— Кстати, Бранко, — сказала она, когда уже собралась уходить. — Вы знакомы с Челлем-Оке Ульсоном, по прозвищу Сейлор? — Вопрос она задала по наитию, сама не зная, какого ответа ждет.
— Конечно. Сейлор был здесь завсегдатаем, пока не свихнулся. Его вытеснили из кабака… — Бранко махнул рукой, словно собственный рассказ ему не нравился.
— Вытеснили?
— Да, или как сказать это правильно? — Он щелкнул пальцами, подыскивая верное слово. — Его перестали замечать, вот. Никто не хотел с ним пить. Сейлор говорил, ему плевали в пиво.
— Из-за того, что он знался с Томми Роотом?
— Наверняка. — Бранко покривился. — Люди здесь злопамятные. Плохо это. Жизнь слишком короткая. Если твой отец ничего не имеет против Сейлора, то я и подавно.
— Мой отец?
Вероника заметила, что Лидия тихонько потянула Бранко за рукав, но тот не дал себя сбить.
— Эббе и Сейлор приятельствовали. Иногда выпивали по стаканчику. Вот, смотри. — Бранко подошел к той самой фотографии на стене и указал на человека, сидевшего рядом с отцом. — Это Сейлор.
Глава 36
Дом престарелых располагался в восточном конце поселка, недалеко от церкви. Вероника в последний раз была здесь еще при жизни дедушки с отцовской стороны. Лет пятнадцать назад или больше — да какая, собственно, разница? Сейчас надо подумать о другом. Распечатка так и оставалась в заднем кармане. Вероника сунула туда руку, осторожно коснулась бумаги.
В доме престарелых над серым линолеумом разливался запах кофе. Жесткая, тяжеловесная на вид деревянная мебель стояла в коридорах там, где они чуть расширялись. Как и картины из крестьянской усадьбы, висевшие на стенах, она попала сюда из прошлой жизни. Мало кому нужные, неуклюжие вещи из другого времени. Так можно сказать и про Сейлора.
Уже по тону медсестры Вероника поняла, что Сейлора здесь не особенно любят. Он сидел за закрытой дверью у себя в комнате, в инвалидном кресле; на коленях — плед, хотя было не меньше двадцати пяти градусов тепла. Иссохшее, согнутое тело. Нос и щеки покрыты сеточкой лопнувших кровеносных сосудов — узор, отлично знакомый Веронике: она видела такое у алкоголиков, приходивших на групповую психотерапию.
— Вот и к тебе гости, Челль-Оке. Здорово, да?
Медсестра Мария — школьная подружка. Имя Вероника вспомнила, только украдкой взглянув на бейдж, но в лицо узнала сразу же. Мария, кажется, согласилась считать, что Сейлор — давний приятель отца Вероники, хотя во взгляде у нее проскальзывало сомнение.
Сейлор недружелюбно глянул на Марию, потом на Веронику. Нижняя губа у него косо отвисла, в углу рта собрался комок белой слизи. Губы слабо зашевелились, раздался еле слышный влажный звук.
— Меня зовут Вера Нильсон, — сказала Вероника.
Странно было выговаривать это имя. Еще бы. Ее ведь давно уже зовут по-другому.
— Дочка Эббе и Магдалены, — прибавила она: Сейлор никак не показал, что узнает ее. — Из Баккагордена. Вы дружили с моим отцом.
Название хутора заставило старика приподнять голову. В глазах у него зажегся огонек, но Сейлор продолжал молчать. Его взгляд блуждал между нею и медсестрой. Вероника повернулась к Марии, давая понять, что справится сама, но та истолковала все неправильно.
— Я же говорила — у Челля-Оке деменция. От него не так много осталось. Он то здесь, то там.
— Ясно. — Вероника упорно смотрела на Марию; та наконец разобрала ее намек.
— Ну, мне надо идти, ты наверняка сама тут управишься. — В голосе медсестры слышалось легкое недовольство. Ей как будто хотелось задержаться еще на минутку. — Челль-Оке иногда бывает немножко шумным и распускает язык, но это не опасно. Если что — позвони в колокольчик. И имей в виду: мы скоро заберем его, повезем кормить.
Вероника подождала, пока затихнет стук сандалий-«биркенштоков» Марии, подтащила стул и села рядом с Сейлором. От него слабо пахло мочой и чем-то сладковатым — Веронике совсем не хотелось знать, чем именно.
— Вы дружили с Томми Роотом, — приступила она к делу, даже не пытаясь завести для начала светскую беседу. Глаза Сейлора сузились.
— Ты дочка Аронсона, — наполовину прошипел, наполовину пробормотал он.
— Племянница, — поправила она. — Харальд — мой дядя.
— Сука сраная, — сказал Сейлор. Потом обратил взгляд внутрь себя, и злое выражение исчезло с его лица. Старческие пальцы перебирали плед.
— У вас с Томми были общие дела. Охота, — напомнила Вероника.
Последнее слово заставило Сейлора заерзать. К нему вернулась злость.
— Насрать. На всех. Любопытные сволочи. Ничего не скажу. Наше дело. Мое и Томми. Аронсон — сраная сука.
— Так вы с Томми не любили моего дядю?
Старик поднял на нее глаза.
— Аронсон сраная сука.
— Да, вы уже говорили.
Вероника посидела, ожидая продолжения, но Сейлор упрямо сжал губы. Вероника сделала новый заход.
— Вы с Томми охотились вместе в Северном лесу, да? Хотя это были угодья моего дяди.
Сейлор подался вперед, ухмыльнулся.
