На подходе к городу была и 8-я монгольская дивизия. Одсурэн докладывал: за последние сутки непрерывного и очень напряженного наступления по долине реки Иматухэ передовые части разгромили гарнизоны в Цэньцзятуни, Налаинцзы и в полночь атаковали город Луньхуа.
В донесении о взятии этого города говорилось, что противник, застигнутый врасплох внезапными действиями наг ших передовых частей, сильного сопротивления не оказал, бросил боевую технику и продолжал поспешно отходить в южном направлении. Захвачены склады боеприпасов, горюче-смазочных веществ и автомобильный парк.
Полковник Одсурэн отмечал смелое и решительное руководство боем командира 23-го полка офицера Ч. Дугаржаво, дерзкие и предприимчивые действия взвода разведчиков под командованием офицера Бадама и самоотверженную работу взвода связистов товарища Сугара.
Мое внимание привлекло также любопытное донесение политотдела 8-й кавалерийской дивизии, присланное мне товарищем Цеденбалом. В период наступательных боев в горах Большого Хингана, говорится в этом политдонесении, в частях дивизии работал 241 агитатор. Отлично проявили себя члены партии бойцы Шаравданзан, Энхэ, Тувансурэн, Амга и другие. Например, агитатор 2-го эскадрона боец Шаравданзан по своей инициативе проводил беседы в соответствии с конкретно сложившейся обстановкой на темы: «Обязанность воина при подъемах на перевалах и спусках с них», «Как преодолевать водные преграды в горах в ливневую дождливую погоду», «Как беречь своего боевого коня», «Как сберегать и применять оружие в горах» и так далее. Такие конкретные беседы вызывали большой интерес и приносили значительную пользу[26].
Конечно же, товарищ Цеденбал был прав, уделяя при организации партийно-политической работы главное внимание ее массовости, конкретности и непрерывности ведения в боевой обстановке.
В городе Луньхуа части 8-й кавалерийской дивизии привели себя в порядок и в три часа ночи возобновили наступление. К моменту, когда мне докладывали обстановку, сложившуюся на вспомогательном направлении, дивизия, преодолев тяжелый переход Синлунцинь, овладела крупным селом Шибалитай. До Жэхэ оставалось около пятидесяти километров труднейшего горного пути.
Стало ясно, что передовые отряды 8-й и 59-й кавалерийских дивизий подойдут к Жэхэ несколько разновременно. К этому времени наиболее успешно действовал 252-й усиленный полк. У нас, конечно, и в данной обстановке имелись важнейшие тактические преимущества. Равномерность ударов по Жэхэ с разных направлений с быстрым направлением усилий из глубины — все это давало свои выгоды. Тем более, что подходящие дивизии и бригады мы могли вводить в бой, сообразуясь с конкретно сложившейся боевой обстановкой.
Дивизии второго эшелона Конно-механизированной группы в это необычайно напряженное грозовое утро делали невероятные усилия, чтобы сократить время выхода на подступы к Жэхэ. Но в данный момент стремительный бросок даже одного-двух передовых усиленных полков мог дать хорошие тактические результаты.
Это во многом зависело от того, сколь успешно будет взят город Луаньпин. В боевом распоряжении внимание генерала Коркуца обращалось на то, чтобы ни один офицер и солдат 2-й маньчжурской бригады не ушел из Луаньпина на Жэхэ. Чтобы перехватить пути отхода противника, Евгений Леонидович направил в обход города с юга передовой полк и поставил ему задачу частью сил захватить узкоколейный железнодорожный мост у деревни Инцзяинцзы и мост на восточной окраине города. Главными силами полк должен был ворваться в город с тыла.
Увлекаемый предстоящими событиями, я то и дело поторапливал шофера сержанта Короля. Дорога значительно улучшилась, и наша маленькая колонна передового командного пункта быстро приближалась к Луаньпину. Справа и слева тянулись крутые безлесные скаты гор, с которых все еще мчались бурные потоки воды.
У небольшой деревни с монастырем, прижавшимся к обрыву, горы раздвинулись, и впереди показался Луаньпин. Встретившая нас офицерская разведка сообщила, что в городе идет разоружение маньчжурского гарнизона. Некоторые его подразделения отошли по горной тропе на юг.
Из краткого доклада о ходе боя мне стало понятно, что внезапность должна и на этот раз обеспечить нам решающие тактические и психологические преимущества, при которых можно захватить Жэхэ даже частью своих сил. Отказываться от такой возможности грешно, хотя в этом, конечно, была солидная толика риска. Ведь в городе, напомню, располагается гарнизон, насчитывающий свыше десяти тысяч свежих японских войск.
Луаньпин, через который мы проехали, не задерживаясь, производил впечатление большой деревни. Река Луаньхэ уходит здесь к югу в обход горного массива, а дорога продолжает свой путь через перевал Гуанженьлин — последний перед Жэхэ. Где-то на его восточном склоне и развернем передовой командно-наблюдательный пункт, подумалось мне, и я снова поторопил шофера. Неожиданно сквозь разрыв туч на склон горы упал и скользнул на дорогу пологий сноп солнечных лучей. Я приоткрыл дверцу автомобиля и выглянул. По небу метались серые клочковатые тучи. Далеко впереди над перевалом светился горизонт. Дождь заканчивался.
