Шева указала пальцем в светлеющее небо, а когда легионер машинально поднял глаза, повинуясь ее жесту, коротким ударом воткнула ладонь прямо в волосатый кадык. И закричал петух.
Стражник захрипел и рухнул на землю. К счастью, его товарищи, склонившиеся над стонущим Иоанном, ничего не заметили. Подхватив бесчувственное тело под мышки, Охотница положила его у стены.
— Шева? — шепнул Пауль.
— Да. Я выручу тебя.
— Не стоит! Не рискуй, тут полно солдат!
— Но как же…
— Дело важнее. Я знаю, кто он.
— Я тоже. Это Фома.
— Но откуда…
— Я достала образец его крови. Сканер указал на него! Молчи, сейчас я развяжу тебя…
Но Шева не успела даже прикоснуться к веревкам, потому что Иоанн уже поднялся с земли, и стражи, похохатывая, возвращались назад.
— Нельзя пить столько вина, дружище! — орал один из них.
— Иди! — шепнул Пауль. — Иначе они схватят тебя!
— Хорошо. Но не думай, что мы расстаемся насовсем. Я помогу тебе.
Шева отпрянула в тень, а затем как ни в чем не бывало пошла навстречу стражам. Увы, она слишком доблестно сражалась, потому и запомнилась врагам.
— Постой! — воскликнул один из легионеров, обращаясь к другому. — Я знаю его! — Страж приблизился вплотную к Шеве и, наставив на нее копье, грозно вопросил: — Ты ведь из тех?
— Из кого «из тех»? — спросила Охотница.
— Ты был с людьми, которых мы схватили этой ночью! — проговорил он.
Иоанн ждал Шеву, и она пошла прямо на легионера, заставив его отступить.
— Тебе показалось, мой друг! — нагло возразила Шева. — Я был с вами!
С этими словами она оттолкнула копье и вышла через ворота на улицу. И в тот же миг петух прокричал в третий раз, возвестив восход солнца…
Известие о пленении бунтовщиков порадовало Пилата. Он лично поблагодарил центуриона Фурма, после чего отправил солдат в дом Ханана за пленниками. Разбойникам надлежало незамедлительно предстать пред грозным прокуратором. Ради такого случая Пилат облачился в парадные одежды и накинул на плечи белый плащ. В таком виде его и застала Шева, успевшая не только принять свой собственный облик, но и придать ему посредством нехитрого грима ту неотразимость, что присуща очаровательной женщине.
Пилат учтиво поклонился гостье:
— Прекрасная Марция! Куда же ты исчезла? Тебя не было целых… — Прокуратор задумался, подсчитывая.
— Четыре дня! — подсказала Шева. — У меня были дела. Я исполняла поручение, данное мне отцом.
— И как? Успешно?
Охотница ослепительно улыбнулась:
— Вполне. А как обстоят дела у наместника сиятельного Тиберия? Судя по его лицу, неплохо?
Пилат скорчил самодовольную гримасу:
— Да. Сегодня ночью мои воины разгромили шайку опасных разбойников и даже поймали нескольких из них. Сейчас их приведут сюда на допрос.
— Вот как? — Шева придала лицу выражение заинтересованности. — А не позволит ли великий Пилат и мне присутствовать при этом?
— Тебя интересуют разбойники?
— Скорее те, кто за ними стоит.
— О ком ты? — насторожился прокуратор.
— Пока не знаю, но, поговорив с этими людьми, возможно, смогу быть более определенной.
Пилат задумчиво погладил чисто выбритый жирный подбородок:
— Буду благодарен тебе, если…
Он не договорил, а Шева кивнула, показывая, что поняла, о чем недоговорил прокуратор. Она заняла место у соседнего окна и принялась разглядывать внутренний двор, по которому неторопливо прохаживались часовые. Ждать пришлось недолго. Вскоре на площади показались люди — шесть или семь воинов, кольцом окружавшие двух пленников. Чуть позади шагали еще несколько человек, в одном из которых Шева без труда признала Ханана. Узнал его и прокуратор, недовольно пробурчавший себе под нос:
— Что еще ему нужно?
Ответ на этот вопрос был получен немедленно. Его принес слуга, доложивший:
— Члены Синедриона просят принять их!
— Что им понадобилось?
Слуга склонил голову:
— Не знаю.
— Скажи, что я приму их после того, как допрошу схваченных смутьянов.
— Они просили передать, что просят принять их первыми.
Пилат недовольно поморщился. Как и подобает солдату, он не переносил святош, надутых от осознания собственной учености. Как и подобает римлянину, он не переносил варваров, отталкивающих взор самой своей внешностью и притворным раболепием. Но не стоило ссориться с теми, чье слово стоило многого. Пилат немного подумал, после чего кивнул:
— Хорошо, пусть войдут.
Вошедших оказалось шестеро. Возглавлял шествие сам Ханан, за ним шли еще пять саддукеев, обликом своим мало отличавшихся от предводителя. Остановившись перед Пилатом, Ханан, а следом и прочие отвесили низкий поклон. Затем Ханан покосился на Шеву и, с мгновение поколебавшись, поклонился и ей. Пилат в ответ коротко дернул головой, Охотница ограничилась тем, что улыбнулась.
— Что привело тебя, жрец, в столь ранний час? — спросил Пилат, изобразив притворный зевок.
— Дела государства, достойный Пилат.
— Это как-то связано с людьми, которых захватили ночью мои солдаты?
