Для дальнейшего наступления на Пекин мы могли использовать дорожное направление: Жэхэ, Аньцзятунь, Губэйкоу, Миюнь, Пекин. Поэтому 5-я монгольская кавалерийская дивизия с утра 20 августа из-под Луанчина начала выдвигаться к Аньцзятуню. Недалеко от этого города в стороне от дороги действовала 6-я кавалерийская дивизия. Обе эти дивизии во взаимодействии с советскими танковыми, артиллерийскими, инженерно-саперными и другими частями начали выдвижение в исходные районы для дальнейшего наступления. Они должны были составить первый эшелон Конно-механизированной группы. Наступление на Пекин назначалось на утро 21 августа.
Еще в ходе наступления на Жэхэ мы деятельно готовились к дальнейшему этапу операции на Жэхэ-Пекинском и Калган-Пекинском направлениях. Вечером, накануне возобновления наступления, когда все было уже готово, я с группой офицеров выехал в деревню Инфан, стоящую на повороте дороги к югу. Километрах в двенадцати от нее находился город Аньцзятунь. Здесь мы намеревались разместить штаб Конно-механизированной группы на первом этапе операции до выхода к Великой китайской стене и овладения городом Губэйкоу.
Наши вездесущие разведчики установили, что в Аньцзя-туне располагается не очень большой, но по-боевому настроенный гарнизон численностью в несколько сот активных бойцов, а в Губэйкоу — пехотная бригада японцев. Полковник Никамура этих сведений не подтвердил и предположил, что там осели подразделения и части, отходившие под ударами Конно-механизированной группы с Долоннор-Жэ-хэйского направления.
Никамура дал довольно подробную информацию о дислокации японских войск по линии Датун — Пекин — Тяньцзинь. В Датуне располагались японские соединения: 118-я пехотная дивизия, две пехотные бригады и 4-й охранный отряд; в Пекине остались 3-я танковая и одна пехотная дивизии, 44-й отдельный танковый полк, юго-западнее Пекина — още одна пехотная дивизия; в Тяньцзине — 105-я учебная артиллерийская бригада; еще западнее — на станции Тангу — 8-я отдельная стрелковая бригада и другие специальные части.
Причиной того, что войск в этих районах дислокаций значительно поубавилось, было наступление 8-й народно-освободительной армии под командованием Чжу Дэ. Это наступление началось еще 11 августа и к моменту взятия нами Жэхэ и разгрома Калганского укрепрайона передовые части подходили к рубежу Датун — Пекин.
Говоря об этом, Никамура не без сожаления произнес:
— Наше поражение — это захоронение принципов «хак-ко итпу»[30]. У народов Азии должен быть покровитель, удел которого нести бремя их защиты от покорения белой расой. Теперь Азия будет растерзана тремя гигантами: Россией, Америкой и Англией.
Что-то вспомнив, он оживился и обвел рукой карту Китая:
— О, если бы моя родина успела, а вернее, сумела, завершить операцию «Чан-Кви»[31] и подвести все «углы» Азии под одну крышу…
— Вы были слишком далеки от выполнения этой непосильной задачи, чтобы говорить об этом с таким сожалением.
Полковник горячо возразил:
— 8-я армия Китая находилась на грани разгрома. Ее крупные силы под командованием генерала Чжао Вынь-цзиня были в окружении и отсчитывали последние удары своего пульса. Только наступление советской России спасло 8-ю армию от поражения.
— Следовательно, свою «крышу» японскому милитаризму приходилось возводить силой оружия, под прикрытием религиозно-мистических принципов. Ваша колониальная политика уже стоила Азии огромных людских жертв и материальных потерь.
— А зачем пришли в Китай войска вашей страны?
— Чтобы выполнить освободительную миссию и, предоставив народам право самим решать свою судьбу, уйти из Китая, — ответил я японцу.
Никамура пожал плечами:
— Такого в истории войн ещё не бывало.
— Вам этого не понять, но у вас будет время убедиться.
Сведения Никамуры не отражали, конечно, изменений, которые произошли в последние дни.
На пути в деревню Инфан мы обогнали главные силы 5-й кавалерийской дивизии и настигли передовой отряд. От Инфана начинается дорога на Пекин. Здесь мы остановились, чтобы уточнить обстановку.
Наступление развивалось успешно. Прибывший ко мне генерал Доржипалам доложил, что передовой отряд его дивизии— 28-й усиленный кавалерийский полк под командованием подполковника Эрэнцэна — уже достиг крепости города.
— Стремительно выдвигайте к городу главные силы дивизии. Если японцы не примут ультиматум, тогда артиллерийско-минометным огнем дивизии и приданных средств сокрушить противника и решительной атакой взять город.
— Город будет взят сегодня ночью, — заверил меня комдив.
— Торопитесь, у нас есть серьезный соперник. Передовой отряд 6-й кавдивизии — 15-й кавалерийский полк майора Дарамжава на ближнем подходе к городу. Полковник Цэдэндаши обещал первым ворваться в Аньцзятунь.