— Может быть. Может быть. Томми. Может, лес, может… — Взгляд снова потух, пальцы стали что-то искать на пледе.
Вероника вздохнула. Разговаривать со стариком было невозможно, совершенно бессмысленно. Чего она ожидала от этого визита? Что Сейлор объяснит ей, кто прошмыгнул в отцовский сад или положил камень на мамину могилу? Это он-то, который может передвигаться только от своей комнаты до столовой и обратно?
С улицы донесся звон церковного колокола, призывающего на службу. Значит, по воскресеньям второй завтрак у стариков бывает около одиннадцати.
Вероника тщетно пыталась сообразить, что бы еще сказать. Она уже готова была встать и уйти, когда вдруг кое-что надумала. У нее даже дыхание перехватило от появившегося хорошо знакомого ощущения. Она откинулась на спинку стула и стала пристально изучать Сейлора. Его взгляд и то, как он перебирает плед. Мельчайшие изменения на его лице.
— Тебе грустно, — мягко сказала она. — Ты горюешь по своему другу, да, Челль-Оке?
Сейлор не ответил. Он все еще смотрел на собственные колени, но пальцы замерли, перестали перебирать ткань.
— Томми был хорошим другом? — спросила Вероника.
Старик промолчал, однако ей показалось, что он слабо кивнул.
— А ты был ему хорошим другом, Челль-Оке?
На этот раз кивок был отчетливее.
— Я помогал Томми, когда он в первый раз вышел в море. Он был таким молодым. Я его учил, присматривал за ним. — Сейлор замолчал.
Вероника остро пожалела, что при ней нет блокнота.
— Так Томми был хорошим другом? — повторила она. Сейлор посмотрел на нее. Его глаза блеснули.
— Хороший друг не предаст, — угрюмо сказал он. — Никогда. Томми не предавал. До того лета.
— Так ты думаешь, Томми предал тебя? Бросил?
Сейлор снова опустил глаза.
— Послушай, ты защищал Томми. Ты был хорошим другом, а он тебя бросил. Оставил наедине с людьми, которые злились на него за то, что он сделал, злились на тебя за то, что ты с ним знался. — Вероника умолкла, желая убедиться, что Сейлор ее слушает.
— Я был Томми хорошим другом, — пробормотал Сейлор. — Хорошим.
— Он больше не подавал о себе вестей? После того лета? — Вероника затаила дыхание.
— Нет. — Сейлор покачал головой. — Ни словечка…
Вероника заставила себя подождать, не перебивать его вопросами.
— Он получил по заслугам, — вдруг сказал Сейлор. Голос стал резким.
— Кто? Томми?
— Нет! Аронсон. Получил по заслугам. Не надо ему было влезать… Лишил Томми куска хлеба. Томми и его семью. И Томми сделал это. Томми… — Слова точно застревали у Сейлора на полпути между мозгами и ртом. Блуждающий взгляд наполнился тревогой. Вероника глубоко вздохнула.
— Что сделал Томми? — спросила она.
Губы старика мокро шлепнули друг о друга. Он словно бы безуспешно подыскивал ответ.
— Что Томми сделал с моим младшим братом?
— Из-бушка, — выговорил старик.
— Какая избушка?
— Аскедален. Охотничья. Томми не виноват… — Остаток фразы потонул в невнятном бормотании.
— Расскажи про избушку. — Вероника подалась вперед.
— К черту! — завопил вдруг Сейлор так, что брызги слюны полетели ей в лицо, заставив отшатнуться. Он принялся раскачиваться взад-вперед. — Тайна, избушка — тайна. Почему ты ничего не сказал, Томми? Почему не сказал, как все было?
Он внезапно замолчал и обмяк. Пальцы снова начали перебирать плед.
— Челль-Оке? — позвала Вероника. — Сейлор?
Она осторожно положила руку ему на колено, но он не отозвался. Веронике послышался тихий звук, словно кто-то приближался к двери в сандалиях.
Вероника догадалась достать распечатку; развернув картинку, она положила ее старику на колени. Шаги приближались. Кажется, по коридору шли двое. Сейлор взглянул на изображение. Потом на Веронику.
— Узнаешь его, Сейлор?
Голос, кто-то взялся за дверную ручку. Вероника поднесла фотографию к лицу старика. Сейлор отводил глаза, словно на листе было изображено что-то неприятное. Его губы снова зашевелились.
— Правда там, наверху, — пробормотал он. — Далеко в лесу, где никто не найдет. Я так ему и сказал.
— Кому?
Дверь открылась. Мария и еще одна медсестра встали в дверях.
— Пора есть, Челль-Оке.
Вероника потянула картинку к себе, чтобы сложить ее и сунуть в карман, но пальцы соскользнули, и фотография оказалась на полу. Мария нагнулась поднять ее.
— А, так ты знаешь Котика?
— Кого-кого?
— Котика, Исака. Ну, мы его так прозвали. Племянника Сейлора. — Она легонько тряхнула распечаткой и повернула так, чтобы ее коллега тоже посмотрела.
— Исак бывал здесь? — Желудок свело. — Когда?
— С месяц назад. Такого не скоро забудешь. Понимаешь, о чем я? — Мария подмигнула ей, после чего обратилась к Сейлору. — Ну, Челль-Оке, поехали в столовую. Сегодня голубцы, твои любимые.
Старик широко улыбнулся. От прежнего беспокойства на его лице не осталось и следа. Вероника уже хотела подняться, но, когда медсестра взялась за ручки кресла и сняла его с тормоза, Сейлор потянулся к Веронике и сжал ее пальцы.