Глава 2. Хороним скелеты — из шкафа в садПро целебное действие мертвой воды и антисептические свойства слез
Остановка
Мы остановились, чтобы понять, где находимся, приняли решение и определили место для нового дома. И тут что-то произошло. Остановка после многолетней скачки — шаг верный, но у него есть последствия.
Я никогда не забуду свой первый женский тренинг в Москве. Четырнадцать участниц — молодых успешных женщин, в основном приехавших из провинции и состоявшихся в столице, были похожи на красивых сильных кобылиц. Они мчались вперед, не чувствуя боли от застрявших в их телах стрел, куски плоти держались на коже чудом, а запекшаяся кровь создала причудливый рисунок на их белоснежных спинах. Я понимала, что мне надо их остановить. Даже решившись на участие в тренинге, они все еще пытались нестись дальше: опаздывали, задерживаясь на работе, отвлекались на телефонные звонки. Это сейчас участницы оставляют мобильные за кругом, да и тренинг давно уже проходит за городом, вдали от суеты. А тогда, в начале нулевых, тренинг был редкостью, а участие в нем — признаком успешности.
Двое суток я не могла спать от напряжения и усталости. А потом участницы остановились. И это было ужасно.
Обезболивание в виде постоянного движения закончилось, и женщины почувствовали всю боль своей израненной души и вонь от застарелых ран. Они выли и задыхались, так что двое предыдущих бессонных суток показались мне раем.
Когда женщина, чьи слезы никто не видел двадцать лет, открывает свои раны в присутствии других, это покруче самых жестоких сцен из фильмов про войну. Но именно это и есть героический поступок. Не срубленные головы врагов, не осада крепостей и даже не оборона родных городов. А встреча со своей болью и открытие своей уязвимости. И если раньше это касалось исключительно мужчин, наученных скрывать свои чувства, считая их проявление слабостью, то теперь в мир пришло несколько поколений женщин, не уступающих мужчинам в этой псевдосиле.
И вот эти израненные души рухнули рядом со мной, а я, наученная Бабой Ягой, в первую очередь достала мертвую воду. Ибо последовательность именно такая. Живая вода не воскрешает без мертвой. И если поторопишься — навсегда загубишь. Те, кто пытается простить своих обидчиков раньше, чем пережили обиду, гнев, вину, печаль, страх и другие чувства, «накладывают гипс» на открытую рану, не удалив осколки, не продезинфицировав, не вырезав мертвую ткань.
Это самая трудная глава всей книги. Глава, в которой мы будем оплакивать наши потери и хоронить части себя. Те части, которые «умерли» в боях с врагами, любимыми, случайными и дорогими людьми. Помнишь, что в сказке про Синюю Бороду самым страшным местом была комната, в которой хранились отрубленные головы его бывших жен? Символически каждая из них — это часть новой жены, то есть часть нас самих. За время боевых странствий мы пережили много травм и потерь. И каждый раз, прощаясь с кем-то или чем-то, мы прощались с частью себя. Есть потери, напоминающие смерть, — они необратимы. Мы никогда не вернем не только драгоценное время нашей жизни, но и навсегда утрачиваем чистую, красивую, талантливую часть своей души, по которой нам остается только тосковать. Конечно, вспомнив о себе, можно начать петь и в 60 лет, если бывший муж и житейские трудности не позволили делать это раньше. Но певческой карьеры уже не построить, не получить бонусов в виде радости и удовольствия, которые сопровождают женщину, вовремя раскрывшую свой талант. В этой мрачной комнате с трупами лежат наши мечты, доверие к миру и людям, уверенность в себе и еще много наших частей, без которых придется дальше жить. Что-то в третьем возрасте мы восстановим и оживим, а что-то придется захоронить и попрощаться с этим навсегда.
Жизнь-Смерть-Жизнь
Давай поговорим о женщине и смерти. Начнем с крови. Для древнего мужчины женщина кровоточащая — нонсенс, потому что кровь, рана и смерть — это прямая последовательность. Не было антибиотиков, других лекарств, и если рана кровоточащая, то риск умереть был очень высок. И когда женщина регулярно раз в месяц кровоточила и не умирала — это поддерживало идею о ее божественной сути, о тайном знании смерти, о том, что женщина со смертью на «ты», в родственном контакте с этой непостижимой силой. Потом психоаналитики расскажут о том, что так проявляется страх матери, страх женщины, имеющей отношение к рождению новой жизни, а значит и к смерти. Образ зубастой поглощающей вагины — вот мужское представление о выходе в жизнь. Это место перехода от небытия к бытию — опасное и очень мощное. Кто решает — кому пройти, а кому нет? Люди до сих пор испытывают древний ужас на этой границе. Ужас и благоговение перед величайшей тайной появления жизни. А мы, женщины, «носим это место в своем теле». И не должны быть в ужасе. Мы должны быть готовы.
