– Да.
Даже это короткое слово Динне удалось произнести только шепотом. Внезапно на нее разом навалились усталость и напряжение, копившееся на протяжении всей поездки. Она вдруг почувствовала, что ее силы на исходе. Ей даже захотелось, чтобы рядом оказался Марк.
– Мадам Дюра, вам плохо?
Молоденькая медсестра говорила по-английски с сильным акцентом, но довольно бегло. Динна лишь молча посмотрела на нее. Даже на этот вопрос она не могла ответить, у нее было такое ощущение, будто она может упасть в обморок.
– Мне... нужно... подумать... Можно сесть?
Динна огляделась и с удивлением заметила, как все вокруг нее становится серым, а потом съеживается. Она словно смотрела фильм на постепенно меркнущем экране неисправного телевизора. Картинка медленно, но неуклонно гасла. Наконец Динна услышала жужжание и почувствовала на своем плече чью-то руку.
– Мадам Дюра? Мадам Дюра?
Это был голос той же медсестры. Динна почувствовала, что на ее лице появляется улыбка. «У медсестры такой приятный молодой голос, такой приятный...» Динне вдруг нестерпимо захотелось спать. Она желала только одного: закрыть глаза и провалиться в сон, но та же рука продолжала теребить ее за плечо. Неожиданно она почувствовала на своей шее, а потом и на голове что-то холодное. Картинка на экране снова стала ярче. Над Динной склонились какие-то люди, она увидела много незнакомых лиц, все взгляды были обращены вниз, на нее. Динна попыталась сесть, но ее удержали. Двое молодых мужчин быстро заговорили между собой по-французски. Динна поняла, что ее хотят отвезти в отделение «Скорой помощи». Она быстро замотала головой:
– Не надо, со мной все в порядке. Правда. Просто у меня был долгий перелет из Сан-Франциско, и я целый день ничего не ела. Честное слово, я просто очень устала...
На глаза Динны снова навернулись слезы. Она попыталась их удержать.
«Ну почему, почему они хотят отправить меня в отделение «Скорой помощи»?»
– Я приехала к дочери, ее зовут Пилар... Пилар Дюра. Слова Динны подействовали на тех, кто ее обступил.
Двое молодых людей пристально посмотрели на нее, потом кивнули. Поняли. Через несколько секунд Динна была уже на ногах, ее с двух сторон поддерживали под руки. Молоденькая медсестра помогла ей оправить юбку. Кто-то принес стул, кто-то подал Динне стакан воды, еще секунда, и толпа разошлась. Возле Динны остались только все та же молоденькая медсестра и еще одна, постарше.
– Извините меня, – сказала Динна.
– Не извиняйтесь, мы все понимаем, вы очень устали. У вас был долгий перелет. Мы сейчас проводим вас к Пилар.
Медсестры переглянулись, и старшая еле заметно кивнула.
– Спасибо. – Динна выпила еще немного воды и вернула стакан медсестре. – Доктор Киршман здесь?
Медсестра покачала головой:
– Нет, сегодня он ушел пораньше. Он провел с Пилар всю ночь. Вы, наверное, знаете, что ей сделали операцию?
– На ногах?
Динну снова стала бить дрожь.
– Нет, на голове.
– Как она?
Динне показалось, что пауза тянется бесконечно.
– Ей стало лучше. Пойдемте со мной, мадам, вы сами все увидите.
Медсестра держалась рядом, чтобы в случае чего помочь Динне, но та уже твердо стояла на ногах и даже злилась на себя за то, что потеряла драгоценное время. Ее повели по длинному коридору с окрашенными в персиковый цвет стенами. Перед тем как медленно открыть дверь в палату, медсестра посмотрела на Динну долгим внимательным взглядом. Динна вошла внутрь, сделала несколько шагов и остолбенела. Казалось, воздух в ее легких мгновенно замерз и она потеряла способность дышать.
Пилар лежала на кровати, забинтованная, опутанная какими-то трубками, окруженная приборами. В углу палаты тихо сидела медсестра весьма сурового вида. По меньшей мере три монитора постоянно отслеживали состояние больной. Под бинтами саму Пилар было трудно разглядеть, а лицо из-за многочисленных трубок казалось искаженным.
Но на этот раз Динна не дрогнула. Она выпустила из рук сумку, под взглядом медсестры решительно направилась к кровати и улыбнулась. Медсестра, которая ее провожала, переглянулась с той, что дежурила в палате, и подошла ближе, но Динна этого даже не заметила. Она шла к кровати, пытаясь удержать на лице улыбку, сдерживая слезы и моля Бога дать ей силы.
– Здравствуй, девочка моя, это мама.
Со стороны кровати донесся слабый стон, Пилар стала следить за матерью взглядом. Динна поняла, что дочь ее увидела и узнала.
– Все будет хорошо, ты поправишься.
Динна села возле кровати, очень осторожно, едва касаясь, дотронулась до здоровой руки своей девочки, потом взяла ее обеими руками, поднесла к губам и поцеловала пальцы.
– Все хорошо, дорогая, ты обязательно поправишься. Девочка издала стон, от которого в душе Динны все перевернулось.
– Тсс, не надо, не сейчас. Ты сможешь поговорить со мной позже.
Динна говорила очень тихо, чуть слышно, но твердо. Пилар покачала головой.
– Я...
– Тсс.
Динна с болью посмотрела на дочь, ей не хотелось, чтобы девочка тратила силы на разговор, но глаза Пилар были полны невысказанных слов.
– Тебе что-нибудь нужно?
