Бочек радостно слушал прежнего соплавателя и удивлялся не только расцвету края, но и росту этого человека, с которым коротал пуржистые ночи зимнего путешествия по глухой и пустынной тундре. Слипко рос вместе с Колымой. В его ведении было сложное машинное хозяйство одного из лучших судов речного флота.
Старые знакомые встретились после двухлетней разлуки на устье реки, куда Бочек привел караван речных судов, построенных на Тюменской верфи, по частям доставленных в Качуг на Лене и там собранных. Пятая речная экспедиция прошла через ледовое море Лаптевых. Десятки пароходов бороздили широкие плесы Колымы, на которых совсем недавно — в 1931 году — не плавало ни одно паровое судно.
Пунктиры ленско-колымского побережья исчезли с географических и морских карт. На кочках болотистой тундры и нежнобелом ковре ягеля вырос Усть-Ленский порт — выход Якутской республики в море. Напротив отепленных бараков, плотины мола, механических мастерских, узкоколейной дороги Усть-Ленского порта сонно клевали бушпритами шкуны изыскательных экспедиций.
Старейший ленский лоцман-якут Афанасий Данилович Богатырев гордо говорил Бочеку:
— Вам, людям Большой земли, нечему удивляться. Но я доживу до той навигации, когда на причалах Усть-Ленского порта запоют портальные краны. Растет и строится отрезанная бездорожьем моя страна. Вот они покачиваются на рейде, морские шкуны, и скоро уйдут на остров Дунай, на восточный Таймыр, к Новосибирскому архипелагу выводить белые пятна с лица моей страны. Я — старик, много прожил, много видел. И с каждым годом мне становится радостнее жить. С каждым годом везу я вверх по реке, в улусы и наслеги, богатое капсе — большие новости о настоящей жизни, которая расцвела на гнилых берегах бухты Тикси, о настоящих людях, присланных Сталиным подобрать ключи к моей стране со стороны ледового моря.
Разбуженная Якутия смотрела в мир через окно Усть-Ленского порта.
Караван благополучно пересек море Лаптевых, и капитан увидел бухту Амбарчик, где отстаивался в штормовые дни северо-восточной экспедиции. Берега бухты заросли складами, на рейде кружились на якорях пароходы, пришедшие из Владивостока, и лесовоз «Рабочий», путь которого в Колыму лежал с запада, через Карское море и пролив Вилькицкого.
Бочек взволнованно отсалютовал «Рабочему». Это был самый фантастический из рейсов, когда-либо совершенных к устью Колымы.
Капитан вспомнил скептические слова Нансена. Великий друг человечества и отважный арктический мореплаватель говорил, что грузовое движение по Северному морскому пути — утопия. Категорическое заключение Нансена было догмой полярников, подкрепленной тяжелыми условиями колымских рейсов с востока. Моряки не верили в возможность плавания с запада и возвращения назад без зимовки. Они ссылались на математику. Цифры с убийственной точностью свидетельствовали в пользу доводов Нансена: между Владивостоком и Колымой надо было преодолеть во льдах девятьсот километров, между Колымой и Архангельском либо Мурманском — вчетверо больше. Западный вариант оставался недоступным и соблазнительным абсолютной краткостью: он втрое сокращал путь в Колыму.
И вот, «Рабочий» пришел с запада.
Миновало четыре года с момента разговopa Бочека и Молодых в Иркутске. Достоянием летопиецев стали походы советских кораблей в ледовые моря — Чукотское, Восточно-Сибирское, Лаптевых. Челюскинская эпопея была призмой, сквозь которую человечество разглядело будни завоевателей восточного сектора Арктики, отделенного от европейской части Союза одиннадцатичасовой разницей времени: самоотверженную работу дальневосточных моряков. Они совместно с дальстроевцами положили начало блестящему расцвету горной Колымы — края, призванного сыграть ведущую роль в быстрейшем развитии всего советского северо-востока. Легендарная Одиссея капитана Бочека в Чукотском море — наряду со сквозными походами «Сибирякова», «Литке», «Челюскина» — одна из красочных глав истории арктического мореплавания. Будни экспедиций капитанов Бочека, Миловзорова, Сергиевского, Мелехова и водителя краснознаменного ледореза «Литке» Николаева были полны романтики, которая неотделима от пафоса большевистского освоения отдаленных пространств нашей родины.
Бочек вновь плыл вверх по Колыме и считал поселки и города, выросшие на берегах таежной реки. Там, где был пустынный залив Лабуя, в котором он оставил на зимовку первый пароход, приведенный с Лены, виднелись здания цехов судоремонтных мастерских, антенна радиостанции, кварталы жилых домов. Ежедневно радисты Лабуи сообщали судам, находящимся в плесе, о глубинах и горизонте воды: новшество, не известное даже на европейских реках. Вниз по Колыме спускались пароходы с голубой маркой Дальстроя на трубах. Они приветственно салютовали ленскому каравану и проплывали на Колымский бар, к бухте Амбарчик. За ними ползли вереницы барж. Дыхание горной Колымы слышалось на каждом из тысячи восьмисот километров судоходного плеса реки, от Утинки до понизовий, и даже серый Среднеколымск выглядел веселее и обжитее. Позорная кличка «Пропадинск», заслуженная им в годы цаpизмa, звучала теперь анахронизмом. Границы края, точно по волшебству, раздвинулись, и Среднеколымск стал промежуточным портом колымской водной магистрали, связывающей устье реки с Утинским золотопромышленным рай оном. Оттуда струилось на юго-восток, к берегам Охотского моря, к столице Колымы — Магадану, к порту бухты Нагаево, автомобильное шоссе, проложенное на вечной мерзлоте, в тайге, наледях и бездонных болотах.
