Все переглянулись и, опустив головы, направились к минным аппаратам. Выйдя на палубу, адмирал приказал сигнальщику отбить флажками, что он не согласен с условиями бунтовщиков, на что получил недвусмысленный ответ выстрелом одной из кормовых пушек в сторону эсминца. Снаряд, не задев никого, высоко пролетел над палубой.
— Господа и товарищи, прошу вас выполнить свой долг и мой приказ. Оттолкнув торпедистов, мичман Понятов и кондуктор Стрелков повернули минные аппараты в сторону линкора и под удивлённые взгляды матросов, как линкора, так и эсминца, нажали на пусковой механизм.
Характерный звук сжатого воздуха выдвинул из труб лежавшие там ленивыми тюленями тупоносые торпеды. Блеснув в свете неяркого солнца боками, смазанными солидолом, торпеды соскользнули в воду и, оставляя за собой пенные бурунчики от работающего винта, устремились навстречу линкору.
Никто ничего не успел сделать, как все четыре торпеды, ударившись об борт «Полтавы», рванули, вздыбив высоко в воздух шумные столбы воды. Грохот разрывов сотряс воздух гавани Гельсингфорса, отразившись от бортов других кораблей и спугнув многочисленных чаек, которые взлетели отовсюду, закружившись над военными кораблями в своей птичьей карусели.
Линкор, получив огромную пробоину в корпусе ниже ватерлинии, начал стремительно тонуть и, набрав воду, лёг на грунт с большим креном на правый борт.
Торпеды были не самыми сильными по мощности, а сам линкор был спущен на воду только 4 декабря 1914 года. Из-за продуманной конструкции, он не получил фатальных повреждений и через две недели был поднят со дна. Вода из трюмов откачана, огромные дыры в борту были сначала заделаны подручными средствами, а потом и заварены.
Линкор уже был не в силах набирать прежнюю скорость, но мог находиться в порту в качестве корабля береговой обороны и ещё через две недели уже снова вернулся в строй. В ходе взрывов погибло сто пятьдесят матросов и ещё двести было ранено. Председатель матросского комитета Ковальский и его выжившие товарищи были показательно расстреляны и похоронены на кладбище безвестной финской деревни в общей могиле, а команды остальных кораблей поняли, что времена свободы и анархии ушли безвозвратно.
За это время возникли ещё несколько эксцессов на других кораблях, но в целом флот был готов воевать и воевать более, чем достойно, что и требовалось как Керенскому, так и Григоровичу. К двадцать первому июля весь флот, построившись в колонны кильватерным строем, выдвинулся на преодоление устья Финского залива с последующим выходом к Кенигсбергу. Операция с кодовым названием «Отечество» началась.
Глава 8. Коновалов
"Вообще к интеллигенции, как вы, наверное, знаете, я большой симпатии не питаю, и наш лозунг — ликвидировать безграмотность, отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции. Ликвидировать безграмотность следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи, читать наши декреты, приказы и воззвания. Цель практическая. Только и всего."
В. Ленин, из мемуаров художника Ю.П. Анненкова
Александр Иванович Коновалов находился в доме своего друга Терещенко и грустил в ожидании братьев Рябушинских, Второва и ещё нескольких крупных промышленников-старообрядцев.
Пить не хотелось, курить он отродясь не курил, разговаривать тоже. В последнее время Керенский, которого он считал своим другом, сильно отдалился от него и решал все вопросы единолично, ни с кем не советуясь и не ставя никого в известность.
Это было и хорошо, и плохо. Плохо от того, что он не мог больше влиять на Керенского, а хорошо оттого, что не надо было брать на себя ответственность за все спорные или провальные решения. Коновалов не был инициатором этого сборища, такое желание выразили Рябушинские, все трое.
На месте сбора Коновалов оказался раньше всех, Терещенко был ещё в правительстве и приехал намного позже, вместе с Второвым, незадолго до них подъехали и Рябушинские. Рассевшись за круглым столом в просторной гостиной, собравшиеся начали разговор.
— Господа, нам необходимо согласовать свои позиции по многим вопросам. В России резко изменились условия для ведения дел в стране. Наши позиции имеют весьма шаткое положение, — начал Второв, взяв на себя негласную роль лидера. — Революция, которую мы так долго ждали и приложили к её свершению все усилия, состоялась. Но последующие события вышли из-под контроля, и мы сейчас должны решить, что нам делать дальше.
— Да! — сразу же за ним повторили оба брата Рябушинские, Павел и Николай.
— Так вот, трое из нас сейчас занимают ответственные посты в правительстве. Получается, что половина постов сосредоточены в наших руках, но по факту мы ни на что не влияем, кроме производственных вопросов по промышленности. Не знаю, как вас, а меня этот факт изрядно раздражает.
Все промолчали с разными выражениями на лицах. Коновалов — раздражённым, Терещенко — равнодушным, Рябушинские — заинтересованным.
— Господа, в совокупности мы владеем капиталом не меньше, чем на сто миллионов рублей, если не больше. Неужели мы не сможем навязывать свою волю Керенскому? Я понимаю, что Блюменфельд — это подставная фигура и главный кукловод — Керенский, но ведь мы вместе намного сильнее его. Что нам стоит скинуть его? Прошу вас высказываться на эту тему.
