— Нет, не знал.
— Ну, так вот. Он получил от французов задание сочинить гимн на открытие Суэцкого канала, но к сроку почему-то не успел. Ну, не успел, что тут поделать… А потом, внезапно, появляется поистине величественный гимн Интернационала, за авторством никому не известного рабочего. По всей видимости, гимн перекупили англичане. Это же их детище — Интернационал. Ну, да ладно
— Всё это, конечно, интересно, но мне нет никакого дела до гимна. Я хочу разобраться с Керенским. Значит, мы не можем на него повлиять, и никакого выхода нет? — спросил Николай Рябушинский.
— Почему же, выход есть всегда. Если мы не можем его убрать, значит, мы должны ему помочь. Так, Александр Иванович? — задумчиво произнес Второв.
Коновалов равнодушно пожал плечами.
— Я уже две недели с ним не разговаривал, он всё время занят или отсутствует на месте. Боюсь, нам нечего предложить ему.
— Ну, это вы зря. Всегда есть что предложить. Например, тяжёлое положение складывается с продовольствием и железнодорожными перевозками. Все вместе мы сможем организовать покупку зерна и мяса в Сибири и остальных районах, обеспечив ими крупные и мелкие города. Представляете, мы скупаем зерно у крупных торговцев, большинство из которых евреи, что особенно характерно на юге. В этом нам поможет Блюмернфельд, выступив посредником между нами. А потом выкупленное зерно продаём по фиксированной и твёрдой цене, субсидируя разницу за свой счёт. Еврейские купцы тоже будут иметь свой интерес, им можно пообещать в будущем помощь и льготные субсидии для развития бизнеса. Всё решаемо!
Что касается грузоперевозок, то этот вопрос сложнее, но мы всегда сможем поддержать любое начинание Керенского деньгами. Раз у него есть власть в руках, то мы можем обеспечить её деньгами. Он планирует начать наступление, а без напряжённой работы промышленности по обеспечению армии снарядами и снаряжением этого может не получиться. Пусть Керенский даст нам уверенность в будущем, а не приставляет караул из латышских стрелков, а мы дадим ему уверенность в том, что он захватит для себя власть окончательно. Тогда он будет знать, кто ему помог достичь её вершин.
Насколько я понял, он не лезет в наши дела и не имеет такого желания, что является для нас очень хорошим знаком. Нам достаточно будет и того, что мы займём определённое положение в обществе и столкнём этих напыщенных аристократов с их давно насиженного места. Главное, сейчас не потерять своего, господа, а дальше мы всё вернём и приобретём прибыль.
Все согласились с этими логичными рассуждениями.
— Александр Иванович, вы наш проводник. Вам и все карты в руки, тем более, вы сейчас государственный контролёр. Преподнесите это предложение как решение проблемы, уж вы сильно поможете нам, — сказал Второв.
— А может быть это сделает вы?! — неожиданно возмутился Коновалов. — Ведь вы тоже министр, министр торговли и промышленности.
— Вы правы, но я не имею чести быть другом Керенского, и я не пил с ним на брудершафт, в отличие от вас. Ну, не будьте ребёнком, Александр Иванович? В конце концов, это ваш долг перед нашей церковью и всеми, кто является старообрядцами. На кону стоит наше будущее, не подведите, прошу вас!
Коновалов глубоко вздохнул, немного помялся и, наконец, признал.
— Да, я могу поговорить с Сашей, но мне нужно предлагать ему не иллюзорную помощь, которую вы, может быть, окажете, а конкретные предложения. Саша любит чёткость и продуманность поступков. Я и не знал, что он такой интриган, — попутно посетовал Коновалов. — Но, как только мы сможем ему предложить что-то более существенное, чем просто слова, он поможет. Саша поможет, я в этом убеждён.
Второв только улыбался, удивляясь этой детской наивности и слепой веры в друга. Блажен, кто верует! Второв не верил Керенскому хотя бы из-за того, что, как верно сказал Коновалов, Керенский оказался прожжённым интриганом и быстро взял под контроль все силовые ведомства. Но, что поделать, других всё равно не было. Этот товарищ… имел влияние на массы и мог управлять всем сбродом, называемым революционным народом. Оставалось ждать того, как он попытается совместно с Чаяновым решить вопрос земли.
А так, да, председатель Временного правительства — еврей! Когда такое было в истории любого государства? Да никогда! Шутка удалась, и Второв её оценил в полной мере. Дождаться бы Учредительного собрания, а еврея этого Керенский уберёт, в этом Второв не сомневался ни секунды. Не в плане убьёт, нет, даст другую должность и всё.
— Ну, что же, господа. Мы, возможно, обсудили все вопросы, на которые собирались найти ответы. В любой момент мы готовы снова собраться и решить появившиеся проблемы. Вам, господа Рябушинские, нужно держать руку на пульсе революции в Москве. Все события происходят пока в Петрограде, но и Москва может полыхнуть восстанием против Временного правительства или против нас же. Это надо учитывать.
Все кивнули. Почувствовав, что серьёзный разговор закончен, встрепенулся Терещенко, как хозяин домашнего собрания.
— А теперь, господа, раз мы со всем обсуждением закончили, не отведать ли нам ужин? Мои повара постарались на славу, и хоть с продуктами сейчас действительно беда, но уж не попотчевать дорогих гостей севрюгой и балыками я не мог.
