прикомандированные к тюрьмам, также оказали ожесточённое сопротивление, но были уничтожены, а все заключённые выпущены на свободу.
Правда это были, в основной своей массе, обыкновенные уголовники, до которых не дошли руки у Керенского и Совета общественной безопасности. Но они оказали помощь восставшим в разграблении города и создании мелких отрядов, штурмующих здания Бюро и СОПа.
Среднеазиатские всадники атамана Семёнова и кавказцы барона Унгерна, расквартированные на окраине Москвы, были застигнуты восстанием врасплох. Керенский не счёл нужным их предупредить, боясь утечки информации.
Раскидав небольшой отряд, попавшийся им навстречу, оба атамана подняли свои полки, направив их на разгон демонстрантов и защиты ключевых позиций в городе.
Нахлёстывая лошадей, туча всадников на низкорослых киргизских лошадках помчалась по узким московским улочкам, но их ждал неприятный сюрприз — баррикады. Пара пулемётов, да выстрелы со всех сторон из окон и дворов довершили разгром всадников, зарвавшихся в поиске лёгкой добычи.
Яростное татаканье пулемётов, летящие наземь всадники, гортанные возгласы людей, расстреливаемых в упор, накрыли место битвы невыносимым гомоном. Оба полка атамана Семёнова в течении дня прекратили своё существование, а немногие выжившие не желали идти в бой под пулемёты. Они потеряли боеспособность и дезертировали. Семёнов смог добиться только того, что остатки полка вернулись обратно в казармы, чтобы медленно таять от бегства.
Кавказцы оказались более стойкими, и бежать не пытались, но воевать конницей в городе было невозможно. Потеряв многих, барон Унгерн смог отбить все вокзалы и то, в основном потому, что ему помогали железнодорожники генерала Раша.
Сам барон Унгерн занял подступы к Кремлю, расположив своих людей на Красной площади, где те могли развернуться для атаки. Оставалось ждать помощи, и она вскоре появилась. На все вокзалы стали прибывать составы, наполненные латышскими стрелками. Поспешно выгружаясь, они выясняли обстановку и готовились к бою.
Выгрузившись, готовые стойко воевать, полки латышей и эстонцев отправились штурмовать баррикады и освобождать занятые большевиками административные здания. Баррикады расстреливались прямой наводкой из орудий и забрасывались гранатами. Восставшие были обречены, у них оставалось два выхода: либо бежать, либо сдаться, сражаться было бесполезно и, собственно, нечем. Пушек не было, а патроны быстро иссякали, так как не удалось захватить склады с вооружением, коих было немного.
Медленно, но верно латышские стрелки выдавливали восставших, уничтожая их уличные укрепления. По всему городу происходили перестрелки. Получив помощь, кавказцы Унгерна предприняли решительную атаку, выискивая и убивая повстанцев. Но наличие пулемётов у троцкистов и неожиданные засады довольно быстро охладили их горячую кровь.
Троцкий и Красин в это время вместе находились в центре управления восстанием. Временами прибегали гонцы и изредка звонил телефон. Они теряли контроль над пунктами, которые смогли захватить своими силами примерно в пять тысяч человек.
— Что будем делать, товарищ Красин? — Троцкий зло посмотрел сквозь толстые стёкла очков на своего подельника.
— Сражаться, пока это возможно, а потом добираться до границы с Финляндией, дальше — в Швецию.
— Мне это будет затруднительно.
— Бросьте, у вас есть деньги, а за деньги можно сделать многое.
— Деньги у меня есть, но я не выполнил задачу, ради которой мне были предоставлены столь значительные суммы. И с меня спросят за них.
— Сочувствую. Тогда вам надо ехать к немцам с остатком суммы или поднимать восстание на вашей малой родине, на Украине. Этим вы себя немного реабилитируете. Будете разлагать русскую армию, перетягивая на себя украинское движение националистов. Вам зачтётся возбуждение малороссийского сепаратизма, тем более, задел на это уже есть, в виде непонятной Центральной Рады. Непонятно, почему она центральная, но это особенность мышления тамошних аборигенов. Так что, дерзайте, всё в ваших руках.
— Действительно, в этом есть своя логика. Я, пожалуй, так и сделаю. А вы куда?
— В Сибирь или на Север, а то и во Владивосток. У меня везде есть связи и нужные знакомства. В Сибири я всегда найду и защиту, и кров, и деньги. Советую вам решиться на что-то в ближайшие сутки, иначе будет поздно.
Троцкий задумчиво кивнул.
— Я так и сделаю, спасибо.
А через двое суток после состоявшегося разговора Москва полностью перешла под контроль войск, подчинённых лично Керенскому. По городу прокатилась волна арестов. Были задержаны все руководители промышленных предприятий, на которых организовывались забастовки и локауты. Арестованы и бунтовщики, и активисты, даже среди инженеров.
Всех, оказавших сопротивление и поднявших восстание, отправили в Петроград для дальнейшего разбирательства, принятие мер и их наказания, вплоть до расстрела. Была арестована вся купеческая верхушка Москвы и доставлена в Петроград под охраной.