14. Романтика Ольской тропы
Колымское шоссе протяжением в девятьсот километров начинается на побережьи Охотского моря, у бухты Нагаево, тянется вдоль бывшей Ольской тропы, пересекает сплошную тайгу, болота и горные перевалы в северо-западном направлении и за рекой Колымой сворачивает в сторону Якутска.
На третьем километре от бухты Нагаево в просторной котловине расположен город Магадан, временный центр горной Колымы и крупнейший населенный пункт советского северо-востока.
На тринадцатом километре находится поселок Дукча, основная база пригородного хозяйства Магадана. Здесь молочная ферма, совхоз, электростанция, клуб, электродоилки, инкубаторы.
В долине за Яблоновым хребтом, на двести восьмом километре, вырос город Атка, второй по величине населенный пункт Колымского края. В нем свыше трех тысяч жителей, огромный гараж-пропускник, авторемонтные мастерские, электростанция, клуб, школы. Атка лежит невдалеке от той долины, где не так давно существовал поселок Элекчан — несколько серых от древности зимовий. Они преграждали путь дорожникам. Дальстроевцы снесли поселок. На его месте протянулось Колымское шоссе.
На двести тридцать четвертом километре раскинула ветви столетняя лиственница. Жарким колымским летом под ее тенью с наслаждением отдохнет проезжий. Рядом с ней Черноозерский косогор. Его болото тянется на двенадцать километров. На постройку дороги через косогор было затрачено сорок шесть дней.
На двести шестьдесят втором километре дорога вторично пересекает Яблоновый хребет. С легкой руки строителей за перевалом осталось название«Дедушкиной лысины».
Через четырнадцать километров в сторону от шоссе убегает, теряясь в чаще, проселочная тропа к реке Талой и целебному источнику Горячий Ключ. На реке Талой, в одноименном с ней поселке находится оленеводческий совхоз и национальный центр горной Колымы. У реки двумя источниками пробивается из-под земли горячий ключ. Это место издавна известно кочевым эвенкам, которые приходили сюда лечиться от всевозможных накожных болезней. Дальстроевцы возвели у источника домик и поставили в нем две ванны. Вода ключа, напоминающая вкусом тухлое яйцо, по желобкам наполняет ванны. На Горячий Ключ приезжают ревматики. Подземная температура ключа плюс 83 градуса по Цельсию. Поэтому река Талая, забирающая его воды, никогда не замерзает. Зимой окрестности ключа скрыты густым туманом, а земля лишена ледяной корки, обычной на западе от Яблонового хребта. Под привоздушным слоем почвы 45 градусов тепла. Такая температура позволяет выращивать близ ключа фрукты и овощи в течение всего года. Десятки гектаров утепленной подземными водами почвы будут использованы под теплицы, парники и оранжереи. Даровое топливо колымской природы поможет круглый год расти на вечной мерзлоте Колымы нежнейшим плодам юга — низеньким японским мандариновым деревьям и лимонам, формозским ананасам, мускатной дыне, волжской антоновке, розам, магнолиям.
На двести восемьдесят пятом километре дорога спускается в заросшую лиственным лесом, окруженную сопками, котловину. По дну котловины струится река Мякит, приток Буюнды, несущей свои воды в Колыму. У реки поселок Мякит: управление строительством трассы, полторы тысячи жителей.
Шоссе приближается к приискам.
На триста сорок пятом километре от Нагаева раскинулся поселок Стрелка, главный продовольственно-перевалочный пункт горной Колымы. Он весь заставлен огромными корпусами складов. От сюда идет снабжение приисков, раскинутых по течению верхнего плеса Колымы и ее многочисленным притокам. Таежные тропы уводят караваны к Среднекану.
Трасса вьется вдоль приисковых площадей и на четыреста первом километре подходит к поселку Лариковая, связанному проселочной дорогой с приисками южного горного управления — Орутуканом, Таежным, Пятилеткой.
Пятилетка — крупнейший механизированный прииск района. На нем экскава торы, механическая самотаска, конвейер вагонеток, подвозящих золотоносный слой почвы из забоев к промывочным колодам.
На Пятилетке свыше тысячи человек населения.
На четыреста сорок пятом километре, у поселка Спорный, возникшего, как и все населенные пункты горной Колымы, в пионерский период деятельности Дальстроя, шоссе разветвляется на два пути, один из которых проложен через горный перевал к устью реки Утиной.
По этому пути начал свое береговое путешествие капитан Бочек. Он сидел в просторной кабине пассажирского автобуса и невольно сравнивал сегодняшнюю быль Колымы с незабываемыми буднями трехмесячного перехода на оленьих нартах из Среднеколымска в Якутск.