Полки обеих дивизий первого эшелона уже захватили все позиции под стенами Ваньличанчэна. Мне то и дело докладывали письма, запросы, донесения и требования гоминдановских генералов, в которых в разной форме выражалась одна мысль: «…У нас интересы общие. Поэтому мы хотим облегчить вашу задачу. Вы стойте там, где сейчас находитесь, а мы доложим, когда все сделаем». Мне хотелось спросить: что сделаете и кому доложите? Hо ответ на этот вопрос был и без того ясен.
Нам было известно, что по приказу Чан Кай-ши генерал-лейтенант Хан Ди-гун предпринял попытку выдвинуться в провинцию Жэхэ и даже захватил деревню Дагачжан. В дальнейшем он понял безнадежность своей затеи и отошел.
Генерал Доржипалам доложил мне, что его передовой отряд прорвался через линию вражеских заслонов и в данный момент ведет бой на ближайших подступах к городу и крепости Губэйкоу.
Почти одновременно к городу прорвался и передовой отряд 6-й кавалерийской дивизии. Майор Б. Дарамжав и подполковник Эрэнцэн быстро установили между собой тактическое взаимодействие и перехватили все подступы к крепости.
К середине дня части полевого заполнения были разгромлены и пленены.
В 13. 00 часов над крепостной стеной появился белый флаг.
Генерал Доржипалам с моим офицером связи направились на виллисе к крепости, а мы поднялись на Ваньличан-чэн. Губэйкоу лежал на краю широкой долины реки Чаохэ, у подножия крутобокой горы. В бинокль были хорошо видны расположенные справа перед крепостью железнодорожный вокзал и монастырь, а левее — аэродромные строения. У самой крепости автомобиль Доржипалама догнал другой виллис. Это спешил разделить с ним опасность и славу полковник Цэдэндаши.
Ворота крепости с внешней стороны были завалены землей. Автоматчйки стали разбрасывать землю, а командиры дивизий стояли и ждали. Это была весьма напряженная и далеко не безопасная сцена.,
— Полосанет из пулемета какой-нибудь смертник… Хотя бы танки подтянули, — забеспокоился полковник Чернозубенко.
Я знал, что танки стоят где-то под стенами крепости и наверняка держат на прицеле каждую бойницу перед воротами. Но теперь, пожалуй, нужна была не маскировка, а демонстрация силы. И войска начали обтекать крепость с запада по дороге.
Наконец, ворота крепости были открыты, и машины въехали в город. В штабе гарнизона наших представителей встретил уполномоченный японского соединения. Он озна-комился с содержанием ультиматума и растерянно пожал плечами.
— Я имею приказ своего командования сложить оружие и сдаться в плен только правительственным войскам Китая или США. Поскольку это ваши союзники, разрешите мне выполнить этот приказ.
Сказав это, японец, видимо, понял неуместность аргумента и для оправдания своих действий с грустным юмором произнес:
— Впрочем, если гарнизон «разбился вдребезги, подобно яшме», то не значит ли это, что бессмертный в тысячелетиях, божественный император утратил хоть мгновение своего величия и хоть иоту могущества? — он одернул свой светло-зеленый мундир и отстегнул самурайский меч — Гарнизон крепости складывает оружие.
Сдача в плен гарнизона Губэйкоу затянулась до позднего вечера. Пленных оказалось около трех тысяч человек. В наши руки попали многочисленные военные трофеи.
Прибывший в Губэйкоу генерал-лейтенант Жамьягийн Лхагвасурэн назначил временно комендантом города командира 13-го кавалерийского полка героя Монгольской Народной Республики подполковника Л. Дандара.
Наступление на Пекин продолжалось. Нарастал поток писем с просьбами, требованиями, заклинаниями остановить Конно-механизированную группу. Генерал Фудзо-И слал своих представителей и в Калган и в Губэйкоу. Побывал у нас и его порученец Чой Ви-фин. Он долго пытался узнать то, что ему не положено было знать.
— Как идут переговоры в Чуньине?[32]—не моргнув глазом, спросил он. Мы и сами не знали об этих переговорах.
Появились даже два американских летчика. Они сказали, что прибыли из Шамба через Хуху Хото и поинтересовались, каково направление и какие силы у наступающих советско-монгольских войск.
— Полномочий для переговоров с вами не имеем, — сказал он, — но нам по радио разрешено вступить с вами в переговоры с тем, чтобы быстрее и безопаснее проехать в Бэйпин.
— Там находятся японские войска, — предупредил я.
— Мы летчики. Специально спускались на территорию противника. В Укани мы были 19 августа, 24 августа прибыли в Баотоу. Мы ехали на лошадях, поездом… наконец, достигли Пиндицюаня, затем добрались до Датуна. Там мы достали машины… и вот мы здесь.
— Как вы узнали расположение советских войск?
— В Пиндицюане генерал Фудзо-И любезно сообщил нам, где можно вас встретить.
Было понятно, что это не те представители союзного командования, через которых обычно, осуществляется согласование вопросов оперативного или тактического взаимодействия с целью наилучшего выполнения боевых задач.
Не обращая внимания на переполох в стане врага и тревогу в лагере наших союзников, мы стремительно приближались к Пекину. На рассвете 22 августа передовые отряды вышли к рубежу Яньлочжуан, Шисячжань.