В это самое время Керенский не покидал Смольного, ожидая окончания восстания и разгрома всех террористических групп. Красин и Троцкий исчезли, затерявшись где-то на просторах России, потеряв большинство из своих товарищей. Многих из тех, кто поддержал восстание по собственной инициативе в губернских городах, тщательно выявляли, арестовывая или убивая в процессе борьбы.
Действия Керенского и его органов закона и правопорядка напоминали медленно сжимающийся кулак, готовый раздавить любого врага и вынести ему дух с одного удара костяшек, крепко стиснутых до белых пятен.
Но до равновесия было ещё очень далеко. Всё теперь зависело от сложившейся ситуации на фронтах. А там было всё не так однозначно. Некоторые части, несмотря на принимаемые меры, упорно не желали идти в бой, некоторые разбегались после первого же удара артиллерией по атакующим. Наиболее благоприятно дела обстояли только на Румынском фронте.
Переброшенные с Кавказского фронта казацкие полки существенно усилили Румынский фронт и после продолжительной артподготовки русско-румынские войска перешли в наступление.
После серии кратких ожесточённых боёв, где румынам помогали отдельные отряды казаков, находящихся прямо за ними в тылу, австрийский фронт был прорван и наступление существенно ускорилось.
Тридцатого июля был освобождён Бухарест и линия фронта стремительно покатилась в сторону границ Австро-Венгрии. Совсем по-другому развивалась ситуация с «Босфорской» операцией под руководством адмирала Куроша.
Русскому флоту противостоял немецко-турецкий флот, состоящий из крейсеров «Бреслау» и «Гебен», а также старых броненосцев «Торгут Рейс» и «Хайреддин Барбаросса» типа «Бранденбург» и двух бронепалубных крейсеров «Меджидие» и «Гамидие», четырех эсминцев и четырех миноносцев.
Состав Черноморского флота был следующим: линкоры «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Ростислав», «Три святителя», «Синоп», два крейсера — «Кагул» и «Память Меркурия», лёгкий крейсер «Алмаз», семнадцать эсминцев и двенадцать миноносцев, плюс четыре подлодки.
Между тем, немецкий крейсер «Гебен» превосходил по мощности вооружения любой русский линкор и русский флот мог победить, только имея численный перевес. Накануне морской операции адмирал Курош получил шифрованную телеграмму из Ставки и пакет от Керенского. Текст обеих посылок был небольшой: «Врага разбить! Флот не жалеть!»
Что тут оставалось делать, только подумать, как провернуть Босфорскую операцию таким образом, чтобы и врага разбить, и флот не потерять. Не хотелось бы повторять Цусиму, этот печальный опыт русского флота давно уже был полностью разобран и проанализирован. Адмирал аналогий не хотел. Приказ Керенского он считал преступным и был с ним не согласен, но отменить или проигнорировать его он тоже не мог. Никак не мог.
Вместе с тем, были и другие проблемы. Внушали опасение румынские дивизии. Весь пассажирский и транспортный Черноморский флот мог перевезти всего лишь две бригады общей численностью в три тысячи человек, поэтому переправить целый корпус на вражеский берег было нереально. Да это было и не нужно.
Загрузив все транспорты десантом, Черноморский флот вышел из Севастополя в направлении Босфора, но не в Стамбул, а в небольшой порт, находящийся от него в двухстах километрах, под названием Игнеада.
Керенский вообще был циничен, а здесь, что называется, вдвойне. По его приказу румынским военным объяснили, что возле Стамбула находятся мощные оборонительные укрепления, а в порту Игнеада их нет, в мелком городе тоже было немного противника, от силы, до батальона пехоты, а в округе воинских частей располагалось совсем немного.
Поэтому, цель румынского десанта — отвлечение от направления главного удара на Стамбул, к которому привлекались русские части. При этом, никаких русских частей высаживать не планировалось, а цель была одна — уничтожить немецко-турецкий флот полностью и осуществить бомбардировку Стамбула, не жалея снарядов. И уже потом забрать остатки румынских батальонов, если они, конечно, сразу не сдадутся в плен.
Поначалу всё так и шло. Транспортные пароходы и множество различных небольших парусников, нагруженных под завязку солдатами и снаряжением, под прикрытием двух лёгких крейсеров и миноносцев, зашли в порт Игнеада. Пушки крейсеров и миноносцев разбили слабые береговые укрепления, обеспечив высадку морского десанта.
Румыны, воодушевлённые лёгкой победой, захватили город и его окрестности, но вместо того, чтобы продвигаться вперёд, заняли оборону и стали грабить и насиловать, ожидая, когда русские закончат свою возню и заберут их из города.
Дальнейшие события стали для них неприятным сюрпризом. Представителю командования румынских военных командир крейсера «Кагул» объявил, что им нужно продержаться всего лишь две недели до подхода русских войск или, если они не подойдут, то полторы, на том разговор и закончился. Ошарашенные этой информацией, румыны убыли с крейсера, чтобы оповестить о полученных распоряжениях своё командование.