В современном мире из цикла Жизнь-Смерть-Жизнь выпала смерть. И жизнь осиротела наполовину. Символически процесс смерти означает «завершение». Завершение какого-то цикла. Это постоянный процесс, с которым мы сталкиваемся все время, потому что жизнь состоит из начала, кульминации и завершения. В алхимии это альбедо, рубедо и негредо — белый, красный, черный — три процесса, из которых состоит весь цикл, и смерть — часть этого цикла. Завершение чего-либо — это умирание.
Современная цивилизация относится к смерти очень неуважительно. Из страха. Страха боли, страха стыда, страха не получить того, о чем мечтал. Несмотря на активно развивающуюся медицину и науки о продолжении и сохранении жизнедеятельности. Мы справились с детской смертностью, но столкнулись с вирусной опасностью. Мы думали, что победили бактериальные инфекции, но стремительно строим онкологические центры. Может быть, дело в том, что, жизнедеятельность — это про тело, а не про душу? А душа — та самая половина, которую мы потеряли?
Постоянное упрощение стало основной стратегией адаптации в обществе. Сколько бы неона ни появлялось на улицах, в нашей голове все становится черно-белым. Исчезающие цвета и оттенки стерилизуют и убивают живое. Современный мир так боится боли, что лекарства теперь делают сладкими, а гипс накладывают на незалеченные раны. Мир пропитался хэппи-эндом, отказываясь видеть последствия игнорирования смерти в виде неуправляемых вспышек агрессии, расстрела одних мирных школьников другими, неистребимого терроризма, бессмысленного и беспощадного.
На примере круга привязанности отчетливо виден жизненный цикл любых взаимоотношений. Круг привязанностей начинается с первой встречи с другим. Встреча перерастает в отношения, а затем в привязанность, которая рано или поздно заканчивается. И перед новой встречей есть этап, без которого новый контакт невозможен. Точнее, контакт возможен, а полноценные отношения и привязанность — нет. Это этап горевания, траура по прошлому. Для возникновения новой привязанности нужно завершить прошлые отношения. Иначе это похоже на попытку вырастить новое дерево, не выкорчевав пень.
Расставания неизбежны, а потери заложены в программу жизни. Чтобы справляться с ними, мы можем печалиться, горевать, тем самым освобождаясь от боли. Но есть потери, которые требуют много ресурсов и иногда становятся похожими на незаживающие раны, на гниющий, трухлявый пень, который больше не даст расти ничему новому, а будет только отравлять все вокруг.
Основная потеря в первые годы жизни — потеря любви матери. Любви, на которую рассчитывал и не получил. Для этого не обязательно бросить ребенка, достаточно не быть с ним эмоционально близкой. Может быть много причин. Но мало оправданий.
Этой ране трудно затянуться из-за недостатка психических ресурсов. Но мы можем получить поддержку от других людей, и это будет тем самым недостающим ресурсом. Проблема возникает в случае недостатка сторонней поддержки. Может быть, вокруг нас не было таких людей, которые догадались бы о нашей потребности. Но это только в детстве. Потом, во взрослой жизни, выбор людей, с которыми мы можем почувствовать себя любимыми, увеличивается.
Тогда почему же рана не излечивается? Потому что нам и в голову не приходит, что другие могут дать нам поддержку. Мы не верим и не просим. И тогда боль становится хронической. Боль от потери любви матери превращается в депрессию. Неясную, смутную, вязкую. Каждый раз, при новой потере, боль усиливается.
Мы ищем способы ее заглушить. Работа, отношения, алкоголь, увлечения, спорт, еда… Их много. Но мы знаем, что любое обезболивающее действует не вечно. И тогда остается самое сильное обезболивающее средство — смерть. Универсальный анальгин. И не обязательно это будет прямой суицид. Можно умереть скрытно. Болеть и не лечиться, уставать и не отдыхать, игнорировать опасности, лезть на рожон.
Хочется логично возразить: а может, просто начать лечить депрессию? Но ведь это страшно, стыдно, долго и без гарантии. Умереть легче. Но тогда не надо обманывать себя, что депрессия — это не самоубийство. Это оно.
Сила не в том, чтобы игнорировать боль. Это трусость. Сила в том, чтобы признать ее и рискнуть справиться, приняв помощь.
Горевание
Умение прощаться воспитывается с детства. Наши первые знакомства со смертью через расставание с тем, что или кого мы любим, нуждаются в сопровождении взрослых. Когда Таня громко плачет, из-за того что уронила в речку мячик, мама должна объяснить ей важные вещи про жизнь. Про то, что иногда мячик из речки не достать и он может утонуть. Что чувство, которое она испытывает, — это печаль, что плакать правильно и можно будет купить новый мяч. Он не будет полной копией прежнего. Но так устроена жизнь.
Огораживать детей от ритуалов горевания — значит лишать их опыта проживания важных сильных чувств. А девочек лишать возможности стать женщинами. Теми, кто будет давать жизнь, а значит и уважать смерть.
Современный мир вытеснил смерть на задворки. Горевание не приветствуется в мире, где ты должен быть радостен и успешен. Люди, столкнувшиеся с потерями, смертями, оказываются в изоляции и подвергаются саморазрушению из-за невыраженных чувств. Ведь процесс горевания — это не только печаль, но и вина, и гнев, и страх, и стыд.