Каждый из них приводил свои аргументы к тому, чтобы не брать кредит у американцев, пугал кабалою КВЖД и всей страны. Керенский, который для себя уже принял решение, только посмеивался. Золота они пожалели царского, себя бы пожалели, да простых людей, чьей кровью в угоду коммунизма залили всю страну большевики. А почему это произошло? А в результате предательства и безволия лидеров буржуазной революции. Всё шкурные вопросы свои решали, вот и дорешались.
Американцы же развили бурную деятельность. С телеграфа непрерывно передавались телеграммы в адрес различных американских деловых кругов, согласовывая предложения. Американское посольство просто бурлило, оказывая консультации и организовывая многочисленные встречи с местными бизнесменами. Из Москвы от Русско-американской торговой палаты тоже приходили телеграммы. Открывавшиеся перед американцами возможности поражали воображение, и они стремились заработать деньги насколько это возможно.
На вторые сутки обе стороны согласовали все вопросы и подали предложения в ходе совместной пресс-конференции, напоминающей чисто деловые переговоры. По итогам состоялась встреча Блюменфельда, Керенского, Щегловитова с одной стороны и Элиат Рут с двумя американцами — с другой. Перед собравшимися лежали стопки подготовленных договоров, правда, ещё предварительных, а не окончательных. Их ещё раз внимательно просмотрели и, наконец, подписали. Впрочем, это всего лишь были договоры о намерениях. Элиат Рут, очень умный и какой-то цельный человек государственного ума, внимательно смотрел на Керенского и в конце встречи попросил поговорить с ним наедине.
Керенский согласился, и они заняли соседний кабинет, оставшись там только вдвоём.
— Мистер Керенски, давайте откинем прочь условности и поговорим с вами напрямую. Мне уже стало ясно, что вы являетесь настоящим лидером русской революции и присутствующие недавно здесь же господа, не в обиду им сказано, выполняют вашу волю. Что же, министр войны и порядка заслуживает такого отношения. Мне только непонятно, почему вы не хотите занять место председателя.
— А зачем? — усмехнулся Керенский. — Я не хочу быть «временным», чтобы потом мне кто-нибудь презрительно не «кинул»: «Который тут временный?» Я буду постоянным, пусть и не главою, но постоянным. И к этому целенаправленно иду.
— Понятно, — кивнул Рут. — Вы удивительный человек и ваша «скромность» мне импонирует, но для меня не ясно одно: почему вы предложили нам столь выгодный кредит? В чём суть?
— Вы на самом деле думаете, что я отвечу вам на этот вопрос напрямую и честно?
— Ха, наверное, нет, но возможно, намекнёте?
— Я не люблю англичан.
Рут улыбнулся.
— Это честный ответ. А теперь я жду прямого ответа.
Керенский вздохнул и пожалел, что не курил. А как было бы хорошо сейчас набить трубку ароматным голландским табаком, медленно его раскурить и пускать в задумчивости под потолок клубы табачного дыма…
— Я хочу спасти свою страну и золото — это всего лишь золото. А страна — это страна. Я отдаю золото, чтобы поддержать своё государство в самое тяжёлое для него время. И как вы, американцы, любите говорить: «Время — деньги!». И сейчас именно то время, когда на весу лежит каждая неделя. Мне всё это нужно уже вчера, а я никак не могу решить про сегодня. А завтра, завтра может быть и поздно…
Армия готова, готова и полиция, но многие вопросы мы не можем решить из-за недостатка паровозов и отдельного вида оружия. Если вы согласитесь помочь нам, к вашей же выгоде, как можно быстрее, мы решим все свои вопросы. Вы получите деньги и решите свои проблемы, а я — своей страны.
— И вы не хотите личного обогащения?
— Хочу, но не вижу возможности воспользоваться им. Сохранится страна, сохранится и моё положение, и будущие сокровища. Всё или ничего! А золотой гроб или унитаз мне не нужен, не моё…
Рут усмехнулся.
— Вы меня убедили, мистер Керенски, спасибо за вашу откровенность, хоть так дела и не делают, но я готов с вами вести все дела. От себя могу сказать, что нажму на все рычаги, чтобы выбить для вас кредит и обеспечить скорейшую доставку всего необходимого. Уж с этим у американцев никогда не было проблем. Мы найдём и людей, и технику для того, чтобы обеспечить наши обязательства. Но что вы хотели бы получить в первую очередь в качестве подтверждения наших серьёзных намерений?
И хоть Керенскому было совсем не смешно, но представив реакцию американца, он невольно улыбнулся.
— Вы не поверите, но в первую очередь мне от вас нужны простые сельскохозяйственные орудия. Косы, грабли, ручные бороны и остальное, а также обувь, как мужская, так и женская, и детская. Это в приоритете. И ручные пулемёты.
— Действительно, вы меня удивили. Это точно?
— Точно! Вы можете удивляться, но мы справимся и с вашей помощью, и без неё, но без помощи будет тяжелее. Вот поэтому я с вами и откровенен.
— Что же, — скривив губы в недоумении, произнес Рут. — Этого добра мы отправим вам сразу, ещё тогда, когда мы будем на обратном пути. Это я вам могу твёрдо обещать. На наших складах завалялось множество различного сельхозинвентаря. С обувью сложнее, но ненамного. Пулемёты тоже будут.
