— Спасибо за справку, это интересно, но нам деньги нужны сейчас, а не потом. Что мы можем придумать ещё? Сухой закон отменили, землю отдали, остались только займы и кредиты.
— Займ Свободы очень плохо идёт, а кредиты правительства Англии и Франции дают неохотно. Они требуют их обеспечение золотом.
— И сколько хотят?
— Не меньше тридцати процентов от общей суммы.
— Так, а кто ещё может дать? Америка? А у нас есть их банк в Петрограде?
— Да, осенью 1916 года США добились от царского правительства разрешения на открытие в России отделений крупнейшего американского банка — моргановского "National City Bank of New York". Первое отделение этого банка они открыли 2 января 1917 г. в Петрограде. Принятие этого решения лоббировал бывший министр финансов Пётр Барк, но сейчас всё зависло. Терещенко говорил, что на днях к нам приезжает Элиат Рут, бывший госсекретарь правительства США и лидер правого крыла республиканской партии, и с ним едет целая делегация. Так что, нам есть с кем пообщаться, если вы хотите.
— Хочу, нам нужны кредиты, и не на оружие, а скорее на паровозы и сельскохозяйственные орудия. Я уже ищу подходы к ним через всех, кого нахожу, а воз и ныне там. Нехорошо-с!
Шипов развёл руками, мол, что поделать, а потом сказал.
— Сейчас в интересах САСШ действует Русско-американская торговая палата, созданная в Москве в 1913 году. 13 апреля 1917 г. она направляла Коновалову и Терещенко меморандум о необходимости привлечения в Россию американских капиталов. В ответе министерства торговли и промышленности говорилось: "Временное правительство, относясь вполне сочувственно к приливу в Россию американских капиталов, не предполагает делать каких-либо ограничений в смысле формы помещения их в наши предприятия".
— Вот как, не знал, не знал. Ну, Саша получит!
— Какой Саша? — осведомился Шипов.
— Коновалов, — не стал юлить Керенский. — Молчал поганец, и Терещенко с ним. Так, а у императора много денег? — переключился он на другое.
— Не скажу, я не вёл его финансовые дела, но очевидно, что миллионов пятьдесят у него есть точно, а может и больше.
— Мало, да и его ещё нужно как-то к этому склонить добровольно, что вряд ли получится. Да, видимо придётся работать по всем фронтам: и с американцами, и с императором, и с Рябушинскими. Я знаю, что надо американцам, это же нужно и всем остальным нашим союзникам — ресурсы. Но САСШ болеют нефтью, они же держат почти весь её рынок за собой и конкуренты им не нужны. А нефть пока добываем только мы и они.
Поторгуемся. Им нужны монополии, это очевидно, и скорее всего в Сибири и на Дальнем Востоке. САСШ там ближе, мешает только Тихий океан и серьёзно ослабевшая Япония. Интересно, что они попросят…
Шипов пожал плечами и громко вздохнул.
— Я предлагаю разобраться с этим, когда они прибудут, Александр Фёдорович. Они уже в Швеции, на днях пожалуют всей когортой. Надо брать у них кредит и договариваться. Англичане и французы себя дискредитировали, они постоянно выдвигают нам новые условия и стремятся максимально затянуть отгрузку и доставку военного имущества. И кредиты не дадут нам дешевле, увы.
— Согласен, тогда ждём и говорим. Готовьте предложения, Иван Павлович, будем работать.
— Хорошо, Александр Фёдорович, я всегда за.
Глава 10. Слово купеческое
"Чем полнее и решительнее, чем последовательнее будет буржуазная революция, тем обеспеченнее будет борьба пролетариата с буржуазией за социализм."
В. Ленин.
Керенский был очень разозлен. На следующий день он выслушал доклад по телефону от Реннекампфа и Григоровича о том, что всё идёт по плану и в связи с этим решил вплотную заняться Александром Ивановичем Коноваловым. А тот и сам уже пришёл к Керенскому.
— Саша, рад тебя видеть.
— Я тебя тоже, Иваныч! Как спал?
— Хорошо, спасибо, я вот тут тебе бумаги принёс, как и обещал.
— Ааа, ну давай, посмотрю.
Коновалов раскрыл портфель, который принёс собой и выложил на стол Керенскому тонкую стопку дорогой бумаги с вензелями.
— Вот, смотри.
— Тэкс, тэкс, — Керенский подобрал листки, внимательно вчитываясь в документы, уж по договорам он был дока и не питал ни каких иллюзий.
— Что же, весьма интересно. Вы перехватываете хлебную монополию у государства, а я в обмен на это гарантирую, что вы будете поддерживать закупки и не допустите голода и карточной системы в крупных городах. Так?
— Ну, не совсем так, но приблизительно.
— Ясно, а если вы не справитесь?
— Такого не может быть, мы солидные купцы и не в наших интересах так поступать.
Коновалов аж разволновался, хотя, с чего бы?
— А если форс-мажор?
— Мы подстрахуемся, деньги у нас есть.
Керенский в задумчивости провёл рукой по ёжику волос.
— Александр Иванович, понимаешь, я за неисполнение хлебозаготовок и недостаток мяса буду арестовывать и даже расстреливать. Вы готовы к такому повороту событий?
— Ты шутишь, Саша?