— А мы всё ждали, когда же нам предложат хоть что-нибудь съесть? — с деланным возмущением сказал Павел Рябушинский, старший из братьев.
— Ну, так как же без этого, — развёл руками Терещенко, — прошу вас, господа, пройти в столовую. Нас с нетерпением ждут.
Все поднялись и чинно направились отведать ужин не сильно хлебосольного хозяина, на которого некоторые даже успели обидеться, пока не услышали ожидаемого предложения.
***
Керенский разбирал очередные завалы бумаг, принесенные адъютантом. Здесь были и прошения на его имя и требования вдовствующих жён отставных или погибших военных. Да и много чего ещё. Беспрерывно кто-то звонил, кто-то заходил и что-то приносил на подпись.
Керенский уже привык к такому режиму, он научился спать урывками и даже иногда мог делать это с закрытыми глазами. Десять-пятнадцать минут давали отдых мозгу, срывая с него тупую сонливость. Пройдя фазу быстрого сна, организм снова начинал работать как часы. Это помогало.
В очередной раз в дверь постучался поручик Аристархов, за его спиной выглядывала голова Коновалова.
— Александр Фёдорович, к вам гости. Господин Коновалов очень настоятельно просит.
— Так пропускай скорее, — Керенский прищурил глаза. Коновалов сам к нему пришёл, значит, это не просто так. А может, и просто так. Всё же, Коновалов был ему другом и сам по себе казался неплохим человеком.
— Саша! К тебе не прорваться. Ты обложился со всех сторон людьми. Сначала ординарец, потом адъютант, и вот, наконец, я к тебе смог прорваться.
— Так ты бы позвонил, Иваныч.
— До тебя не дозвониться. Барышня на телефонной станции говорит, что ты постоянно занят. Проще было прийти самому.
— Согласен, слушаю тебя, мой друг.
— Может быть, ты предложишь мне сесть.
— Конечно, присаживайся, просто я занят.
— Ничего, я ненадолго. Саша, мне нужно с тобой переговорить о судьбе нашей страны, это целиком в твоих интересах. У меня есть предложения от московских купцов и промышленников. А они уполномочены для этого всеми остальными. Это нужно нам, это нужно тебе, это нужно стране.
Керенский только покачал головой.
— Удивлён. Весьма… У тебя есть от них конкретные предложения?
— Да.
— Ясно, тогда завтра в девять утра я жду тебя в Смольном, тебя проведут ко мне, там всё и обсудим.
— Хорошо, тогда до завтра.
Керенский пожал руку Коновалову и вернулся к своим делам.
На следующее утро Коновалов в назначенное время был уже у Керенского. Обменявшись приветствиями, они уселись друг напротив друга.
— Ну, что же, слушаю тебя внимательно, Александр Иванович. Ты очень сильно меня заинтриговал.
— Нет, по части интриг — это к тебе, Саша, а не ко мне. Я всего лишь купец и фабрикант, умею организовать производство товара, умею его продать. А ты по другой части. Я уполномочен говорить от всех трёх министров: себя, Терещенко, Второва, братьев Рябушинских, а также от множества заводчиков и фабрикантов, чьё мнение я выражаю сейчас.
— Интересно. Так, и что вы все хотите мне предложить?
— Прежде всего, чтобы ты нам доверял. Мы уже давно поняли, с какой целью ты поменял охрану на заводах, заменив её на латышских стрелков. Они по слухам преданы, прежде всего, тебе, не знаю, правда, за что. Но это мне не важно.
— Не спорю, но это вынужденная мера, и я просто подстраховываюсь на случай локаутов и забастовок рабочих. Рабочие постоянно чем-то недовольны: то низкими зарплатами, получая уже в три раза больше, то рабочим днём, который длится сейчас восемь часов. Это пора прекращать, государству подобное поведение совсем не выгодно. Так что, это сделано в ваших же интересах.
— Допустим, — не стал спорить Коновалов, — но я хотел бы тебя уведомить, что мы ни в коем случае не хотим, чтобы ты лишился своего поста. Наоборот, мы готовы всячески тебе помогать на твоём пути к власти, надеясь на взаимность.
— То есть, вы хотите заручиться моей поддержкой, чтобы занять место у власти.
— Можно и так, конечно, сказать, но это очень грубо и примитивно. Всё гораздо сложнее. Мы терпим огромные убытки, и конца и края этому не предвидится. Никто из нас больше не уверен в своём будущем, и это тоже огромный аргумент за тебя. В этой стране больше некому решить судьбу всей России.
Я внимательно следил за тобой и пришёл к выводу, что ты победил в межпартийной борьбе, несмотря на Гражданскую войну в Финляндии, пылающую совсем рядом с нами. Разумеется, сейчас всё поставлено на кон, нам предстоит наступление, и если оно состоится, мы уже сможем требовать от союзников уважения к нам. А если мы сможем добиться успехов на войне, то значит выкарабкаемся.
Керенский удивился.
— Не ожидал от тебя, Александр Иванович, такого глубокого анализа. Да, спасибо за напоминание, я упустил из виду то, что народ надо настраивать на последний бой. Самый тяжёлый бой, после которого уже будет мир. Надо осветить этот вопрос в газетах, провести несколько митингов. Обязать местные власти провести их во всех мелких и крупных городах, п