рогу и проезжают мимо пустынных бункеров и каких-то военных построек.
— Бен, что это?
Она с любопытством осмотрелась вокруг. Было такое впечатление, будто они попали на съемочную площадку, подготовленную для фильма, действие которого происходит в послевоенные годы. Сооружения по обе стороны дороги частично обвалились и разрушились, кругом было множество полевых цветов и сорняков, которые пробивались даже сквозь асфальт.
— Это старый военный пост, оставшийся со времен последней войны. По какой-то причине он до сих пор принадлежит военным, хотя сейчас здесь никого нет. Тут внизу в конце дороги есть прекрасный пляж. Я иногда приезжаю сюда, чтобы поразмышлять.
Он оглядел ее с улыбкой, и снова ее посетила мысль о том, как приятно всего лишь находиться с ним рядом. Он походил на хорошего доброго друга. Всю оставшуюся часть пути они провели, погрузившись в молчание.
— Здесь очень необычно, не так ли? Здесь так хорошо, и тут нет ни души. — Его машина была в этом месте единственной, когда они остановились, немного не доезжая до пляжа. Она не заметила ни одной машины с того момента, когда он свернул с основной дороги.
— Здесь никогда никого и нет. Я никогда ни одной живой душе не рассказывал об этом месте. Я люблю приезжать сюда один.
— Вы часто так проводите время? Как, например, прогулки в одиночестве по пляжу в Кармел? — спросила она. Он кивнул, доставая корзину с заднего сиденья, и пристально посмотрел на нее.
— Я никогда не думал, что увижу вас снова после того вечера на пляже.
— Я тоже. Это было удивительно — прогуливаться, беседуя с вами об искусстве. У меня было такое чувство, как будто мы знали друг друга уже много лет.
— Со мною творилось то же самое, но я думал, что это происходит по той причине, что вы очень похожи на женщину с картины Уайета. — Она улыбнулась и опустила глаза. — Я совсем почти не знал, что сказать на следующий день, когда вы появились в моей берлоге. Я не знал, признаваться мне или нет в том, что мы уже встречались.
— Что же заставило вас этого не делать? — Она снова посмотрела в его глаза, едва улыбнувшись.
— Кольцо на вашей левой руке. Я подумал, что вам будет неловко, если я сделаю это.
Это на него похоже, поняла Дина, проницательный и предупредительный. Она увидела, как он слегка нахмурился, продолжая сидеть на своем месте.
— Вам не будет неудобно, если окружающие узнают, что мы завтракали вместе? — спросил он.
— Я не вижу причины. — Но в выражении ее лица было больше бравады, нежели уверенности, и он заметил это.
— Что скажет ваш муж, Дина?
Слова были произнесены чрезвычайно мягко, и она хотела сказать ему, что ее это абсолютно не волнует, но это было не так. Вся неприятность заключалась в том, что ее это действительно беспокоило. Весьма сильно.
— Я не знаю. Никогда не задавалась таким вопросом. Обычно я нечасто завтракаю с мужчинами.
— А как насчет агентов по продаже картин, которые хотят выставить ваши работы? — Бен улыбнулся ей. Они так и не вышли из машины.
— Нет, меньше всего с агентами по искусству. Я никогда не завтракала с ними.
— Почему?
Она глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза.
— Мой муж относится с неодобрением к моей работе. Он думает, что это хорошее хобби, хорошее времяпрепровождение, но «художники — это хиппи и глупцы».
— Ну что ж, это, конечно, относится и к Гогену, и к Моне. — Он на мгновение задумался. Когда он говорил, ей казалось, будто взгляд его глубоко проникал в ее душу. — Разве это не причиняет боль? Разве такое отношение не заставляет вас отказываться от существенной части вашего «я»?
— Не совсем. Я продолжаю рисовать. — Но они оба понимали, что она лгала сама себе. Ее заставляли отказываться от чего-то такого, чего она очень хотела. — Я полагаю, заключение брака — это своего рода сделка, — продолжила она. — Каждый от чего-то добровольно отказывается. — Но на какие уступки пошел Марк? В чем он отказал себе? Она выглядела печальной и задумчивой, и Бен отвел взгляд.
— Наверное, в этом и состояла ошибка в моем поведении после того, как я женился. Я забыл о компромиссах.
— Вы были слишком требовательны? — Дина наблюдала за ним с любопытством.
— Может быть, и так. Это было так давно, что теперь трудно сказать с уверенностью. Я хотел, чтобы она была такой, какой я ее всегда себе представлял… — Он замолчал.
— А как вы ее себе представляли?
— О, — он посмотрел вверх с кривой усмешкой, — преданной, приятной, любящей меня. Обычный набор.
Затем они оба рассмеялись, и он, захватив корзину с едой, помог Дине выбраться из машины. Он также захватил с собой одеяло и аккуратно расстелил его для нее на песке.
— Боже мой, вы сами готовили этот завтрак?
Она смотрела на яства, которые он вытаскивал из корзины. Здесь были салат из крабов, паштет, французский хлеб, небольшая коробка с пирожными и несколько бутылок вина. Еще там была корзинка поменьше, в которой лежали фрукты, сверху обильно засыпанные вишнями. Она достала одну гроздь и повесила ее себе на правое ухо.
