С первых же дней пребывания у власти прокуратор не нашел общего языка со своими подданными и потому жил на положении завоевателя, запертого в осажденной крепости. Он не решался покидать дворец без эскорта из сотни воинов, а римляне предпочитали не появляться на улицах поодиночке и без оружия. Тех, кто отваживался на подобное безумство, поджидали острые ножи зелотов, от рук которых, погибало в иной месяц до полусотни добропорядочных римских граждан. В ответ Пилат устраивал облавы на бунтовщиков, распиная пойманных на крестах. Одним словом, в Иудее царил мир — тот самый мир, который более походит на войну. Но никто в империи не желал войны, и потому и римляне, и иудеи делали вид, что живут так, как положено жить добрым завоевателям и смирившим гордыню завоеванным. Пилат располагался во дворце Ирода, откуда рассылал по Иерусалиму и окрестностям отряды солдат, чтобы следить за порядком и защищать римских граждан и всех покорных Риму жителей Иудеи. Его жизнь была пресна, а победные реляции, достойные внимания кесаря, редки. Надо ли говорить, что прокуратора немало порадовало известие о том, что его солдаты разгромили отряд бунтовщиков, пленив его предводителя, известного разбойника Иисуса бар-Аббу. Пилат лично вышел на террасу поглазеть на убийцу и злодея. Здесь-то ему и была представлена Шева.
Прокуратор был приятно поражен мужеством римской гражданки, оказавшейся доблестней многих могучих мужей. Пока центурион Фурм во всех подробностях излагал наместнику суть подвига Шевы, Пилат внимательно изучал гостью. Она была довольно мила собой, а значит, тем более походила на роль героини, которые так любы сердцу кесаря, сената и римского народа. Это была настоящая римлянка, подобная тем, что преградили некогда путь восставшему против родины Кориолану или что жертвовали украшения во имя победы над кровожадным Ганнибалом. Это была новая Лукреция, и ее появление сулило много выгод Пилату, ибо Рим, как никогда, нуждался в Лукреции. Поэтому Пилат не только обласкал гостью льстивыми речами, но и тут же объявил в ее честь ужин.
На ужин были приглашены лишь самые близкие к прокуратору люди. Шева, которую привел в порядок цирюльник Пилата, облаченная в белоснежную с золотым шитьем тунику и отягощенная дорогими украшениями, подаренными гостье прокуратором, блистала, словно утренняя звезда. Собравшиеся были в восторге от юной госпожи, отличающейся не только завидным мужеством, но и обаянием и редким для женщины умом. Ужин прошел замечательно, став настоящим событием для римской диаспоры в Иудее. Ближе к концу его Шева сумела уединиться с Пилатом. Она вышла на террасу будто бы для того, чтобы подышать свежим воздухом. Прокуратор, чей взор весь вечер был прикован к гостье, последовал за ней.
— Красивая ночь, — вымолвил он.
Шева притворно вздрогнула и покосилась на хозяина:
— Да.
— И дальние звезды так манят.
Шева вновь покосилась на Пилата:
— Не такие уж они и дальние.
— Разве расстояния, в мириад раз превышающие то, что разделяет Иерусалим и Рим, не кажутся тебе большими?
«Любопытное замечание! Очень любопытное! — подумала Охотница. — Интересно, что бы сказал на это Пауль?» Прокуратор явно знал куда больше, чем должен был знать. Но зрачок сканера, граненым камушком темнеющий на пальце, безмолвствовал.
— Но отчего прокуратор решил, что эти расстояния столь огромны?
Пилат пожал плечами, широкими и слегка оплывшими:
— Мне всегда так казалось. Я не думаю, что солнечный диск меньше земной тверди, а звезды мне представляются солнцами, только находящимися дальше, чем наше светило.
— В первый раз слышу, чтобы звезды сравнивали с солнцем, — заметила Шева, имевшая достаточно четкое представление о космогонических воззрениях Отражения, куда ее занесло.
Прокуратор улыбнулся:
— Это мое личное мнение, и я не часто делюсь им.
— Понятно. — Шева уловила в глазах Пилата настороженность и улыбнулась. — Прокуратор хочет о чем-то спросить?
— Если прекрасная Марция не против.
— Нет. Спрашивай.
— Ты сказала, что принадлежишь к роду Фавониев?
— Именно так.
Пилат изобразил недоумение:
— Я хорошо знаю этот род, но никогда не слышал о тебе.
— Я принадлежу к египетской ветви. Мой дед осел там после гибели Антония.
— Он был сторонником триумвира?
— Да, одним из его друзей, до конца сохранивших верность.
— Похвально. А кто твой отец?
— Он владеет землями к востоку от Дельты. Он не лезет в политику и потому известен менее, чем прочие Фавонии.
На чувственных губах прокуратора появилась улыбка.
— Теперь мне понятно, почему я не знаю тебя.
— Рада, что сумела развеять твои сомнения.
— О каких сомнениях ты говоришь? — Пилат со смешком погрозил Шеве пальцем.
— Ты ведь поначалу решил, что я не та, за кого себя выдаю.
Прокуратор замялся, но все же признался:
— В какой-то мере.
— За кого же ты меня принял?
Ответ последовал не сразу. Для начала Пилат многозначительно воздел глаза к звездному небу и лишь потом негромко, с усмешкой, вымолвил:
— Биберий[15] подозрителен…
Шева звонко рассмеялась:
— Ты решил, что я шпионка?
