— Одной дивизии будет мало, — отозвался на это Сахаров, — Но в целом я поддерживаю это предложение и предлагаю вытребовать у румынского короля целый корпус. Этого более, чем достаточно. Их можно будет перебросить в два этапа. Пока турки очухаются, пока атакуют, весь румынский корпус уже высадится на берегу. А там, быть может, даже окажут яростное сопротивление, почему нет? Они же не с хорватами и мадьярами будут воевать, а с турками…
— Думаете, король Румынии согласится? — спросил у Сахарова Реннекампф.
— Думаю, что согласится. Всё не идти в атаку в первом эшелоне, хоть это было бы и предпочтительнее. Я приложу все усилия и дипломатичность для того, чтобы он изволили согласиться. И англичане очень ревностно относятся к проливам. Даже если они и говорят, что готовы отдать их, но на самом деле в случае, если нога нашего солдата вступит на площадь Константинополя, мы внезапно можем остаться без союзников.
— Хорошо, Константин Вячеславович, тогда я надеюсь на вас. Так мы и поступим. После прорыва обороны на Румынском фронте мы введём в него все имеющиеся кавалерийские дивизии, громя тылы и выходя на оперативный простор, нанося при этом удары в направлении Белграда и Будапешта.
— Войска постепенно приходят в себя, мы можем надеяться на это с большей уверенностью, чем раньше, господин генерал.
— Очень хорошо, но меня беспокоит и подготовка Северного фронта к своему наступлению.
— Как я уже говорил, мы готовы встретить врага лицом к лицу. На сегодняшний день не только русские части готовы идти в наступление, но и латышские стрелки, чья Родина находится под оккупацией. Не знаю уж чем их заинтересовал Керенский, но полки усиленно пополняются людьми и желают идти в первых рядах наступления. Кроме латышских стрелков сформировано и два эстонских полка, которые также изъявили желание участвовать в предстоящих боевых действиях.
— Отлично, вы меня очень порадовали, Константин Вячеславович. Сколько вам ещё надо времени, чтобы окончательно подготовиться к наступлению?
— Не меньше двух недель.
— Господа, сегодня второе июля. Военный министр предположил, что мы сможем начать наступление не позже двадцатого июля. Но, несмотря на ваши заверения, господа, резервные части ещё находятся на марше, либо только готовятся для передислокации. А потому, я предлагаю назначить наступление на двадцать второе число. Двадцати суток будет более, чем достаточно для того, чтобы решить все вопросы. У кого какое есть мнение на этот счёт, господа?
Мнение у присутствующих было только одно — наступать!
— Господин Главнокомандующий, но у меня есть информация от адмирала Григоровича о том, что он также готовит флотскую операцию и примерно в этих же числах, — сказал Драгомиров.
— Да, я знаю, но она строго засекречена, и если число, на которое их операцию назначат, будет отличаться от числа нашего наступления, то мы наступление Северного флота согласуем с датой их операции. Для Румынского фронта всё останется без изменений. И, господа командующие Западным и Юго-западным фронтом, прошу вас показывать большую активность, навязывая противнику мнение о том, что это именно вы планируете наступательные действия. Тем самым мы попытаемся ввести в заблуждение и немцев, и австрийцев, что уже принесёт нам возможность нанесения неожиданного удара.
Да, а командующих Северным и Румынским фронтом я бы просил наоборот, проводить мероприятия в строжайшей секретности, насколько это возможно. В наших силах перехитрить немцев. Направим же на это все наши усилия. Победа будет за нами! Если ни у кого вопросов больше нет, то полагаю наше совещание завершённым. Господа!
Все встали.
— Господа, все свободны, я никого больше не задерживаю и не привлекаю на последующие совещания. Вы можете, решив все неотложные дела в Ставке, отправляться на свои места. К войскам, господа!
Глава 7. Моряки
"Пока цензовая интеллигенция практически работала в земствах и в думских комиссиях, кое-чему научаясь, ЭТА за границей, лишённая живой работы, в подполье и во всякой крайней оппозиции выдумала целебнейшие мази. Каждый имел свой патент и свою мазь: одна у Чернова и Плеханова, другая у Ленина, Горького и прочих. Когда Россия распростёрлась на своём ложе, они и стали её лечить, каждый своею… Если всмотреться, то все эти русские социализмы и коммунизмы до смешного похожи на патентованные средства в бутылочках, порою искренне, порою явно шарлатанское политико-социальное знахарство."
Л. Андреев
Примерно в это же время в Гельсингфорсе на борту своего флагмана крейсера «Рюрик» адмирал Григорович проводил оперативное совещание.
— Господа, Временным правительством в лице его военного министра поставлена задача нанести поражение немецкому флоту и осуществить десантную операцию. Наша задача как можно быстрее подготовить флот к возможности проведения этой операции. Я хорошо знаю обо всех проблемах, что мы имеем сейчас во флоте. Поэтому прошу вас, господа офицеры, принять все меры к восстановлению порядка на вверенных вам кораблях. Мы не должны посрамить свою честь.
