Высокая трава была мокрой, и босым ногам стало холодно. Вероника хотела вывернуться, но дядя Сёрен задрал ее локоть повыше, и Веронике пришлось встать на цыпочки. Он толкнул ее вперед, к свету фонариков, и не отпускал, пока они не оказались на месте. Мужчины собрались в круг. Патрик держал на сворке двух самых больших собак дяди Харальда. Рядом с ним стояли оба брата Стрид. Поднятые плечи, квадратные тела, не привыкшие к белым рубашкам и костюмам.
Собаки, натянув поводки, скалили зубы на Исака, который скорчился в центре круга. Одна штанина разорвана в клочья. Видна окровавленная кожа.
У Вероники перехватило дыхание, и она ощутила нарастающую дурноту.
— Ты знала? — просипел дядя Харальд. Дернул ее за руку, принуждая смотреть в глаза. — Знала, кто он?
— Я… — Она пыталась выиграть время, найти верный ответ. Но дядя Харальд не стал ждать.
— Маттиас снял отпечатки в гостевом домике. Сказал — хочет знать, кто таков твой приятель на самом деле. Сегодня вечером пришел результат. Исак Велин. Вор и мошенник с основательным послужным списком в полицейском досье. К тому же он сын Томми Роота. Так отвечай, Вера. Ты знала, что он сын того гада, который убил твоего младшего брата?
— Погодите… — Исак поднял руку, но Патрик пнул его в живот. Жестко, с размаху.
Вероника, словно оцепенев, смотрела на происходящее. На то, как братья Стрид поднимают Исака. Волокут его под руки к розарию, прижимают к стене. Дядя Харальд не удерживал ее, все равно выбора у нее не было, она могла только покорно следовать за ними.
— Что вы от него хотите?
— Разобраться, зачем он явился. Какого черта ему надо.
Дядю Харальда вдруг точно осенило. Он грубо схватил Веронику за плечо:
— Этот Велин расспрашивал обо мне? О Тимоти?!
Она замотала головой, одновременно пытаясь вспомнить.
— Кажется, нет.
— Кажется? — Хватка усилилась. — Подумай-ка получше. Он что-нибудь говорил о Тиме?
— Пусти, мне больно.
— Вспоминай! — Лицо дяди Харальда было совсем рядом. Глаза сверкают, губы крепко сжаты.
— Ты явился сюда за Тимми? Отвечай, ублюдок! — заорал Патрик Исаку, отчего собаки снова залаяли.
Один из Стридов принялся бить Исака в живот. Удар следовал за ударом. Второй брат помогал, держал Исака, чтобы тот не упал.
— Нет! — крикнула Вероника. — Он не говорил о Тиме. Ни слова!
Но дядя Харальд, кажется, не услышал. Он выпустил ее плечо и подозвал Сёрена:
— Как по-твоему, он знает?
— А зачем бы еще он сюда явился? Яблочко от яблони…
— Знает что? — выговорила Вероника. Но мужчины уже повернулись к ней спиной, сгрудились у розария.
Патрик передал поводок кому-то из стоявших рядом, а потом вцепился в Исака и принялся колотить того головой о стену. Исак, кажется, уже не воспринимал происходящее — его взгляд блуждал, веки отяжелели. Он только дергался от ударов.
Бум
— Говори, скотина, зачем ты здесь!
Бум
— Явился за Тимми? Да?
Бум
На стене появилось кровавое пятно. В резком свете луны оно казалось черным.
— Хватит! — сказала Вероника, но никто не обратил на нее внимания.
— Рассказывай, что твой отец сделал с Билли!
Бум
Пятно на стене ширилось.
— Говори, гнида!
Бум
— Хватит! — заорала Вероника и что было сил ударила Патрика кулаком в спину.
Он замер, и все пятеро мужчин повернулись к ней. Их взгляды были пустыми, ничего не выражающими. Они словно забыли про нее.
— Прекратите! Вы же его до смерти забьете!
Глава 64
Стало душно, гром перекатывался где-то совсем близко. Скоро над ними разразится гроза. Сёрен-Торгаш и один из братьев Стрид потащили Веронику через двор. Она видела, как остальные заталкивают Исака в пикап. Его голова безвольно болталась, он еле двигался. Вероника услышала, как дядя Харальд сказал Патрику:
— Эббе вот-вот появится. А ему об этом знать незачем.
— С ней-то что делать? — спросил Сёрен.
Дядя Харальд бросил ему тяжелую связку ключей. Указал на коровник. Вероника не понимала, что происходит. Не понимала до тех пор, пока ее не втащили внутрь и не поволокли к той самой запертой двери — двери старой доильни.
— Нет! — Вероника уперлась ногами в пол. Страх придал ей столько сил, что двум мужчинам, крепко державшим ее, пришлось звать на подмогу дядю Харальда. Наконец ее все-таки втолкнули в темноту и заперли дверь.
Вероника ударилась обо что-то, полетела кувырком. Пол был ледяным, воздух — сырым и затхлым, как ей и помнилось. Паника заставила ее тут же вскочить. Вероника навалилась на дверь, со всей мочи заколотила в нее кулаком. Она кричала, пока не закашлялась. Спасти ее было некому. Она заперта здесь — совсем как в детстве. Заперта в темноте. Что-то коснулось ее босых ног — мягкое, как шерсть, и на пару секунд в голове у Вероники смешались все ее кошмары. Доильня, темнота, лисы; Вероника заорала так, что засаднило в горле.
