было во что бы то ни стало увеличить темп наступления. Чтобы конкретнее влиять на передовые отряды, стал, где это возможно, обгонять подразделения, пробиваясь вперед.
За селом Ляндися начался крутой подъем на перевал Наньболоколян. Горы здесь покрыты лесом. Это смягчало порывы ветра, ослабляло потоки ливня. Не успели мы втянуться в лес, как впереди идущая машина заглохла и заскользила назад. Она увлекла за собой солдат, помогавших ей бурлацким способом преодолеть трудный участок. Свернуть нам было некуда. В этих условиях совершенно непонятной показалась команда командира подразделения, обеспечивавшего движение на этом участке.
— Бросай веревку! — крикнул он.
Тяжелогруженый автомобиль заскользил еще быстрее. Сержант схватил освободившийся конец и бросился вперед за машиной. Он бежал крупными прыжками, падал, кувыркался и снова бежал, рискуя сломать себе шею: Догнав автомобиль, он схватился за дерево, обмотал вокруг его ствола веревку и уперся ногами.