оддерживая наступление. И сделать это не в последнюю очередь с помощью рабочих, которые трудятся на ваших же предприятиях, Саша.
На каждом углу должны кричать, что это наш последний и решительный бой. Из каждого окна раздаваться патриотические лозунги: «Да здравствует свобода и мир!». Отличный лозунг, сам только что придумал, — похвалил себя Керенский. — Спасибо, что натолкнул меня на это. Завтра же я дам указание, чтобы все газеты вышли с патриотическими воззваниями, а лозунги интернационала пора прекращать, они вредны и не нужны нам.
— Да, я безусловно согласен с тобой, — Коновалов слегка улыбнулся, сразу став похожим на добродушного Винни пуха.
— Вот видишь, как хорошо! — Керенский вскочил и, приглаживая рукой волосы, торчащие ёжиком, стал возбуждённо расхаживать по кабинету.
— Определённо, мы должны приложить все силы. И ты, наверное, хочешь дать мне какие-то гарантии, что вы сможете обеспечить бесперебойную доставку патронов и снарядов на передовую.
— Да, — просто ответил Коновалов, удивившись прозорливости Керенского.
— Так, а что же ты ещё хочешь мне предложить?
— У нас не решён вопрос с продовольствием.
— Да, я сам ломаю над этим голову, да и не столько я, сколько министр земледелия Чаянов. Пока я не вижу другого решения, как внедрять повсеместно карточную систему и выкупать хлеб по твёрдым фиксированным ценам. Правда, придётся это как-то компенсировать. Ты знаешь, Иваныч, я думаю, надо заинтересовать вас на спонсирование крестьян инструментом и одеждой. Вы же все текстильщики и прочие. Эх, если бы не война, — досадливо вздохнул Керенский и снова заходил по кабинету.
— Я и хотел тебе предложить помощь. Мы готовы закупать зерно и другое продовольствие своими силами. Государство выплачивает нам твёрдую цену, а мы скупаем у крестьян и зерноторговцев его по рыночной, компенсируя разницу из своего кармана. Потом мы обеспечим бесперебойные поставки продуктов в армию и города.
— Таак, — протянул Керенский, — и что же вы за это хотите?
— Прежде всего, защиты, — обстоятельно ответил Коновалов. — А потом — заключения договора о том, что нам всё компенсируют после войны.
— Это каким же образом я вам это обеспечу?
— Здесь много вариантов. Можно снизить пошлины на вывоз или налоги на продажу внутри страны производимых нами товаров. Можно делать это под гарантию продовольственного кредита или займа Свободы, что сейчас идёт ни шатко, ни валко. Или передать нам в аренду земли бесплатно на 49 лет.
— Согласен, займ Свободы не показал свою привлекательность, но мы тогда подумаем о займе Закона. Эти деньги пойдут на многое, в том числе на восстановление законности и порядка, а кто будет их разворовывать, того мы расстреляем.
— Ты стал очень кровожадным, Саша!
— Нет, я стал циничным и практичным. Зачем мне кого-то жалеть, если этот кто-то сам никого не жалеет? Это контрпродуктивно, каждый должен ответить за всякую копеечку, иначе потом копеечка спросит с него.
— Всё так, но ты согласен или нет?
— Почти. Мне тоже нужны гарантии того, что вы не затеяли свою игру, или кто-то из вас. Учти, что над всем будут стоять мои люди, пусть не везде, но любые махинации с зерном быстро станут известны мне, со всеми вытекающими из этого последствиями. Ты, я думаю, понимаешь, что это аксиома на сегодняшний день, иначе нам не удержаться у власти, и мы все будем сметены восставшим народом.
«Мы!», — заметил про себя Коновалов и изрядно от этого понимания повеселел.
— Я знал, что ты согласишься. Мы подготовим предложения к обоюдной выгоде, ты не пожалеешь, если пойдёшь на соглашения с нами. Мы задействуем всех торговцев и создадим лигу промышленников.
— Главное, чтобы вы не пожалели, Саша, — усмехнулся в ответ Керенский, и Коновалов сразу вспомнил, с кем он сейчас разговаривает. На мгновение ему стало не по себе. А Керенский, внимательно глядя на Коновалова, продолжил.
— У вас уже есть военно-промышленный комитет, который был арестован царём накануне революции, хватит плодить сущности. Лучше всего за вас скажут ваши деньги, которые вы направите на достижение нужного результата. Как говорят американцы, человек голосует рублём, то есть долларом.
— Да-да, я согласен. А мы с тобой давно не общались за рюмкой водки, Саша.
— Не волнуйся, ещё пообщаемся, а сейчас, извини, мне надо ехать. Дела ждут!
— Да-да, спасибо, что выслушал меня, мне тоже уже пора.
Глава 9. Армия и продовольствие
"Что же дают за февраль, за работу, за то, что с фронтов не бежишь? — Шиш!"
В. Маяковский
"Дефицит продуктов, который был в СССР никуда не делся, просто дефицит настоящих качественных продуктов стал незаметен среди изобилия суррогатов и эрзац продуктов."
Ю. Серёжкин
До начала общего наступления на фронтах оставалось от силы две недели, а нужно было ещё решить вопрос с продовольствием и налаживанием железнодорожных сообщений. Некий порядок постепенно на них уже образовывался, но не всегда и не везде. С целью ускорения решаемых вопросов Керенский вызвал к себе генерала Раша.