Динна всмотрелась в глаза дочери, но не смогла прочесть в них ответ. «Может, Пилар страдает от боли?» Она покосилась на медсестру. Медсестра тоже подошла к кровати, и женщины вместе склонились над Пилар, ожидая, когда та снова попытается заговорить.
– Я... я ра...да, что ты пришла.
Еле слышный шепот дочери вызвал у Динны слезы, ее сердце переполняли любовь и боль. Она заставила себя улыбнуться и слегка сжала руку Пилар.
– Я тоже рада, что я с тобой. А сейчас, девочка моя, пожалуйста, не разговаривай. Нам нужно сказать друг другу очень многое, но мы поговорим позже.
На этот раз Пилар слабо кивнула в знак согласия и устало закрыла глаза. Позже, выйдя с Динной в коридор, медсестра рассказала ей, что, исключая операцию, когда Пилар находилась под наркозом, она все время была в сознании и казалось, что девочка кого-то ждет. Теперь медсестре стало ясно, кого она ждала.
– Мадам Дюра, ваше появление очень сильно на нее повлияло.
Медсестра – воплощение деловитости и профессионализма – говорила на безукоризненном английском. Динна испытала облегчение. Значит, Пилар действительно ее ждала, ей не все равно. Наверное, в столь трагической ситуации это не должно было иметь большого значения, однако для Динны имело. Она очень боялась, что Пилар может оттолкнуть ее даже при таких страшных обстоятельствах. Но Пилар ее не оттолкнула. Но может, она ждала Марка? Для Динны сейчас это было не так уж и важно. Она тихо вернулась в палату и снова села рядом с Пилар.
Пилар спала больше двух часов. Проснувшись, она ничего не сказала, только молча смотрела на мать, не отводя взгляда от ее лица. Мать и дочь долго смотрели друг другу в глаза. Потом Динне показалось, что Пилар ей улыбнулась. Она бережно взяла руку дочери.
– Дорогая, я люблю тебя. Ты обязательно поправишься. А сейчас, может быть, поспишь еще немного?
Но Пилар одними глазами ответила «нет». Очень долго она молча всматривалась в лицо матери так пристально, словно не могла насмотреться. Казалось, она ищет подходящие слова и не может найти. Прошел еще час, прежде чем она заговорила.
– Догги...
На лице Динны отразилось недоумение. Пилар попыталась объяснить:
– Ты... при...везла... моего Догги?
Когда Динна поняла, о чем спрашивает Пилар, она не смогла сдержать слезы. Догги – маленькая собачка – была любимой игрушкой Пилар еще в детстве. Старый, обтрепанный, замызганный Догги приобрел такой вид, что в конце концов его засунули на какую-то дальнюю полку. Но выбросить собачку у Динны так и не поднялась рука. Слишком много с Догги было связано воспоминаний о детстве Пилар. И вот теперь, глядя на дочь, Динна уже не знала, с ней ли Пилар или где-то там, в детстве.
– Он ждет тебя дома.
Пилар кивнула и слабо улыбнулась.
Догги... Сидя в узком кресле, Динна мысленно перенеслась на много лет назад, в то время, когда Пилар было сначала три года, потом четыре, потом пять... потом девять, потом, как-то слишком скоро, двенадцать, и вот теперь – почти шестнадцать. Кажется, совсем недавно Пилар была милой, крошечной, изящной, очаровательной малышкой с золотыми кудряшками и голубыми глазами. Динне вспомнились ее забавные фразы, вспомнилось, как Пилар иногда, играя, танцевала перед родителями, вспомнились кукольные чаепития, сказки, стихи, пьесы, которые сочиняла Пилар... Однажды Пилар подарила Динне на день рождения блузку, сшитую из двух кухонных полотенец. И Динна с самым серьезным видом надела ее и пошла в ней в церковь.
– Мадам Дюра?
Незнакомый женский голос резко вернул Динну к действительности. Она растерянно оглянулась и увидела новую медсестру.
– Да?
– Вы не хотите отдохнуть? Мы можем постелить вам постель в соседней палате. – Старые мудрые глаза медсестры смотрели на Динну с искренней заботой. – Вы уже очень давно здесь сидите.
– Который час? – спросила Динна. У нее возникло чувство, что она уже несколько часов провела в мире воспоминаний.
– Почти одиннадцать.
По времени Сан-Франциско было два часа дня. Динна выехала из дома меньше суток назад, но ей казалось, что прошли годы. Она встала и потянулась. Потом с тревогой посмотрела на кровать.
– Как она?
Медсестра немного помедлила с ответом.
– Все так же.
– Когда придет врач?
Динне хотелось спросить: «И почему он вообще не находился здесь все те пять часов, что я провела у постели Пилар? И где, в конце концов, Марк? Неужели он не приехал? Он бы быстро привел этих лентяев в чувство и заставил их пошевеливаться». Динна мрачно покосилась на мониторы: непонятные кривые, которые рисовали приборы, ее раздражали.
– Доктор придет через несколько часов. До его прихода вы можете отдохнуть. Мы сделали мадемуазель еще один укол, теперь она некоторое время будет спать.
Уходить Динне не хотелось, но, с другой стороны, пора было показаться в доме свекрови. Там она могла бы узнать, удалось ли связаться с Марком, и разобраться, что творится с этим врачом. Кто он такой? И где он пропадает? И что он может сообщить? Пока что Динна точно знала только одно: Пилар в критическом состоянии. Безрезультатно просидев долгие часы в ожидании каких-то объяснений, малейшего доброго знака, намека на хорошую новость, она чувствовала себя отчаянно беспомощной. Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь пришел и сказал, что все это пустяки. Хотя если бы кто-то и сказал так, ей было бы трудно в это поверить.