— Нет, не шучу, каждый, кто встанет между народом и хлебом, будет безжалостно и… — Керенский задрал вверх указательный палец, — и показательно расстрелян. Какие уж тут шутки. Я вам не добрый царь, я злой вождь. На благо страны работаешь, получи и распишись за награду, вредительством занимаешься да барыши подсчитываешь — болтаться тогда тебе на виселице и ворон пугать. Ты любишь ворон, Саша?
— Что за гадости ты мне говоришь? — Коновалов сорвал с себя очки и стал возмущённо отчитывать Керенского. — Как так можно? Мы с тобой не один год знакомы, а ты грозишься повесить, и кого? Своих друзей!
— Когда это мне Второв да Рябушинские друзьями стали? Я понимаю, был бы ты или Терещенко, хоть он от меня и далёк, вам я помогу всегда. Но эти товарищи, кто они мне? Сегодня друзья и товарищи, а завтра убийцы и предатели. Так что, позволь мне самому решать, кого любить, а кого наказывать.
— Да, кстати, — Коновалов решил уйти от опасной темы и немножко снизить накал страстей. — А что у тебя на любовном фронте? Жена уехала, что весьма странно, но это твоё дело. И у тебя нет женщины сейчас, по борделям ты не ходишь, да и всегда в работе.
— Саша, ты хочешь себе проблем здесь и сейчас? — с ласковой угрозой спросил у него Керенский.
Коновалов застыл.
— Извини, ты прав. Я что-то, — Коновалов замялся, — полез не туда. Это твоё личное дело. Просто у меня есть на примете отличная женщина из известной купеческой фамилии. Симпатичная и всё при ней есть, мог бы познакомить. Ну, нет, так нет. А что ты там предлагаешь по монополии?
Керенский усмехнулся.
— Не надо мне женщин подсовывать, Саша. Хлебная монополия будет государственной и стоять над ней будут военные. Найдём в их среде тех, что были агрономами или земскими чиновниками с опытом управления. Такие есть, выкрутимся, но я и требовать буду, а с вас что стребуешь? Вы же купцы, а не чиновники. Вы мне ничем не обязаны, купец слово дал, возник форс-мажор, купец слово забрал. А расстреливать я не буду, но в тюрьму посажу на хлеб… и воду, это точно. Можешь так и передать своим друзьям и коллегам.
— Саша, это чудовищно, мы держимся за своё слово. Купеческое слово — это закон!
— Иваныч, давай мы не будем вспоминать 19 век. Вы не купцы, вы фабриканты и держаться надо за свою жизнь, пока не отняли, а не за слово новомодных нуворишей. Так что, оставь эти байки для женщин, а мне не надо в уши сс… обманывать, в общем.
Коновалов вздохнул и, сев за стол, стал энергично протирать очки, скрипя по стеклу платком. Оба молчали. Коновалов протирал стёкла очков, Керенский задумчиво ерошил волосы на голове, возникла продолжительная пауза. Потом, решив что-то для себя, Керенский нажал на кнопку электрического звонка.
— Велимир, — вызвал он адъютанта. — Нужно сообразить две чашки кофе и коньяк. Коньяк у меня закончился, найди, пожалуйста, взаймы у кого, а я потом куплю и верну долг.
Капитан Аристархов молча кивнул и исчез за дверью. Минут через двадцать, которые прошли в тягостном молчании, он внёс в кабинет поднос с двумя чашками кофе. Вышел и снова зашёл, держа в руках бутылку коньяка. Бутылка была почата и наполовину пуста или наполовину полна, в зависимости от того, кто не неё смотрел — оптимист или пессимист.
Керенский закончил вчитываться в бумаги и что-то там чёркать.
— Ну что, Саша, кофе с коньяком?
Коновалов и сам уже устал от молчания и испытывал чувство вины перед Керенским. Он догадывался, что предложение Второва и Рябушинских было с двойным дном, но не понимал его, пока Керенский не указал на очевидность задуманной аферы. А тут ещё его нетактичность усугубила всю неловкость положения. В общем, он и сам не против был слегка снять возникшее напряжение.
— Да, пожалуй, можно.
Керенский подхватил бутылку, ловко скрутил пробку и щедро плеснул в чашки. Взял свою и отпил. Ещё не остывший кофе, разбавленный коньяком, прокатился жаркой волной по пищеводу, попутно согрев, и провалился внутрь, оставив после себя приятное послевкусие.
Коновалов тоже отпил из своей чашки.
— Да, неплохо. Ну, так что ты решил, Саша?
— Я решил заключить с вами договор о субсидировании закупок зерна. И это должно произойти с помощью ваших банков. Вы даёте республике обоснованный кредит на закупки именно продовольствия, а государство с вами расплачивается позже. Можете увеличить процент с этого, но незначительно, а то я не так вас пойму. Кроме того, стране срочно нужны паровозы и вагоны. Нужно приложить все усилия для их покупки в Америке и скорейшей доставки сюда.
Но если с паровозами вы не поможете, то с закупкой и доставкой продовольствия, думаю, сможете. Кроме этого, нужно закупать в Швеции сельхозорудия и срочно переправлять их во все хлеборобные районы. Это сделать в ваших силах. Это не оружие, и Швеция с готовностью их нам продаст. Нужно покупать трактора и паровые молотилки, да, боюсь, времени у нас для этого мало, но попытка не пытка, да, Саша? — и Керенский громко рассмеялся.