— Поздно, — кратко ответил Терещенко.
— Ещё не поздно, мы вложимся деньгами и скинем его, — возразил Павел Рябушинский.
— Действительно, — поддержал брата и Николай, — почему поздно, никогда не поздно сделать ещё один переворот.
Коновалов молчал.
— Александр Иванович, — обратился к нему Второв, — но что же вы молчите, ведь Керенский был как-никак вашим другом.
— Мне нечего сказать, — вяло отозвался Коновалов.
— Но вы всё же попытайтесь ответить на вопрос.
— Просим, просим! — похлопал в ладоши Николай Рябушинский, словно в театре дорогой певичке.
Коновалов резко зыркнул на него и снял очки, начав протирать их чистым носовым платком.
— Хорошо, извольте. Вы просите моего мнения? Так вот, я полностью согласен с Терещенко, уже поздно.
— Почему? — спросил Второв.
Коновалов вздохнул и нацепил обратно на нос очки с круглыми линзами.
— Потому что он создал себе имидж вождя революции и ревнителя закона. Обыватель пойдёт теперь только за ним. Он дал им хотя бы видимость закона. Это дорогого стоит, и деньги здесь не имеют никакого значения. Сегодня деньги у вас есть, а завтра к вам придёт вооружённая толпа и всё отберёт.
И бороться с этим обычным способом невозможно. Совет общественного порядка заменил милицию, которая ничего не смогла поделать. Бюро особых поручений работает как тайная полиция, да что теперь уже говорить. Мы сами разрушили все институты государственной власти, надеясь, что их потом кто-то восстановит, но, как оказалось, этого делать никто не умел. Не буду вам, господа, объяснять прописные истины, вы и так сами всё знаете. Нет ничего сложнее, чем создать и расширить свою фабрику, и нет ничего проще, чем разрушить её. Мы сами виноваты в том, что произошло.
Коновалов замолчал.
— Вы правы, мы рассчитывали совсем на другое, но революция пошла по деструктивному пути, — вздохнул Второв.
— А когда она шла по-другому? — с горечью заметил Коновалов.
— Гм, тут я не в курсе, ладно, оставим эту тему и вернёмся к нашему главному вопросу. Вы думаете, что Керенского не сдвинуть с места и нельзя никак повлиять на него? — продолжил расспрашивать Второв.
— Да, теперь он уже властвует над армией. Он дал им то, что они и хотели. А хотели они дисциплины и признания своей значимости. Восстановления своей чести и обуздания незаконных действий солдат, пресечения дезертирства и повышения боеспособности частей. Всё это только начало восстанавливаться и не факт, что Керенскому удастся обуздать революцию и оседлать её. Слишком много ещё остаётся неясного. И он, на мой взгляд, совершил ошибку, арестовав Алексеева, Максимова и ещё с десяток генералов. Этого ему не простят.
— А может, найти недовольных? В частности, мне приходит на ум генерал Корнилов. Возможно, он согласится устранить Керенского физически? — предложил Павел Рябушинский.
Тут уж не выдержал Терещенко.
— Я всё понимаю, но, Павел Павлович, зачем вам это надо? Керенский пережил то ли два, то ли три покушения, был в заложниках. Его хорошо охраняют. К чему это всё приведёт, вы разве не понимаете? От человека, который курирует тайную полицию, ничего невозможно скрыть. И, прошу заменить, что Керенский это не Николай II.
Ходят неясные слухи, что это он спровоцировал борьбу между партиями и уничтожил своих конкурентов. Конечно, это всего лишь домыслы, но и в них бывает порой толика правды. Как только он узнает, что против него готовится мятеж, то Корнилова арестуют или убьют по-тихому, можете в этом не сомневаться. За Блюменфельдом непрерывно следует шпик, он об этом знает и понимает почему. Он же не дурак! И вообще, у вас есть замена Керенскому?
— Пока нет, но почему бы не использовать в наших целях Плеханова?
На этот раз ответил Второв.
— К сожалению, Плеханов — весьма противоречивая фигура. Безусловно, он согласится на наше предложение и даже станет на какое-то время кумиром для интеллигенции и рабочих, но все остальные сословия его не поддержат, и нас ждёт грандиозный провал. Должен констатировать, господа, что буржуазная революция в России с треском провалилась.
Мы не учли многие факторы и теперь вынуждены спасать наши капиталы и предприятия. Крестьяне распоясались и громят усадьбы помещиков, не разбирая, кто их притеснял, а кто, наоборот, помогал. Большевики успели кинуть в массы лозунг: «Фабрики рабочим, земля крестьянам!». Сейчас они уничтожены Керенским, но их идеи нашли в массах живой отклик, и вот теперь мы внезапно можем оказаться без фабрик.
— А что они смогут там сделать без инженеров?
— А они об этом думают? До основания разрушим, а затем… А вы, кстати, слышали, что гимн Интернационалу сочинил Джузеппе Верди, а не какой-то там бельгийский рабочий, знающий три ноты и играющий при этом разве что на губной гармошке?