Разговор с японским полковником показал, что хотя командование 44-й японской армии и знало о нашем наступлении через пустыню Гоби, но не было своевременно осведомлено о конкретной обстановке. Во всяком случае, штаб армии плохо управлял своими войсками и информировал их. Не поступало необходимых сведений ни из штаба 3-го фронта, ни из штаба Квантунской армии. Видно, кое-кто из больших японских чинов всерьез продолжал считать это направление почти непроходимым в период сезонных ливневых дождей.
Узнав о падении Долоннора, в Жэхэ посчитали, что советско-монгольские войска осуществили наступление с севера со стороны Цзинпэна. Выход наших войск непосредстственно к Жэхэ ожидался не так скоро.
К вечеру мы заняли радиоцентр, телеграф, телефонную станцию, вокзал, банки, тюрьму и другие важные объекты. Нам достались многочисленные склады и, что особенно важно, запасы горюче-смазочных материалов.
Крепость, в которой располагались японские части, опоясывала четырехметровая стена с бойницами. Там были оборудованы взлетные площадки, казармы, склады вооружения, боеприпасов и продовольствия и другие. Словом, она была хорошо подготовлена к обороне.
Когда штаб группы разместился в японском военном городке, поблизости от крепости, мне показали найденную в штабе японскую географическую карту. Территория нашей Родины вплоть до Уральского хребта была окрашена в тот же голубой цвет, что и японские острова. Надпись гласила: «Великая западная колония Японской империи»!..
Ночь в городе прошла неспокойно. С наступлением темноты несколько еще не разоруженных подразделений обстреляли и наши позиции с восточной части города и в некоторых других местах. То там, то здесь происходили запоздалые «вспышки воинской доблести» небольших групп и подразделений, просочившихся из крепости; дело доходило даже до применения артиллерии прямой наводки. К утру все сопротивлявшиеся подразделения были пленены или уничтожены. Кое-кто из неудачливых вояк попытался вернуться в крепость, но никто из них не решился уйти в горы. Горький опыт войны в Китае подсказывал, что это опасно. Партизаны не только уничтожали мелкие подразделения, но и нападали на крупные части.
Наконец, генерал Коркуц доложил, что весь гарнизон разоружен. В плен сдалось 8136 солдат и офицеров. В качестве трофеев нашим войскам досталось 9126 винтовок, 81 легкий пулемет, 42 тяжелых пулемета, 15 минометов, подразделение танков, 300 автомашин, несколько миллионов патронов, 42 склада и много другого военного имущества[28].
По этим цифрам можно судить, какие крупные запасы создавали японцы в крепости и в городе. Они рассчитывали выдержать длительную осаду в отрыве от внешнего мира. А на худой конец за мощными стенами можно было укрыться и от гнева порабощенного ими китайского народа. Но крепость волей военной судьбы пала без боя.
Овладение городом Жэхэ имело большое оперативностратегическое значение. Оно открывало путь к Пекину и на побережье. А с выходом советско-монгольских войск к Ляодунскому заливу оказывались отрезанными все японские соединения, действовавшие в Северном Китае.
Этот день был насыщен важными событиями, оказавшими решающее влияние на дальнейший ход боевых действий в Маньчжурии. К тому времени в центре Забайкальского фронта 6-я гвардейская танковая армия овладела городами Чжанту, Синьминем, Ляошанем и вышла на подступы к Чанчуню. Возникшая угроза вынудила часть штаба Квантунской армии передислоцироваться из Чанчуня в Мукден.
Ровно в 13. 00 над Мукденом появились десантные самолеты в сопровождении истребителей. В них находилось 225 автоматчиков. В одном из самолетов находился особоуполномоченный генерал-майор А. Д. Притула — начальник политотдела штаба Забайкальского фронта.
Накануне по аэродрому нашей авиацией был нанесен мощный бомбо-штурмовой удар, а над городом сброшены сотни тысяч листовок.
Истребители пронеслись на бреющем полете над аэродромом и взмыли вверх. Тем временем транспортные самолеты пошли на посадку. В 13 часов 15 минут приземлился первый. Вслед за ним садятся остальные самолеты. Автоматчики решительно атакуют аэродромные объекты и занимают их. В этот момент из ангар вырываются пять японских истребителей и взмывают в воздух. Они делают над аэродромом круг и почти вертикально устремляются к земле. Почти в центре аэродромного поля один за другим врезаются в землю. Так своеобразно и бесславно японские летчики покончили жизнь самоубийством.
Для полноты событий, которые произошли в Мукдене, мне хочется рассказать и о том, что теперь уже известно, но недостаточно широко. В одном из помещений аэродрома был обнаружен император Маньчжурии Пу-И. Он сразу же попросил, чтобы его не передавали в руки японского командования. Как оказалось, с началом войны командующий Квантунской армией получил высочайшее повеление отправить императора в Японию. После неудачной попытки провезти его через порты Северной Кореи он был доставлен в Мукден и здесь ожидал самолета на Токио. В плен попала вся свита императора и начальник гарнизона города Мукдена генерал-лейтенант Конго.