— Нажимай, Сергей, надо догнать передовой отряд. — Шофер выжимал из виллиса скорость, при этом не забывал следить, чтобы машины с автоматчиками, радиостанцией и офицерами связи не отставали от нас.
Миновали деревню Санчакоу, затем дорогу, идущую на юг, и начали подниматься на перевал Гуанженьлин. Где же передовой отряд? Жестом останавливаю машину.
— Передай Васильеву и Шведову — пусть проедут вперед, догонят передовой отряд и уточнят обстановку.
Капитан Семенидо побежал выполнять приказание.
Через некоторое время после отъезда офицеров мы тронулись на перевал. Он был куда более полог и освоен, чем те, которые мы преодолели раньше. Здесь даже проходила узкоколейка.
Поднявшись на вершину, мы увидели подразделение хорошо вооруженных солдат в форме войск Маньчжоу-Го. В их окружении стояли в кузове виллиса Васильев и Шведов. Маньчжурские солдаты возбуждены и энергично жестикулируют. Но это не тот случай, когда какая-то из сторон находится в плену. Наши машины со скрипом тормозов останавливаются возле «собеседников». Майор Васильев докладывает:
— Эти солдаты ушли из Жэхэ, чтобы влиться в подходящие с юга части Ди ба лу цзюнь[27] или какой-нибудь отряд «красных пик». Они только что поднялись на перевал, на нашего передового отряда не видели.
— Из них жто-нибудь понимает по-русски?
— Да, вот этот, — Васильев указал на пожилого солдата. Солдат понял и объяснил, что он в начале двадцатых годов работал на пароходе «Амгунь», принадлежавшем предпринимателям общества Амурского пароходства. Кстати, в Маньчжурии многие сами когда-то жили в России или имели там родственников. Сопровождая свои пояснения энергичной жестикуляцией, китайцы объяснили нам, что «русский солдат на дологе нету, японски солдат на дологе нету. Не велишь? Ходи сама смогли». По их словам, в городе ходят слухи о подходе советских войск, но никто не подозревает, что они находятся столь близко к Жэхэ.
Все эти сведения требовали тщательной проверки. Но у нас не было для этого времени. Если передовой отряд ворвался в город, следовало принимать меры для быстрого наращивания усилий; если же… И вот тут меня осенила догадка: возможно, передовой отряд двинулся в обход города с юга, получив новое боевое распоряжение командира дивизии? Чтобы уточнить обстановку, надо немедленно выдвинуться непосредственно к городу. Можно было, конечно, послать для этой цели кого-либо из офицеров. Но ждать его возвращения и терять время — излишняя роскошь, которую нельзя себе позволить.
Машины ехали быстро, но мне казалось, что время тянется невыразимо медленно. Слева остался монастырь, справа за нами виднелась узкоколейка. Склоны горы постепенно раздвигались, открывая перед нами панораму Жэхэ. Я внимательно всматривался в очертания освещенного утренними лучами незнакомого китайского города. На переднем плане — снова стоящий у дороги монастырь (просто удивительно, сколько их здесь!), от него тянется загнутая вправо улица, к ней примыкает железнодорожная станция. Левее дороги от жилого массива километра на два возвышается крепостная стена. Потом она поворачивает на восток. Внешне все спокойно. Значит, передовые отряды в город не вошли. Видимо, они действительно совершают обходные маневры с юга и с других направлений, чтобы перехватить шоссейную и железную дороги и отрезать этим пути отхода Жэхэйской группировки на Пекин и на восток к морю.
Обстановка в связи с этим могла в любой момент резка обостриться. Поднятый по боевой тревоге гарнизон Жэхэ, и бригады, дислоцирующиеся в близлежащих населенных пунктах, могли в случае неудачно сложившегося для них боя предпринять попытку уйти на соединение с Северным фронтом японских войск в Китае, то есть на Пекин, либо двинуться на Ляодунский полуостров.
Надо было что-то немедленно предпринять. Но что? Главные силы 59-й кавалерийской дивизии могли подойти к Жэхэ лишь через час-два. Вот, если бы можно было упредить полковника Никамуру и не дать ему поднять по тревоге дивизию. Но как это сделать? Послать в город парламентеров? Нет! Ведь продолжает же фанатично драться гарнизон Хайларского укрепрайона в полосе наступления 36-й армии. А Калганский укрепрайон?.. Я невольно взглянул на часы: вот уже два часа длится штурм укреплений перед Великой китайской стеной. Кто может дать гарантию, что приведенный в боевую готовность гарнизон Жэхэ не проявит такого же безрассудства и не вступит в яростную борьбу с нами?
А что если самому заявиться в штаб японского гарнизона и продиктовать условия капитуляции? Ведь именно во время наших переговоров Никамуре доложат о том, что дороги на Пекин и к морю перерезаны, что с запада к городу подошли крупные силы советских войск. Об этом мы могли позаботиться и сами. Ведь у нас под руками в плену целое подразделение вражеских солдат. Мне казалось, что это, пожалуй, наиболее верный путь принудить Никамуру к капитуляции.