— Вы прекрасно выглядите с вишней, Дина, а вы не пробовали то же самое с виноградом? — Он передал ей небольшую кисть винограда. Она засмеялась и украсила ею свое левое ухо. — Вы выглядите так, как будто вам пришлось выбираться из рога изобилия… это все похоже на Fête Champêtre[26].
— Разве это не так?
Она откинулась назад, глядя в небо и широко улыбаясь. Она чувствовала себя очень молодой и безмерно счастливой. С ним рядом было так легко.
— Готовы к еде?
Он посмотрел на нее сверху вниз, держа чашу с салатом из крабов в одной руке. Она была поразительно красива, когда полулежала на одеяле с проглядывающими сквозь ее темные волосы фруктами. Заметив его улыбку, она вспомнила о вишнях и винограде, сняла их с ушей и устроилась, опершись на один локоть.
— Сказать по правде, я проголодалась.
— Это хорошо. Я люблю женщин с хорошим аппетитом.
— А что еще? Что еще вы любите? — Это был неподходящий вопрос, но ее это не волновало. Она хотела быть его другом. Она хотела узнать больше о нем и готова была рассказать о себе.
— Ну, давайте посмотрим… Я люблю женщин, которые танцуют… женщин, которые печатают… женщин, которые умеют читать — и писать! Женщин, которые рисуют… женщин с зелеными глазами. — Он остановился, снова пристально взглянув на нее. — А вы? — Его голос был едва слышен.
— Какие женщины нравятся мне? — Она засмеялась над его словами.
— О, замолчите. Прошу вас, отведайте чего-нибудь. — Он вручил ей кусок французской булки и паштет, она отломила корочку булки и щедро намазала ее паштетом.
Был прекрасный полдень; солнце стояло высоко над головой и веяло легким ветерком с моря, волны мягко накатывались на пляж. Лишь изредка мимо пролетала птица. Позади них стояли заброшенные постройки, уставившиеся на мир своими пустыми окнами. Это был их собственный мир.
— Вы знаете, — она посмотрела вокруг, затем повернулась к нему, — иногда мне кажется, что я хотела бы нарисовать картину, очень похожую на ту, которую мы наблюдаем здесь.
— Что же вам мешает?
— Вы думаете, что-то в духе Уайета? — Она улыбнулась ему. — Это не мой стиль. Каждый из нас делает то, что делает, в совершенно разной манере. — Он кивнул, ожидая, что она скажет что-нибудь еще. — Бен, а вы рисуете?
Он покачал головой, печально ухмыльнувшись.
— На самом деле нет. Было время, когда я пытался. Но я боюсь, что моя стезя в жизни — это продавать предметы искусства, а не создавать их. Хотя в свое время я создал одно произведение искусства.
Он выглядел снова задумчивым, когда смотрел, не отрываясь, в сторону залива. Летний ветер играл его волосами.
— Что это было?
— Я построил дом. Он был небольшой, но чертовски привлекательный. Я построил его сам с помощью своего приятеля.
— Как восхитительно! — Это произвело на нее впечатление. — И где?
— В Новой Англии. Тогда я жил в Нью-Йорке. Это был сюрприз для моей жены.
— Ей понравилось?
Он покачал головой и снова повернулся и стал смотреть на залив.
— Нет. Она никогда его не видела. Она ушла за три дня до того, как я собирался привезти ее посмотреть этот дом в первый раз.
Некоторое время Дина сидела молча, пораженная его словами. У них у обоих были свои разочарования в жизни.
— Что вы с ним сделали?
— Продал. Некоторое время я пытался жить в нем, но это не доставляло мне особой радости. Это была небольшая, но незаживающая рана. Тогда я перебрался сюда. И купил дом в Кармел. — Он посмотрел на Дину добрыми и печальными глазами. — Но мне было приятно сознавать, что я могу построить дом. Я думаю, что никогда больше не чувствовал себя так хорошо, как в тот день, когда я закончил его строить. Какое чувство! Это действительно было достижение.
Слушая его, она мягко улыбалась.
— Я знаю, — сказала она через некоторое время. — Я чувствовала подобное, когда появилась Пилар. Хотя она и не была моим сыном.
— Неужели это так важно? — Он казался обеспокоенным.
— Тогда это было важно. Это многое значило для Марка — иметь мальчика. Но я не думаю, чтобы он действительно беспокоился об этом впоследствии. Он обожает ее.
— Я думаю, что я предпочел бы иметь дочь, а не сына, — сказал Бен.
Дина выглядела удивленной.
— Почему?
— Их проще любить. Потому что вам не нужно будет изображать из себя настоящего мужчину и заботиться обо всей подобной чепухе, которая на самом деле ничего не значит. Вы можете всего лишь любить их. — Он выглядел так, как будто сожалел о том, что у него нет ребенка, и ей вдруг подумалось, а женится ли он когда-нибудь вторично?
— Нет, этого не будет. — Когда он говорил это, он не смотрел в ее сторону.
— Не будет чего? — Она была смущена. Он имел обыкновение отвечать на вопросы, которые она не задавала вслух. Вопросы, которые только возникали у нее в голове.
— Еще одного вступления в брак.