— Да. — Ханан состроил улыбку. — Мои люди также были там и не стояли в стороне.
— Мне доложили. Я сообщу о твоей услуге Тиберию. Что еще тебе нужно?
Ханан поклонился, бросив исподлобья взгляд на Шеву.
— Я бы хотел поговорить с тобой наедине, — сказал он, понизив голос.
— Отошли своих людей.
— А эта женщина?
— У меня нет от нее секретов! — отрезал Пилат.
Ханан поклонился еще ниже.
— Хорошо! — Обернувшись к своим спутникам, он коротко бросил: — Выйдите!
Те беспрекословно, подчинились и, отвесив поклон, оставили залу.
— Теперь говори.
Ханан покосился на Шеву.
— Я все же…
— Говори! — настойчиво повторил Пилат.
И священник смирился:
— Пусть будет так. Меня беспокоит судьба одного из людей, схваченных твоими воинами.
— Они разбойники, и я поступлю с ними как с разбойниками.
— Но один из них обычный душевнобольной. Его обманом увлекли эти люди, воспользовавшись его затуманенным сознанием для своих грязных целей.
— О ком ты говоришь?
— О некоем Иешуа, жалком пастыре из Галилеи.
— Если он невиновен и если его рука не держала меч, я снисходительно отнесусь к нему.
— Именно это я и хотел услышать, мудрейший! — Ханан поклонился.
Пилат с подозрением посмотрел на него:
— С каких пор тебя стала беспокоить судьба умалишенных?
— Наша вера учит милосердию. Кроме того, я был знаком с ним прежде, в то время, когда его разум еще был светел. Он достойный человек. Я бы не хотел, чтобы его постигла незаслуженная кара.
Пилат оскорблено вскинул голову:
— О чем ты говоришь, жрец? Разве может быть незаслуженной кара, назначенная наместником самого Тиберия?!
— О, конечно же нет! — поспешно отступил Ханан.
— То-то же! Можешь быть спокоен, я со всем вниманием отнесусь к человеку, за которого ты просишь. А теперь можешь идти!
— Но я хотел бы…
— Мне нет никакого дела до того, чего ты хочешь! — резко оборвал его Пилат. — Тебе же нет никакого дела до людей, на которых распространяется власть Рима.
— Но…
— Никаких «но»! Я приму во внимание твои пожелания, но решу судьбу этого человека сам!
— Я хочу лишь напомнить, что завтра Пасха и по закону один из осужденных должен быть помилован в ознаменование праздника.
— Ты напомнил. — Пилат растянул губы в приторной улыбке. — А теперь можешь идти.
Сказано это было таким тоном, что Ханану не оставалось ничего иного, как повиноваться.
Едва священник скрылся за дверью., как Шева шагнула к Пилату:
— Я хочу поговорить с ним, достойный.
— Зачем? — полюбопытствовал Пилат, ничуть не удивившись ее желанию.
— Он что-то знает, что не мешало бы знать и нам.
— Полагаешь, он станет откровенничать с тобой?
— Поверь мне, я умею развязывать языки.
— Верю. — Пилат улыбнулся. — Ступай, я не приму решения до твоего возвращения.
С этим напутствием Шева выскользнула за дверь. Она догнала Ханана на выходе из дворца Ирода.
— Прости меня, достойный… — Священник обернулся, вопросительно уставившись на девушку. — Нам надо поговорить! — деловито закончила Шева.
— Пожалуй, — согласился Ханан.
Времени было немного, и потому Охотница начала без обиняков:
— Зачем тебе нужен Иешуа?
— Я же сказал, он был моим другом…
— Оставь свои сказки для прокуратора! — резко бросила Шева. — Разве не ты сам рассказывал мне о загадочном Учителе праведности из Обители у Мертвого моря?
— Верно. А откуда ты знаешь, что это он?
— А разве не твои люди следили за мной, когда я покинула Иерусалим? — продолжила игру в вопросы Охотница.
— Верно! — вновь согласился Ханан. — Мы оба много знаем и могли бы принести пользу друг другу, став союзниками.
— Так в чем же дело?
— Я не знаю…
— Не знаешь, доверять ли мне? — перебила медленную речь священника Шева.
Ханан усмехнулся:
— Вот именно.
— А ты рискни. В противном случае ты потеряешь больше, нежели выиграешь.
— Давай попробуем. — Разговаривая, они медленно отошли к портику, где можно было укрыться от посторонних глаз. — Ты пришла от прокуратора, но ты не служишь ему. Так?
— Ты угадал, — подтвердила Шева.
— Кому в таком случае ты служишь?
— Влиятельным людям в Александрии. Мы хотим наладить добрые отношения с иудеями, которых немало в нашей стране. Мы знаем, что ваша вера дает силу, которую не способна дать никакая другая вера. Мы хотели бы быть сильными!
— Что ж, звучит вполне убедительно, — промолвил Ханан. — Ты можешь помочь мне?
— Мое слово немало значит для прокуратора.
Священник задумчиво кивнул. Взор его глубоко посаженных глаз буквально впился в лицо Охотницы.
— Это ты помогла солдатам схватить разбойника бар-Аббу?
— Ты много знаешь, — уклонилась от прямого ответа Шева.
— Тогда ты и впрямь имеешь влияние на прокуратора! — протянул Ханан. — Хорошо, я буду откровенен с тобой, если ты обещаешь помочь мне сохранить жизнь этому человеку.