— Разрешите действовать? — коротко произнес Доржипалам. В глазах этого опытного и храброго генерала светилась твердая решимость.
Вместе с нашим офицером связи генерал Доржипалам выехал вперед, чтобы лично организовать штурм города.
Внезапный удар передовых отрядов уже предрешил судьбу гарнизона крепости. Около сотни пленных было захвачено на подступах к городу. А когда наступил рассвет и из крепости увидели, что вся долина заполнена наступающими войсками, поняли, очевидно, обреченность гарнизона, и над крепостной стеной был поднят белый флаг.
Генерал Доржипалам и полковник Цэдэндаши в сопровождении автоматчиков направились в крепость. Им представился молодой японский офицер штаба бригады. Оказалось, что основные силы и средства бригады занимают оборону вдоль Великой китайской стены перед городом Губэйкоу.
Захватив город Аньцзятунь, дивизии первого эшелона, сбивая и уничтожая на своем пути вражеские заслоны, продолжали стремительное наступление к границе Внутренней Монголии с Китаем, проходящей по Великой китайской стене.
Там, где река Чаохэ разрывает стену, китайцы в давние времена построили укрепленный город Губейкоу. Позднее по долине реки пролегли шоссейная и железная дороги на Пекин.
На рассвете 21 августа наш передовой командный пункт прибыл и развернулся в Аньцзятунь. Здесь ко мне явился представитель от гоминдановского генерала Шуаяо-си и вручил записку. Генерал сообщал ничего не значащие сведения о нескольких десятках китайских солдат, находящихся бог знает где, о четырехстах ящиках снарядов и двух орудиях, принадлежащих японцам. Затем с неподражаемой наивностью спрашивает: «Интересуюсь, куда вы поедете?» Иначе говоря — куда мы будем развивать наступление.
Обеспокоенность командования гоминдановских войск росла по мере нашего приближения к Великой китайской стене.
Чтобы не дать возможности противнику сосредоточить на главном Жэхэ-Пекинском направлении необходимые для обороны силы, войскам, завершившим к этому времени разгром Калганского укрепрайона, было приказано развивать стремительное наступление на город Калган и овладеть им. В случае прибытия представителей из частей 8-й народно-освободительной армии установить с ними взаимодействие.
Усиленный передовой отряд 7-й мотомеханизированной бригады возобновил наступление. Командир отряда офицер Зайсан-бумба, неотступно преследуя отходящего противника, на рассвете 22 августа вместе с советскими частями с ходу ворвался в Калган. Гарнизон охватила паника. Японские части отходили по дорогам на Хуайань и Сюаньхуа. Зайсан-бумба прежде всего освободил из тюрьмы политических заключенных и открыл двери японского военного концентрационного лагеря.
Вслед за передовым отрядом в город прибыл представитель командования Монгольской народно-революционной армии генерал-майор Эрэндо. В гостиницу, где он остановился, явились монголы и пригласили «господина монгольского генерала в резиденцию Дэ-вана».
Резиденция представляла собой хорошее кирпичное здание, построенное в стиле монастыря и обнесенное забором из обожженного кирпича.
В большом зале было собрано человек пятьсот-шестьсот монголов. При входе генерала все по местному обычаю стали на колени, устлали перед собой полы халатов и поклонились. Генерал Эрэндо жестом разрешил им встать. Из высокопоставленных лиц здесь находились министр финансов, управляющий делами и начальник отдела внешних сношений правительства Дэ-вана, а также его личный порученец.
Министр финансов поведал некоторые подробности бегства князя.
По его словам, к Дэ-вану явился японский консул и объявил, что в связи с наступлением армий объединенных наций положение Японии тяжелое, и она не сможет больше ничем помочь Внутренней Монголии.
— Хотите, — сказал он, — отступайте с нами.
Советник правительства Дэ-вана японский генерал-лейтенант предложил князю собрать членов правительства. Выступление советника было кратким.
— В сложившейся ситуации, — сказал он, — у вас возможны два решения: ехать со мной в глубь страны или оставаться на месте…
21 августа князь Дэ-ван со своими сторонниками и с семьей — женой, пятью сыновьями и дочерью — выехал поездом из Калгана в Пекин.
После сообщения министра финансов о бегстве Дэ-вана собравшиеся в зале приняли резолюцию, в которой излагалась просьба о присоединении Внутренней Монголии к Монгольской Народной республике. Эта резолюция была вручена генералу Эрэндо для передачи правительству МНР.
Несколько дней спустя в освобожденный советско-монгольскими войсками Калган вступили части 8-й народно-освободительной армии. Войска Чжу Дэ не могли в это время принять участие в операциях против японских войск, так как чанкайшисты неожиданно резко активизировали свои действия. Они атаковали войска народной армии всюду, где только возможно.
Складывалось впечатление, что японцы и гоминдановцы действовали согласованно: первые стремились остановить войска Конно-механизированной группы, а вторые — передовые части Чжу Дэ.
Перед самой Великой стеной, на перекрестке дорог, стоит деревня Бакэши. Сюда где-то в середине дня переместился наш командный пункт.