На этом рубеже японцы имели сильные оборонительные сооружения. Чувствовалось, что они получили от своего командования приказ задержать здесь Конно-механизированную группу. Пленные в своих показаниях отмечали, что американская авиация перебрасывает в район Пекина крупные силы Чан Кай-ши.
Действия Чан Кай-ши по мере нашего приближения к Пекину становились все более враждебными и коварными. Он подсылал к нам своих представителей, которые в ультимативной форме требовали остановить дивизии и вернуть их за Великую китайскую стену, грозили, что продолжение наступления на Пекин вызовет осложнения в советско-китайских отношениях. Гоминдановские представители игнорировали при этом тот факт, что мы помогаем китайскому народу избавиться от японской оккупации и наши действия в полной мере соответствуют советско-китайскому договору, на основании которого обе стороны обязались «вести войну против Японии до окончательной победы».
Не добившись от нас выполнения более чем странного требования — прекратить боевые действия против войск империалистической Японии, с которой моя Родина вела войну, — Чан Кай-ши пошел на прямое нарушение советско-китайского договора.
В наших руках оказался офицер, только что прибывший из Пекина. На допросе он утверждал, что японские части, расположенные южнее Великой китайской стены, получили приказ вести упорную оборону против наступающих на Пекин советско-монгольских войск и что японское командование будет нести ответственность… перед правительством Чан Кай-ши за оставление занимаемых рубежей и населенных пунктов.
Эти предательские шаги гоминдановцев мало меня беспокоили. Они лишь подсказали мне решение сосредоточить все силы Конно-механизированной группы для последнего броска на Пекин.
К большому сожалению, в это время мне была вручена краткая и лаконичная телеграмма, предписывающая остановить войска и закрепиться на достигнутых рубежах.
Затем поступил приказ командующего войсками Забайкальского фронта, запрещающий дальнейшее наступление на Пекин. Мы должны были отвести наши соединения обратно к Северу, к Великой китайской стене. Приказ был выполнен.
Признаться, приказ этот не очень-то обрадовал нас, с большим нежеланием отводили мы назад войска. До Пекина остался один «прыжок», а Конно-механизированная группа к этому времени обрела ту боевую энергию и динамичность, которые позволяли решать самые смелые задачи.
Вечером того же дня ко мне прибыл представитель командующего Шаньси-Чахар-Хэбэйским военным округом 18-й армейской группы 8-й народно-освободительной армии генерал-полковника Не Жун-чженя и вручил письмо. Командующий писал: «В разгроме Японии и в деле освобождения китайского народа Вы уже оказывали нам большую помощь, в этом мы всегда признательны Вам. Но предстоит тяжелая борьба. Реакционная группировка гоминдана, под непосредственным руководством американских империалистов, наступает на нас. Гражданская война в Китае неизбежна. Поэтому мы надеемся на вас и просим Вашу дальнейшую помощь.
В ближайшее время просим Вас передать нам все трофеи, захваченные Вашими войсками у японцев, — винтовки, пулеметы, минометы, артиллерию, боеприпасы, машины, рации и прочее военное имущество.
По приказанию главнокомандующего 8-й армией генерала Чжу Дэ я должен укреплять районы Жэхэ и Чахара. Будем дружественно сплачиваться с народами Внутренней Монголии…»[33].
Я внимательно прочел это письмо, будто перешагнул через годы в историю моей родины: гражданская война, голод, тиф, нехватка оружия.
Заметив, что я медлю с ответом, представитель обеспокоенно сказал:
— Вы — Красная Армия и мы — Красная Армия. У нас один враг. Дайте нам оружие и боеприпасы.
Мне, конечно, было понятно, что раз Чан Кай-ши и его войска ведут бои против 8-й народно-освободительной армии, то выдать оружие ее частям — значит, помочь китайскому народу.
— Мы можем выдать оружие, — сказал я представителю, акцентируя на слове «выдать». — Но вы не хуже нас знаете, где находятся склады с вооружением и боеприпасами. Мы разрешаем вам взять это оружие.
— Там стоит ваша охрана.
— Вы хотите, чтобы она помогла вам грузить?
— Мне все понятно. Благодарю вас, — обрадованно произнес представитель.
Город Жэхэ, куда мы вернулись на следующий день, выглядел по-праздничному ярко и шумливо. Всюду флаги, транспаранты, много цветов и улыбок. Люди в красных повязках на левом рукаве носят пампушки, баоцзы, подогретой вино, угощают советских и монгольских воинов. Неожиданно, где-то раздается страшный гул и треск. Уж не банда ли отчаялась наступать? Опасение оказалось напрасным. Это на радостях грохнул бравурную музыку китайский оркестр.
В штабе мне сообщили приятные новости. Войска Забайкальского фронта взяли город Порт-Артур. Воздушный десант забайкальцев возглавил заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант В. Д. Иванов. Он был назначен представителем Военного совета для переговоров о капитуляции и разоружении порт-артурского гарнизона. Десантный отряд численностью в двести автоматчиков под командованием майора И. К. Белодеда на десяти транспортных самолетах в три часа дня поднялся с мукденского аэродрома в воздух и взял курс на юг. К ним подстроились истребители, образовав мощное прикрытие.