Я – хозяин Дорог
И попутчик вольного ветра…
Я иначе не мог,
Ведь позвали меня километры…
Песня была не моей, я не умею сочинять стихи. У меня свой Дар. А эту песню сложил Володя, музыкант и сказочник, чья Дорога уже дважды пересекалась с моей. Теперь я ношу песню с собой.
– Перекресток, – негромко сказал Тим. – Никого нет, жалко…
Он вдруг снова засмеялся. Смеялся он здорово, даже в детстве не все так умеют.
– Хранитель… Ведь мы можем свернуть на Новую Дорогу!
– Сейчас посмотрим, Тим.
Краешек солнца еще висел над горизонтом, красноватый, но яркий. Я подставил под закатный луч плоскость клинка и послал Истинный свет вдоль чужой Дороги.
…Темно-синий, в белой окантовке прибоя, край моря. Зеленые леса вдоль берега. И город из белого и розового камня, уже зажигающий вечерние огни в окнах и узорчатых уличных фонарях.
Даже не думал, что такое возможно.
Я присел перед Тимом, взял его за плечи. Улыбнулся. Осторожно провел ладонью по мягким тонким волосам, заранее зная, что мальчишка досадливо мотнет головой, уворачиваясь от непрошеной ласки.
– День прошел неплохо, верно?
Он кивнул – и в глазах зажглась искорка страха.
– Это очень хорошая Дорога, Тим. Она ведет к морю, в город, где живут добрые и умные люди. Тебе нужно пойти по ней.
– А ты, Хранитель? Ты не хочешь идти?
Я молчал.
– Хранитель! – обиженно выкрикнул Тим.
– У меня своя Дорога. Я рад, что смог помочь тебе… надеюсь, что смог. Тебя почему-то очень не любит Властелин.
– Хранитель, в городе тоже есть Дороги. Подумай, сколько людей научатся выбирать пути… если ты пойдешь со мной.
Он смущенно замолчал.
– Тим, тебе покажется странным, но я не могу сойти с Дороги.
Ни звука, ни слова. Весь вопрос, все недоверие оказались в глазах.
– Я меняю Дороги для других. Моя ведет лишь вперед.
– Это потому, что тебя никто не позвал за собой, – тихо, но твердо сказал он. – Идем.
Его ладонь легла в мою. И он шагнул через барьер – уже не существующий для него, но запретный для…
Моя рука прошла сквозь невидимую преграду. Я вскрикнул, впервые в жизни почувствовав ветер Новой Дороги.
Он был чуть влажным и прохладным – от близкого моря. И солоноватым по той же причине – я ощутил это кончиками пальцев, оголенными нервами, бьющимся в судорогах Даром. Клинок приплясывал за плечами, рассыпая фонтаны колючих искр.
Так вот почему тебя боялся Властелин. Я меняю Дороги и рушу барьеры – а ты умеешь вести за собой. Это твой Дар.
Я шагнул дальше – и почувствовал, как барьер напрягся, затвердел. Воздух впереди начал сгущаться, превращаясь в моего двойника, и я выхватил клинок. Темно и нет Истинного света. Но время миражей миновало – а сталь убивает и в темноте.
– Какая милая картина, – насмешливо сказал Властелин. – Носитель Дара уходит со своего пути. Все равно как если бы Целитель бросил больных, а Музыкант перестал петь.
– Я выбрал Новую Дорогу, Властелин, – сухо ответил я. – Это не измена Дару, и ты это понимаешь.
– Тебе не дано уйти с Дороги. Барьер удержит тебя.
– Мне дано прокладывать пути другим. А мальчик умеет вести за собой. Ты не удержишь нас.
– Очень жалею, что не сделал его Дорогу покороче, – процедил сквозь зубы Властелин.
Тим крепче сжал мою руку. И сказал:
– Наверное, я зря бросил пистолет? Там оставался один патрон, если по-честному…
– Пули здесь не помогут, – стараясь казаться спокойным, ответил я. – А клинка хватит вполне.
Властелин презрительно улыбнулся:
– Твой меч лишь останавливает меня… на время.
– Мне хватит и этого.
– Ты хочешь настоящего боя? Ты погибнешь, Носитель Дара. Человек не может победить судьбу.
– Ты знаешь, Властелин, – с внезапным пониманием сказал я, – настоящего боя между нами не будет. Не может быть. Ты не совсем Судьба… а я не просто Человек. Сними барьер!
– Нет!
Властелин сделал к нам несколько шагов – и остановился, глядя на лезвие моего меча. Поток синего огня с посеребренной сталью в сердцевине.
– Если тот, кто прокладывает пути, начнет менять свою Дорогу, наш мир погибнет. А он не так уж и плох! Вспомни судьбу мальчика!
– Не думаю, что новая будет хуже.
– Стой! – В голосе Властелина уже не было насмешки или пренебрежения. Только страх. Дикий, нестерпимый страх. – Выслушай меня! Выслушай…
Его голос сорвался в шепот, и я опустил клинок, по-прежнему сжимая ладошку Тима.
– Говори, Властелин.
– Мы не можем убить друг друга. Мы – две части целого. Я храню неизменность пути… а ты учишь людей менять Дороги. Нам никогда не убить друг друга.
– Я знаю.
– Пусть все и дальше останется так, пусть! Иди по своему пути, он вечен! Учи людей менять Дороги на чужие, учи их не бояться нового пути. Но не сходи со своей Дороги!