Потом она бессильно опустилась на пол, привалившись спиной к двери. Тело сотрясалось от всхлипываний. Ее заперли здесь. И она оказалась в своих самых мрачных фантазиях.
Вероника постаралась собраться, дышать медленно.
Вдох
Выдох
Вдоох
Выыыдох
Еще никогда дыхание не давалось ей с таким трудом. На грани невозможного. Но через несколько минут паника немного улеглась. Все же доильня не опаснее старой шахты. Здесь нет ни воды, ни нескольких тонн земли и скал над головой. А рано или поздно кто-нибудь выпустит ее. Дядя Харальд, дядя Сёрен или еще кто-нибудь из тех мужчин.
Они ее заперли. Оставили в темноте, чтобы не мешалась под ногами. Решили, что она будет сидеть здесь, как хорошая девочка, и ждать, пока ее освободят. Потому что она Вера Нильсон, дочка Эббе и Магдалены, которая, хоть и задирает нос и вообще упертая, все равно делает, что скажут.
Вот уж дудки.
Вероника завертела головой, пытаясь сориентироваться. Сильно пахло резиной; Вероника вытянула руки и уперлась ими в предмет, о который споткнулась… ощупала шероховатую поверхность. Кажется, это стеллаж с зимними шинами для отцовской машины. Похожее на мех, что коснулось ее ноги, оказалось сущей ерундой — скомканной тряпкой.
Обогнув стойку с шинами, Вероника увидела неяркую полоску серебристого света, пробивавшегося с той стороны стены. Она пошарила вокруг этой полоски и нащупала доски, а не кирпичи. Значит, тут окошко, примерно в центре стены.
Вероника втиснула пальцы между двумя досками и попыталась приподнять окно. Оно подавалось плохо. Вероника напрягла все силы. Слабый скрип — и окно поднялось на несколько сантиметров. Поток бледного лунного света стал шире.
Вероника передохнула. Руки болели из-за атаки молочной кислоты. Она надавила еще… и еще… точно переливала всю свою злость из груди в руки. Окошко мало-помалу ехало вверх, пока не открылось настолько, что в него можно было пролезть.
Платье за что-то зацепилось, и прореха все увеличивалась, пока Вероника протискивалась в щель. Рама была покрыта давно копившимся здесь жиром, к которому липли руки, лицо и волосы. Вероника не обращала на это внимания. Злость в ней горела все жарче, давая незнакомую прежде силу; Вероника думала только о том, чтобы выбраться.
Окно вело в папину мастерскую. Вероника не была здесь с детства, как и в комнатах на втором этаже. Свет, который она видела, падал из окошка под потолком. Чтобы дотянуться до него, Веронике пришлось бы встать на верстак и разбить стекло каким-нибудь инструментом из тех, что были аккуратно развешаны вокруг на крючках. Но лезть через торчащие осколки, прыгать и приземляться босиком на битое стекло ей совсем не хотелось.
Вероника толкнула дверь тележного сарая, куда папа обычно ставил машину. Она оказалась заложена снаружи засовом и не подалась ни на миллиметр. В мастерской имелась еще одна дверь, она вела назад, в старый коровник. На ней были задвижка и замок. Вероника огляделась в поисках чего-нибудь подходящего. Сняла с крючка мощные, хорошо смазанные болторезные кусачки и перекусила дужку замка, словно сухую ветку.
Выйдя в коровник, Вероника провела рукой по стене, нащупала железную коробочку с рубильником. Щелчок — и под потолком загорелись неровным светом люминесцентные трубки. В холодном воздухе еще держался сладкий запах животных. Кирпичные пол и стены были выкрашены белой краской, по обе стороны от прохода тянулись длинные стойла. Во двор вели двойные двери, через которые Веронику сюда и втолкнули, они тоже оказались заперты снаружи, а окна были забиты досками изнутри. Толстые деревяшки находили друг на друга, так что оторвать их без помощи хорошего лома было невозможно. Конечно, в мастерской лом имелся, висел рядом с кусачками, но Вероника решила, что придумает другой способ выбраться на свободу — получше.
В противоположной короткой стене виднелась низкая дверца, которой они с Маттиасом пользовались, когда играли в прятки, и которая открывалась только изнутри. Вероника побежала по проходу. Стойла по обе стороны пустовали, кроме самого обширного, у двери. В нем стояло что-то большое, четырехугольное, тщательно укрытое зеленым брезентом. Вероника подумала, что это какой-то ящик, но подойдя к двери, оглянулась. Ей вдруг вспомнилось, что сказал Исак о коровнике — прямо перед тем, как ему пришлось удирать.
Я кое-что там увидел. Так вот, это кое-что меня тревожит.
В одном месте зеленый брезент разошелся. Проглядывал красный металл. Вероника развязала прорезиненные тесемки, державшие брезент, и подняла его.
Под ним обнаружился старый красный «вольво-амазон» с затемненным задним стеклом. Вероника сразу поняла, чья это машина. И еще поняла, что сейчас сделают с Исаком.
Маттиас не отвечал по мобильному. Ее это не удивило. Интересно, знает ли брат, что ее машину поджег Патрик и что он же обыскал их с Исаком номера? Потому что именно так все было задумано, теперь она была в этом уверена. Веронике сразу показалось странным, что Патрик, случайно проезжавший мимо, узнал ее машину, и она не понимала, как можно было не раскусить эту его хитрость. Они хотели, чтобы Вероника и Исак остались в поселке, хотели дознаться, кто он такой.