— Буду обязан, — ответил Керенский и крепко пожал руку Руту, спокойно смотря в его глаза хитрого, но в чём-то благородного интригана.
***
Время шло, контора писала, а вопрос религиозной поддержки по-прежнему стоял колом. Этому мешал целый ряд факторов, которые Керенский в своём желании удержать страну от развала до сих пор не учёл. Номинально он дал возможность патриаршества, убрал обер-прокурора и упразднил функции Синода, как контрольного органа. Не сам, а полунамёками, которые были выполнены, и теперь ожидал развязки. Но нужно и самому разговаривать об этом с будущим патриархом.
А между тем события шли своим чередом. В мае 1917 года в Российской церкви была введена выборность епархиальных структур церковного управления; в ряде епархий прошли выборы правящих архиереев. 19 июня 1917 года в Москве открылся Съезд духовенства и мирян Московской епархии для выборов главы епархии. И 21 июня посредством тайного голосования правящим архиереем Москвы был избран архиепископ Тихон.
Через неделю, пользуясь молчанием Временного правительства, был собран и начал свою деятельность Всероссийский Поместный Собор. На Соборе разгорелась оживлённая дискуссия о потребном высшем церковном управлении. Далеко не все участники высказывались за реставрацию патриаршества, против выступала значительная группа профессоров-богословов.
Эту информацию Керенскому рассказал Щегловитов после отъезда американцев.
— Господин министр, у меня к вам дело чрезвычайной важности, — зашёл он как-то в кабинет к Керенскому.
— Слушаю вас со всем вниманием, — Керенский действительно удивился и оторвался от очередной папки с бумагами.
— Я хотел бы указать вам, Александр Фёдорович, на то, что вы ни разу не побеседовали с кандидатами на должность патриарха. Удивительное дело, человек, который чисто постфактум даёт разрешение на проведение Поместного Собора и силой своего влияния убирает обер-прокурора, даже не удосуживается поговорить со служителями церкви, узнать их нужды и надежды и привлечь на свою сторону.
Керенский поднял усталый взгляд от бумаг.
— А что, надо?
Щегловитов аж захлебнулся.
— Ну, как же? Как же… Что с вами, господин министр? Это просто архиважно и архикритично. Раз вы выставляете себя государственником, и я это вижу, то вы просто обязаны обратить своё внимание на церковь.
— Да?! А я думал, что отсутствие контроля государства над церковью в виде жеста доброй воли и так понятно, и не надо никому объяснять, что поддерживать нужно Керенского, который дал свободу церкви, а не Блюменфельда, или я не прав?
— Правы, конечно, но лучше будет, если вы лично посетите Собор и переговорите с кандидатами на должность патриарха, тогда вы получите значительную поддержку от церкви. Заочно любовь не завоюешь.
— Хорошо, — сдался Керенский, — возьмите на себя, пожалуйста, этот труд и согласуйте моё посещение Собора с церковью.
— Уже согласовал. Они ждут завтра, в любое удобное для вас время, прошу меня извинить, взял на себя сей труд заранее, зная, что вы согласитесь со мной.
— Вы из меня верёвки вьёте, Иван Григорьевич. Слабый я стал, безвольный, на всё согласный, эх. Давайте тогда завтра с утра.
— Эх, — эхом повторил за ним Щегловитов, улыбнулся и ушёл, а Керенский снова уткнулся в свои бумаги. Работы было много, работать было надо и отдыхать тоже, но… И Керенский, откинув глупые мысли, снова стал вчитываться в документы.
Утром он уже присутствовал в качестве почётного гостя на Всероссийском Поместном соборе. По прибытии в здание Синода Керенского встретил и сопроводил специально назначенный диакон. Он же и привёл гостя в зал, где заседал Поместный Собор. Здесь собрались кандидаты на место патриарха, было их трое и все они были избраны тайным голосованием. Предстояло последнее действо. Один из самых почитаемых и авторитетных старцев должен был тянуть жребий, узнав, кому из трёх кандидатов повезёт.
Керенскому кратко объяснили, что сие действо будет происходить на следующей неделе в Москве в храме Христа Спасителя, возле иконы Владимирской Божьей Матери и проводить его будет старец Зосимой пустыни Алексий. Ну, да ладно, Керенскому было откровенно всё равно кто, где, и как будет проводить избрание Патриарха.
Керенскому освободили место, где обычно находился обер-прокурор, там он и уселся, но более часа разглагольствований на около религиозные и религиозные темы не выдержал. Выбрав удобный момент, чтобы не прерывать очередного докладчика, который приводил свои доводы в пользу или в отрицание Патриаршества, Керенский вышел к кафедре, где был встречен сдержанными аплодисментами.
— Товарищи священнослужители, поздравляю вас и в вашем лице всю церковь с отделением от государства и возрождением института патриаршества. Россия переживает поистине эпохальные времена и мне бы хотелось обратиться ко всем трём кандидатам на этот высокий сан. Кого бы из вас не выбрала милость и промысел Божий, знайте, что Церковь была, есть и будет всегда, и только от нас всех зав