– Так и никак иначе, – жестко продолжил Андрей. – А если кто-то – через три, через пять, десять лет, вспомнит об этом событии, вслух и не к месту, будет иметь дело лично со мной. Это понятно, Дудыкин?
– А чё «Дудыкин»? – обиженно выпятил губу Костик. – Чего всегда «Дудыкин, Дудыкин»? Заедем по дороге, еще пару бутылок купим, и все дела. Дудыкин сам отец-герой. Он все поймет как надо!
– Значит, поехали, – примирительно сказал Андрей. – Такси грузовое у входа.
Толпа сотрудников не спеша развернулась и, невнятно бубня, потекла к выходу.
В редакционной машине на заднем сиденье с Андреем ехал Борода.
– Ну ты мне-то скажи, что произошло, а, сынок? – тихо спросил Борода, делая сочувственные глаза.
– Да Анька мальца брошенного пожалела. Его девчонка какая-то родила и оставила… Ну, Анюта случайно мимо пробегала и прибрала к рукам. Его даже никто не хватился. Представляете? Нет пацана – и не надо.
– Да ты что?! – скорбно покачал головой бывший главный. – Нет, в наше время такого не было.
– Ага, пока она не заявила, что хочет его записать Маньке в братишки, никто и не трепыхнулся, что ребенок пропал.
– Н-да… Золотое сердце у Анечки, золотое! – Похоже, Борода прослезился.
– А я что – хуже? Меня как вы в данной ситуации трактуете?
– Ну, ты ж у нас богатырь, защитник страждущих по определению, – развел руками Борода.
Церемония в больнице прошла шумно. Известие было переварено еще в дороге и никак на праздничное настроение не повлияло. У них с Анной дома все по-быстрому выпили шампанского, потом пришло время кормить младенцев, и гости, выказав понимание, потянулись на выход. Маргарита, уходя последней, задержалась в дверях и, обратив на него взгляд блекло-серых глаз, прошептала:
– Я так вами восхищаюсь, Андрей Викторович! Я так восхищаюсь!
– Да ладно, Марго, – махнул он рукой. – Спасибо, конечно, но от меня здесь почти ничего не зависело. Все решили практически без моего участия. Я только подчинился мнению большинства.
– Нет, ну все равно… Это поступок!
«Значит, либо Анна сама выдала конкретику, либо все догадались, откуда взялся Ванька. Хоть кто-то восхищается мной без дополнительных напоминаний. Уже хорошо».
Жизнь начала меняться сразу и прямо на глазах. Анна устраивала детей на новом месте, Андрею пришлось, обжигаясь, мыть после гостей жирные от крема тарелки и осторожно полоскать хрустальные бокалы, шаловливо выскальзывающие у него из пальцев.
В глубине квартиры послышался трубный Ванькин плач – Андрей сразу понял, кто подал голос. Ванятка требовал «сваво, кровного», то есть молочного, напористо, с явным сознанием правоты. Маня только подтягивала, выпевая что-то нежное, неизбывно женское, с подтекстом.
Теперь главным для Андрея было на работе вести себя так, словно ничего особенного не случилось, и не превратиться в вечно невыспавшегося, безбашенного Костика номер два. А ведь тот наверняка станет гундеть, что Андрей стал дважды отцом из зависти к нему.
«Будет вякать – урою мерзавца!» – подумал Андрей и тут же почему-то вспомнил, что его поклонница Маргарита так и не сделала пасхальный материал.
«Чем слова разные говорить, работала бы лучше… Но это потом. Сейчас – справиться бы с ситуацией. Особенно – внутри себя».
– Ох, Андрюшик, а ты хлопочешь тут!
Анна, переодетая в домашний костюм, вошла в кухню.
– Должен же я облегчить тебе бремя материнства, – сумрачно ответствовал Андрей и выключил воду.
В квартире вдруг стало совершенно тихо. Даже дети смолкли – видимо, Анне удалось заключить с ними договор о временном прекращении рева.
– Я ужасно люблю тебя, – как-то грустно сказала она.
– Ну, что мне тебе ответить по существу, – вздохнул Андрей, поспешно вытирая руки.
От Анны пахло как-то непривычно… Как от свежей сдобной булочки – ванилью, что ли. И еще молоком.
В понедельник, в состоянии средней невыспанности, Андрей явился на работу.
– Ну чего, юный папка? – спросила Валя радостно. – Привыкаешь?
– А чего? – махнул Андрей рукой как можно беззаботнее. – Словно всю жизнь так жил. Кормления-купания… Нормально.
Надо было начинать верстать пасхальный номер, он открыл папку с текущими материалами. Повесть о бункере, которую он наваял между походами в роддом, ему понравилась, что бывало достаточно редко. Главное, он не помнил, как и когда этот материал делал. Ну, не важно… Но Марго так и не расстаралась написать о монастыре и грядущих праздниках.
Андрей нажал на клавишу громкой связи:
– Валь, Богданову кликни ко мне.
Марго появилась почти сразу – будто ждала вызова под дверью.
– Маргарита, я не вижу вашего материала. Что-то не так? Присядьте.
Марго была одета в кофточку без рукавов и с воротником под горло – как Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». К ее полным рукам это никак не шло.
– Да, я хотела с вами посоветоваться, – деловито начала она.
– Советоваться, Маргарита, надо было две недели назад, когда я вас спрашивал.