— Господин генерал, — максимально жёстко начал разговор Керенский. — Что вы можете мне рассказать о работе железнодорожного транспорта? Генерал ощутимо напрягся, но к тяжёлому разговору оказался готов.
— К сожалению, ничем особым, господин министр, я обрадовать вас не могу. Поезда ходят крайне нерегулярно и часто в них набиваются дезертиры, которые мало того, что не платят, так и вообще стараются выгнать законных пассажиров.
Керенский нахмурился, всем своим видом показывая недовольство.
— Вы так спокойно рассказываете об этом, что у меня складывается определённое впечатление, что вам это на руку, и вы не принимаете и не хотите принимать никаких мер к обузданию подобного. Мы с вами ещё два месяца назад говорили о том, чтобы вы прекратили свободное нахождение дезертиров на всех станциях, и тут вы мне сообщаете, что воз и ныне там. В чём дело?
Генерал Раша, не ожидавший настолько жестокой отповеди, заволновался, но всё же справился с собой.
— Господин министр, я прикладываю к этому все свои усилия и усилия моих подчинённых, но нас не хватает. Проблема намного обширнее, чем мы предполагали.
— Вам выделены все средства, в полном объёме, прошу заметить.
— Да, мы с каждым днём усиливаемся, но всё же, наших сил пока недостаточно.
— Хорошо, тогда я предлагаю вам разоружённых дезертиров заставлять трудиться, разгружая вагоны, и привлекать к выполнению других работ на станциях, пока их обратно не отправят в части. Что касается персонала, то всех путейцев надо обязать работать с полной отдачей сил. Это относится и к рабочим, и к инженерам, и к машинистам, и к кондукторам. Абсолютно ко всем.
Необходимо набирать новых рабочих. Отбирайте их из задержанных дезертиров, приучайте с помощью станционных работников и решайте задачи. Мне надоело каждому объяснять, что царя больше нет, самодержавия нет, а есть республика, и значит, от каждого из нас зависит, сможем ли мы спастись в нынешнем хаосе. Вам это понятно?
— Так точно.
— Всё, прошу вас выполнить все мои указания. И не стесняйтесь применять жёсткие меры.
— Есть! — по-военному ответил генерал и быстро вышел из кабинета.
Следующее, чем пришлось заняться Керенскому, это принимать окончательное решение по Петроградским тыловым гарнизонам. С этой целью он встретился с генералом Калединым.
— Алексей Максимович, как обстоят дела с солдатами Петроградского гарнизона?
— Хех, должен признать, что ваша задумка сильно помогла нам, но не до конца. Всё же, мы недооценили степень разложения местного гарнизона. Нужно принимать дополнительные меры, господин министр.
— Хорошо, предлагайте.
— Нам нужно демобилизовать солдат, хотя бы небольшой процент.
— Согласен, тогда проведите опрос и демобилизуйте многодетных или тех, кто является единственным кормильцем, на этом всё.
— Таких людей будет очень мало.
— Тогда я предлагаю вам организовать ротацию солдат. Отправить их на фронт, а вместо них в меньшем количестве забрать фронтовиков.
— Боюсь, это будет сопряжено с большими трудностями.
Керенский усмехнулся.
— Алексей Максимович, мы не боимся трудностей. Отдайте приказ казачьим полкам о разоружении Волынского и остальных полков и под конвоем сопроводите их в эшелоны. Все они должны поехать на Кавказский фронт, там сейчас большая нехватка бойцов в крепости Карс, да и не только. Как раз они и горы увидят, и с горцами, что там живут, познакомятся. Воевать там не трудно, только оборону держать и всё. Как вам?
Каледин провёл рукой по лицу, словно смывая с него весь груз проблем, что обрушился на него за короткое время.
— Трудно с вами спорить, но может мы их переведём на Юго-Западный фронт?
— Нет, на Украине сейчас сложная обстановка, там поднимает махровую голову местечковый сепаратизм, и ни к чему хорошему это не приведёт. А на Кавказе, где вокруг недружественное население, да ещё напуганное турками, самое то будет. Пусть погреют свои языки на склонах Главного Кавказского хребта. Это хорошо мобилизует.
— С вами трудно спорить, господин военный министр. Но почему вы так уверены в своей правоте?
Керенский усмехнулся и, приложив руку к сердцу, ответил.
— Я чувствую и предвижу многое то, что невозможно предугадать заранее. Примите это как данность, бывают иногда у меня озарения. Редко, правда, но бывают. Думаю, много переживаю, ночей не сплю, вот и результат.
Каледин покачал головой.
— Да, умеете вы ответить, чтобы ещё больше запутать. Ну, что же, тогда я составлю приказ и отправлю к вам на подпись.
— Хорошо, жду.
Каледин ушёл готовить приказ и всю операцию по выводу тыловых частей из Петрограда. Их было много в городе из-за того, что линия фронта проходила под Ригой, и Николай II опасался того, что Петроград мог быть захвачен.
Это всё были дела военные, а ещё ждали своего решения и гражданские. Керенский понимал, что войну можно и проиграть, а потерять поддержку крестьянства — значит погибнуть. Как бы там ни было, а главным вопросом был вопрос продовольствия, и с явной неохотой Керенский сам направился к Чаянову.