– Потому что тогда мир изменится.
– Он погибнет!
– Станет другим. Я помню, каким он был… или будет. А ты знаешь это точно. Тебе в нем места нет.
Властелин Дорог обмяк. Безнадежно пробормотал:
– Ты не веришь… Мир не станет лучше. А для меня есть место в любом мире. Да, этот мир проще, нагляднее, честнее!
Бетон Дороги дрожал и крошился. Какая-то звезда полыхала на горизонте, превращаясь то в ледяную синюю искру, то в огромный, в полнеба, багровый шар. Горячий ветер пустыни бросал в лицо горсти колючего снега.
– Пойдем… Дорога ждет… – робко попросил Тим. – Пойдем?
Его пальцы были горячими и твердыми. Я чувствовал, как бьется тонкая ниточка пульса.
– Идем, Тим… – Я в последний раз взглянул на Властелина Дорог. На позолоту и драгоценные камни, осыпающиеся с плаща. На лицо – мое лицо! – становящееся бетонной маской. И ударил клинком по невидимому барьеру, разделяющему Дороги.
Обломки посеребренной стали осыпались на Дорогу. И я шагнул вперед – к запаху моря, шуму прибоя, разноцветным звездам, теплым ладоням в моих руках…
Полутьма. Тусклая лампочка в настольной лампе, повернутой к стене. Теснота. Узкая и короткая кухня – крупногабаритный гроб. Табачная вонь, напильником дерущая глаза. Тлеющая сигарета на блюдце рядом с пустой кофейной чашечкой. Старая пишущая машинка с заправленным бумажно-копирочным бутербродом…
Я Властелин Дорог и Носитель Дара.
Я прокладываю Дороги и учу их менять.
Мир прост и понятен.
И вместо теплых ладоней в моих руках колючие осколки стали.
Фугу в мундире
«Куда девалась моя молодая жена?» – спросил хозяин. «Пучок зеленой травы у рта осла и есть твоя молодая жена», – ответил обезьяна-странник.
1. Местность рассеяния
– Арана-сан, – сказал я, склоняясь в поклоне. – Примите мое о-сэйбо по случаю кэдзимэ…
– По случаю Нового года, – неуверенно поправил меня Валера. – Или не уточняй ни фига. О-сэйбо – оно и есть о-сэйбо.
Сегодня – двадцать седьмое декабря. Срок, когда я мог исполнить нормы гири, истекал… Да, вы же не знаете, что такое нормы гири… Если на вашем календаре и стоит двадцать седьмое декабря, то год наверняка не тот. Восьмидесятый или девяносто пятый… И ни черта вам не известно – ни о гири, ни о ниндзе… Вы их спутаете с гирями и ниндзями. Вам хорошо. Вы живете в России – или в РСФСР. Вы…
Да ну вас на фиг. Мне дали конверт, который можно отправить в прошлое. Чистый конверт из плотной белой бумаги. Я запишу все, что успею. А объяснять вам про перестройку, про президента Ельцина, про Всероссийский референдум о Курилах… Забавный все же вышел у него итог. Два года минуло, а до сих пор смеюсь, как вспомню. И надо же было острякам русофилам из парламента вставить в текст третий пункт…
«Референдум граждан России по вопросу территориальной принадлежности Курильских островов Кунашир, Шикотан, Итуруп и Хабомаи.
1. Я за то, чтобы передать вышеуказанные острова под суверенитет Японии.
2. Я за то, чтобы сохранить над вышеуказанными островами суверенитет России.
3. Я за то, чтобы передать Россию под суверенитет Японии».
Как они веселились, парламентарии последнего созыва, голосуя за третий пункт! Показать абсурдность всего референдума! Острова наши! Наши! Навсегда! А-а-а-а-а! Девяносто семь процентов? А-а-а-а-а!
Вот так и живем. В Стране восходящего солнца. Очень демократично, и двуязычие по всей Японии введено. Даже в Токио, в столице, большинство вывесок на японском и на русском.
Двуязычие – дружбы два крыла, писал мне друг из сопредельной страны, бывшей СССР-ской республики. Она тоже к нам попросилась. Но Хасэгава Мититаро, наш премьер, сказал, что не раньше середины двадцать первого века. Иначе не осилят. Японцев, коренных, понять можно – они немного растерялись. Три дня в парламенте драки шли: решали, присоединять нас или нет. Решились…
А двуязычие – это хорошо. И никакой национальной дискриминации. Любой может занимать руководящие должности, все равно – коренной ты японец, русско-японец или беглый грузин. Надо только знать оба государственных языка.
Мы с Валерой работаем в компании по постройке Садов Камней. Валера каменщик, я садовник. Вокруг камней должна быть лужайка надлежащей формы и с надлежащей, точнее, произрастающей травкой. Валера ездит на джипе по окрестностям, ищет подходящие камни, привозит, устанавливает… У него чутье на хорошие камни, он незаменим. А я потом вокруг камней травку высаживаю. Начальник наш, Арана-сан, как правило, доволен… Впрочем, что я все о себе да о Валере? Главное – рассказать вам о фугу.
2. Местность неустойчивости
Арана-сан кивнул, и я начал декламировать:
Обвита плющом скала…
В море, в Ивами,
Там, где выступает мыс
Караносаки,
На камнях растут в воде
Фукамиру-водоросли,