Она смахнула с лица радостную улыбку, даже чуть отшатнулась.
– Сегодня, надо полагать, материал сделан не будет? – не слыша ответа, продолжил Андрей.
– Нет, ну, он, в общем, сделан… Я только… Я другой материал делала.
– Так, Рита, сейчас вы пойдете к Валентине Николаевне, скажете, что я посадил вас на разбор писем читателей – у нее там завал работы.
– Это что – в наказание? – поджала губы Маргарита.
– Считайте как хотите. Что найдете интересного – сходите и побеседуете. Сделаете подборку.
– А это – про Пасху?
– Что уже есть готового – мне в папку, сейчас же. Я сам доделаю. Съезжу в Голубинский и доделаю.
– А можно мне?…
– Что еще? – изображая невероятную усталость и безнадегу, произнес Андрей.
– Ничего. Можно идти?
Андрей кивнул, хотя очень тянуло рявкнуть: «Не можно, а нужно!!!»
Он набрал номер домашнего телефона.
– Ань, ты как? Я сейчас по работе в Голубинский двину. Матушке что-нибудь передать?
– Ой, погоди… Сейчас, сейчас…
Андрей услышал плач – кажется, Манин, потом что-то упало и покатилось. Жизнь била ключом.
– Ну, ты ей все расскажи как есть или как считаешь нужным. Спроси – можно у нее там их окрестить… А то уже пора.
– Окрестить? – удивился Андрей.
– Ну да. А как иначе? И спроси – может она у нас крестной стать? И привет большой, и благословения для детей спроси.
«А как я его повезу, если дадут? В багажник оно поместится?» – чуть было не ляпнул Андрей, но промолчал.
– А, хорошо. Все сделаю. Целую всех в розовые носики.
Эту фразу Андрей слышал от мамы, давно, когда та общалась со своими детными подругами. Кстати, нормальный предлог пригласить родителей познакомиться с внучкой. Пышные крестины, с хорошим обедом… А то уже неудобно становится.
… То, что у его родителей внуков оказалось вдвое больше запланированного, сказать сразу он не решился, а выдать рослого Ванятку за ловко утаившегося от врачей в невеликой Аниной утробе брата-близнеца не удастся. Парень нагло объедал сестру и уже за первую неделю перерос ее. Тот, кто не знал, что Андрею он не кровный сын, точно подумал бы – растет такая же коломенская верста. А Манечка – она была в маму, берегла фигурку и кушала очень умеренно, больше спала, чуть похныкивая во сне, словно о чем-то мечтала.
– Ну, первый срок, в какой младенцев следует крестить, вы уже пропустили, – сказала матушка, сочувственно выслушав Андрея. – Теперь примерно через месяц.
– А почему? Я хотел своих пригласить поскорее – они хотят с внучкой познакомиться.
– Тут Страстная неделя вклинивается, потом, раз вы не записались, очередь большая будет. А вы как раз на праздник Победы крестить будете.
– Да? – почему-то обрадовался Андрей. – Это нам подходит. Даже здорово… А вы нас окрестить не можете? Аня очень просила.
– Этого она просить не могла, Андрей, – мягко возразила игуменья. – В монастырях не крестят, тем более – женщина. Она, наверное, имела в виду духовных восприемников, крестных?
– Ну да, наверное… Я как был невеждой в данном вопросе, так и остался. А крестной-то вы у нас будете?
– Да, это с удовольствием. Но еще и крестного отца надо. Есть у вас кто-то на примете? Только не кровный родственник.
– А… Михал Юрич вас устроит в этом качестве? – неожиданно для себя спросил Андрей.
– Михаил Юрьевич – очень достойный человек, – ответила игуменья, и это можно было считать согласием.
– Что это у вас, матушка, позвольте узнать? Профессиональный зуд одолевает.
Перед игуменьей лежали стопочками распечатанные конверты. Мелькнула мысль – поздравления к каком-то юбилею или празднику. Но Пасха же нескоро?
– Это пожертвования и прошения от верующих и даже неверующих, судя по незнанию элементарных вещей. Просьбы разные. Ну, скажем, отслужить за упокой – за здравие в монастырях редко служат, и еще часто за взыскание.
– Взыскание? – озадачился Андрей, вспомнив по аналогии «взыскание алиментов».
– Есть такой обычай – если хочешь найти пропавшего без вести, разошли по двенадцати монастырям денег, сколько не жалко, хоть по рублю, если больше нет, закажи сорокоуст по пропавшему. Если человек жив, он вскорости объявится, если нет – даст весточку, как и где погиб. Может, во сне явится, может, кто-то от него придет.
– Да? – Андрею в его размягченно-благостном состоянии слушать о таком было неуютно, но это была богатая тема. – И много заказывают?
– Да уж немало – с нашей-то обстановкой.
– Разве? Вроде поспокойнее как-то стало.
– Это как сказать. Если открытой войны нет, не значит, что все хорошо. Очень много людей пропадает. И пропадают чаще других молодые мужчины…
– Неужели? – не смог не перебить Андрей. – И находят их потом?
– Да, хотя далеко не всех. Недавно одного мужчину с Северного Кавказа вернули, еще с той войны родные искали. Другого в больнице сосед случайно нашел – в диспансере соседнего района обнаружил. Тот после аварии память потерял. Могу письма показать.