— Да. В какой-то мере.
Пилат настороженно умолк, ожидая, что скажет его гостья. Охотница помедлила, прислушиваясь к гулкой поступи расхаживающих внизу часовых.
— Что ж, отчасти ты угадал. Я действительно прибыла сюда, чтобы разузнать кое о чем. Но я не состою на службе у императора.
— Чьи же интересы ты представляешь?
— Римских нобилей, проживающих в Египте, — после тщательно выверенной паузы сообщила Шева, — Как тебе должно быть известно, в нашей провинции осело немало выходцев из Иудеи. В последнее время их поведение вызывает опасения у здравомыслящих людей, к чьим голосам не желает прислушиваться император.
— А в чем дело?
— Иудейская диаспора проникнута мятежным духом. В ее среде то и дело возникают секты, чьи намерения представляют серьезную угрозу. Тебе известно о ессеях?
— Еще бы! Они бунтуют против нашей власти. Наиболее рьяные из них настроены даже против собственных сородичей, какие сотрудничают с нами. Их не так уж много, но они опасны. Из среды ессеев выходит много зелотов.
— Это знаю и я, — задумчиво промолвила Шева. — Но мне необходимо знать больше. Дело в том, что они объявились и у нас. Отец послал меня разузнать, кто вожди здешних ессеев и поддерживают ли они связь с нашими бунтовщиками.
— Почему именно тебя?
— Я владею языком иудеев и знакома с их обычаями.
— Но откуда?
Шева не ответила. Вместо этого она, проведя языком по губам, прибавила:
— Я много что умею.
Пилат сально ухмыльнулся:
— Прямо не знаю, как помочь тебе. В Иерусалиме не так много людей, знакомых с ессеями.
— Но они есть?
— Конечно.
Охотница ласково накрыла своей белоснежной ручкой лапищу прокуратора:
— Полагаю, мы сумеем договориться.
Пилат без промедления сграбастал ладошку Шевы:
— Я могу рассчитывать?
— Почему бы и нет? Но сначала дело!
— Хорошо. Тебе нужен Ханан.
— Кто он?
— Бывший первосвященник. Мы отстранили его от власти, но он и сейчас обладает влиянием большим, чем кто-либо другой. Думаю, он знает о ессеях если не все, то почти все.
— Отлично. Как я могу переговорить с этим Хананом?
— Я напишу ему письмо и дам тебе провожатого. Завтра же утром ты увидишься с ним. А сейчас…
Волосатая лапа прокуратора недвусмысленно легла на талию Шевы. Та рассмеялась и твердо посмотрела в глаза ухажера:
— Завтра! Завтра я переговорю с Хананом. Завтра мы увидимся и с тобой.
— Но…
Шева стерла с лица улыбку:
— Я же сказала — завтра!
И было во взоре гостьи нечто такое, что заставило Пилата отступить. Шева ушла в отведенные ей покои, а Пилат остался на террасе, где любовался звездами, такими дальними и отнюдь не крошечными…
Пилат сдержал свое обещание. После завтрака он передал гостье послание к Ханану и дал ей провожатого. Пред этим Охотница связалась с Паулем. Это был их второй разговор с тех пор, как они разделились. Первый раз Пауль поведал Охотнице о своей неожиданной удаче, которая показалась Шеве подозрительной. Теперь Пауль рассказал ей о своем путешествии в неведомую Обитель праведности, а заодно пересказал разговор с матерью Иисуса. Шеву поразило то обстоятельство, что мать Иисуса имела странное для своего времени представление о Космосе. Смутная тревога охватила Шеву, и она велела Паулю немедленно сообщать ей любую важную новость, пообещав, что скоро они увидятся. Шева и не подозревала, что их встреча случится раньше, чем она предполагает…
Дом Ханана находился недалеко от резиденции Пилата и представлял собой нечто среднее между дворцом и лачугой захудалого ремесленника. По размерам своим он напоминал дворец, но убогостью архитектуры и отделки походил скорее на лачугу. Пока Шева дивилась этому противоречию, ее провожатый переговорил с привратником, после чего Охотница была допущена внутрь.
Ханан принял гостью со всей учтивостью, к которой располагало послание прокуратора. То был старый, но еще крепкий мужчина, чье чело отмечала печать мудрости. Необычная красота Шевы произвела впечатление на хозяина, а ее безукоризненно правильный язык и вовсе расположил священника к гостье. Ханан внимательно выслушал просьбу Шевы и согласился помочь.
Собственно говоря, знал он немногим больше, чем Аналитическая служба, либо не пожелал раскрывать все свои карты. Хотя Шева и просканировала его сознание, она так и не сумела понять, искренен ли священник до конца. Во всем услышанном Охотница нашла лишь одно-единственное жемчужное зерно. Ханан обмолвился, что ессеи в большинстве своем перебрались к северо-западу от Мертвого моря.
Степенно поглаживая бороду, священник поведал:
— Там главными у них так называемые Отцы, числом двенадцать или пятнадцать, не знаю точно. Но верный мне человек донес, что наибольшим почетом пользуется один, которого все именуют Учитель праведности. Считается, что он обладает огромной силой. Ходят слухи, что он даже может оживлять мертвых. Я думаю, все это выдумки. Лишь Мессия обладает властью дарить жизнь. Но что этот человек незауряден, несомненно.