С аэродрома генерал Притула в сопровождении офицеров и автоматчиков поехал через ликующий город в штаб 3-го японского фронта. Здесь командующий генерал Усироку Дзюн принял условия капитуляции. В Мукдене войсками Забайкальского фронта были освобождены военнопленные американцы и англичане, находившиеся в японском лагере. Среди них оказалось много офицеров и генералов, занимавших крупные военные посты в ходе второй мировой войны.
Сорока пятью минутами позже на Чанчунском аэродроме приземлился десантный отряд численностью 200 человек. Вслед за тем над городом появился самолет, эскортируемый четырьмя истребителями. В нем находился представитель военного совета Забайкальского фронта полковник Артеменко. Вскоре после его приземления на аэродром прибыл заместитель начальника штаба Квантунской армии генерал-майор Мацумура.
Полковник Артеменко передал представителям вражеского командования требования о выводе войск из городов и подготовке к сдаче их в плен.
Узловым событием 19 августа была встреча Главкома советских войск на Дальнем Востоке Маршала Советского Союза А. М. Василевского с начальником штаба Квантунской армии генерал-лейтенантом Хата, японским консулом в Харбине Миякава и начальником 1-го отдела штаба Квантунской армии подполковником Сидзима. С нашей стороны присутствовали Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, главный маршал авиации А. А. Новиков, член Военного совета генерал-полковник Т. Ф. Штыков и другие.
Переговоры, продолжавшиеся несколько часов, состоялись в лесном домике неподалеку от советско-маньчжурской границы. Японцы приняли безоговорочную капитуляцию. Были уточнены места разоружения и сдачи в плен каждой армии и каждой дивизии, установлен порядок передачи складов с вооружением и стратегическим сырьем.
Однако переговоры еще не означали конца войны. Боевые действия на полях Маньчжурии продолжались. Если главным силам Забайкальского фронта предстояло выйти на побережье Ляодунского залива, освободить одноименный полуостров и города. Порт-Артур, Дальний (Дайрэн), то перед Конно-механизированной группой стояла не менее сложная задача — развивать наступление в общем направлении на Пекин. Это наступление открывало перед нами перспективу установить взаимодействие с частями 8-й народно-освободительной армии Китая и разгромить Бэйпинскую группировку Северного фронта японской армии. Меня, однако, смущало-следующее обстоятельство. Между Советским Союзом и Китаем еще 14 августа был заключен договор, устанавливающий традиционные дружественные отношения «путем союза и добрососедского послевоенного сотрудничества». Но чанкайшистские правители, извращая некоторые статьи договора, утверждали, будто СССР взял на себя обязательства помогать правительству Чан Кай-Ши в его борьбе против народно-освободительного движения в Китае. Это, разумеется, несусветная чушь. Более того, сам Чан Кай-Ши, как стало позже известно, вел двойную игру. Через своего представителя он передал японскому генералу Иману дополнительные условия капитуляции, в соответствии с которыми японские войска должны были до передачи оружия гоминдановским частям вести боевые действия против Народно-революционной армии.
Продолжая наступление на Пекин, мы попадали в атмосферу сложной военно-политической борьбы. Ведь за занятие любых пунктов не гоминдановцами, как говорилось во втором пункте условий капитуляции, предъявленных Чан Кай-Ши японцам, ответственность несли японские войска, которые обязаны освободить эти пункты и передать их нашим войскам[29] (то есть чанкайшистам. — И. П.). Это значило, что действия Конно-механизированной группы правительство Чан-Кай-Ши могло оценить, как вторжение в страну, с которой заключен договор в духе дружественных отношений.
Что делать? Собственно, такого вопроса передо мной тогда не стояло. Решение продолжать наступление было продиктовано, главным образом, следующими мотивами: к югу от Жэхэ продолжали существовать и вести боевые действия японские дивизии. Они оказывали серьезное сопротивление армии Чжу Дэ. Используя это обстоятельство, Чан Кай-Ши даже предпринял попытку организовать контрнаступление против 8-й китайской Красной армии. Однако в результате ряда сильных ударов гоминдановцы вновь потерпели поражение. Помнится, к нам прибыл командующий 12-й гоминдановской армией генерал Фудзо-И и обратился с просьбой, чтобы мы воздействовали на Чжу Дэ, который, как он выразился, «потеснил мои корпуса на 20–30 километров и наносит удары по тылам».
— Мне поручено заявить, — ответил Фудзо-И наш представитель, — что советские войска ведут боевые действия только против оккупационных армий империалистической Японии. Во внутренние дела Китая мы не вмешиваемся.
Можно было бы спросить у генерала Фудзо-Й, почему он не выдвигает предложений по совместному разоружению японских гарнизонов. Но нам было совершенно ясно, что между гоминданом и японцами существует прямой военнополитический сговор. Словом, военная и политическая атмосфера в районе боевых действий Конно-механизированной группы была весьма сложной и крайне напряженной. В этих условиях главным для нас было продолжать наступательную операцию с целью полного разгрома японских оккупантов. Мы не могли прекращать боевые действия до тех пор, пока они на деле не сложат оружия.