Все двести лет традиций русского флота стоят за нашими плечами, покрыть себя позором мы не имеем никакой возможности. Приказ Керенского однозначен — флоту выполнить свой долг до конца. Мы должны совершить подвиг и спасти Россию от позорного для неё мира. На нас смотрят наши союзники, англичане и французы, которые понесли бо́льшие потери, чем мы в этой войне. А сейчас начальник штаба контр-адмирал Григоров доложит замысел нашей морской операции. Прошу вашего внимания, господа.
Григоров, восстановленный по просьбе Григоровича всё тем же Керенским, вышел к карте, на которой было изображено Балтийское море со всеми его берегами и заливами. Уверенно двигая указкой, проговаривая каждое слово, он высветил всю диспозицию Балтийского флота, базировавшегося в Гельсингфорсе, Кронштадте, Ревеле и Свеаборге.
— Господа офицеры, на сегодняшний день мы имеем множество минных заграждений, как поставленных германским флотом в устье Финского залива, так и нашими обширными минными полями. В них проделаны многочисленные проходы, но этого явно недостаточно. Необходимо направить усилия всех наших тральщиков на разминирование устья Финского залива. Основная масса опасных для нас мин расположена на линии полуостров Ханко — остров Даго. Прикрытие тральщиков будут осуществлять подводные лодки и отряд эсминцев под общим командование капитана 1 ранга Щастного. Для исключения случаев подрыва на собственных минах, карты наших минных полей накануне операции будут предоставлены всем командирам кораблей.
Все присутствующие невольно вздохнули и по рядам пробежал еле слышный шёпот.
— Теперь я бы хотел остановиться на составе нашего флота. В операции участвуют абсолютно все боеспособные корабли, в том числе первая и вторая бригада линейных кораблей, бригады крейсеров и все миноносцы. Тральщики под прикрытием эсминцев и подводных лодок производят разминирование, после чего флот выходит на оперативный простор для проведения морской операции.
Мы переходим от обороны Центральной минно-артиллерийской позиции к наступлению на врага. Весь флот разделяется на шесть маневренных групп. Первая группа — линейные корабли “Петропавловск”, “Гангут” и легкий крейсер “Олег”; вторая — линейные корабли “Севастополь”, “Полтава” и броненосный крейсер “Россия”; третья — линейные корабли “Андрей Первозванный”, “Император Павел I” и легкий крейсер “Богатырь”; четвертая — линейные корабли “Слава” и “Цесаревич”; пятая — броненосные крейсеры “Рюрик”, “Адмирал Макаров” и “Баян”, и шестая группа — броненосный крейсер “Громовой” и легкие крейсера “Аврора” и “Диана”.
Наша задача вступить в бой с германским флотом и вынудить его принять генеральное сражение. Тем временем все старые броненосцы береговой обороны под охраной эсминцев типа Новик атакуют Кенигсберг и, сопровождая транспорты с пехотой, высаживают морской десант в количестве двух дивизий и одной усиленной бригады с приданными ей батареями.
Этот план утверждён Ставкой и морским штабом при ней, генерал Реннекампф распорядился ориентироваться на нашу готовность к проведению операции. Мы должны быть готовы к ней не позднее конца июля. Как только мы окончательно определимся с датой, одновременно с нами начнётся и наступление Северного фронта.
Григоров на пару мгновений передохнул и спросил.
— У кого есть ко мне какие-то вопросы, господа?
— У меня вопрос, господин адмирал, — сказал контр-адмирал Зарубаев, начальник первой бригады линейных кораблей. — Вы же понимаете, что после генерального сражения Балтийский флот может прекратить своё существование, и Россия останется без флота. А Германский флот намного больше нашего и его моряки не поражены революционными настроениями. С дисциплиной там тоже всё в порядке.
— Я понимаю вас, но, во-первых, их флот большей частью задействован в борьбе с Британской империей, во-вторых, их главная база находится в Киле и Кенигсберг остаётся неприкрытым. Если мы сможем скрытно провести операцию, то у нас есть шанс разбить немецкий флот по частям и вынудить его избегать генерального сражения, либо вступить в него в уже ослабленном виде.
Кроме того, если мы не совершим подвиг, страну захватит волна контрреволюции и боюсь, что флот новой России уже больше не понадобится, если она вообще останется. Вы же все прекрасно видите, господа, что происходит вокруг. Финляндия уже охвачена огнём Гражданской войны, мы опасаемся ходить по городу. На нас нападают, причём на всех: и на офицеров, и на матросов. Финны, до этого находившиеся в привилегированном положении, вдруг, практически мгновенно, оказались к нам враждебно настроенными. То же самое нас может ожидать и в России. Поэтому сейчас наш долг выстоять и победить, других слов я не знаю.
Все притихли, а Григоров, снова сделав паузу, замолчал, а потом произнес с сильно ощутимой горечью.
— Увы, действия наших союзников показывают только то, что они преследуют сугубо свои цели, больше не оглядываясь на нас и не считаясь. Мы словно отработанный материал, пока мы что-то собой представляем, нас принимают во внимание. Если же армия и флот рухнут в анархию, как мы это уже и наблюдали, тут же перестанем быть им интересны, хотим мы этого или не хотим.