Терещенко красноречиво промолчал.
— Ну, что же, буду откровенен с вами и времени много не потрачу. У вас его много, а у меня совсем чуть-чуть. Дела, знаете ли…
— Кто будет новым председателем правительства? — неожиданно в лоб спросил Терещенко.
— Щегловитов.
— Понятно.
Керенский поймал себя на мысли, что в этом разговоре не он хозяин положения, а его собеседник. Не меняя выражение лица, он продолжил разговор, но уже совсем в другом ключе.
— Хорошо, что вам всё понятно, Михаил Иванович. Надеюсь, вы также понимаете, что из-за множества ошибок, допущенных вашей партией, вы рискуете лишиться всего? Если не понимаете, а по выражению вашего лица я могу сделать только такой вывод, то я вам объясняю, что во всех газетах наше правительство названо министерством предателей-капиталистов и предателей-евреев, и только ваш покорный слуга имеет честь быть наедине с народом. Представляете, как это сложно? Но я справился, теперь ваша очередь.
Скажу сразу, что сейчас принимаются поистине беспрецедентные меры для спасения еврейского народа от гнева разъярённой толпы. И кто бы вы думали, спаситель? А таки я. Спасу я и вас. Рябушинские в Москве уже поняли, что всё их семейство под угрозой и готовы на любые мои условия, если их жизни будут спасены. Вы же мне нужны для одного дела.
Терещенко молчал, не торопясь, потом спросил.
— Что же вы мне хотите предложить? И зачем?
— Вы самый крупный сахарозаводчик на Украине. Я отпускаю вас туда с одним условием — работать на меня. Там заваривается такая крутая каша, что и век после не расхлебать. Украинские националисты, Центральная рада, поляки, евреи, анархисты — все хотят друг от друга отделиться и друг с другом сцепиться. Вам предстоит уехать туда и попытаться разобраться во всем, что происходит. Желательно, чтобы вы стали проводником моей воли, но боюсь, что вы не согласитесь.
— Я не согласен.
— Логично, но вы же в первую очередь торговец и фабрикант. Оцените свои риски. Если вы будете упорствовать и настаивать на своём или надеяться на некие силы, то, могу вас заверить, вам не помогут. Нас всех давно предали и слили в утиль. Я это понял сразу, а вам это предстоит понять только сейчас. Чтобы вы не думали ничего лишнего, я… буду безжалостно расправляться со всеми, кто стоит на моём пути. Абсолютно безжалостно. Я получил власть в свои руки и с этой властью я не расстанусь никогда. Вы либо будете со мной, либо…
Терещенко отвёл на мгновение взгляд в сторону и вздохнул.
— Хорошо, что вам нужно?
— Мне нужно ваше принципиальное согласие и понимание. Все подробные инструкции вы получите из Бюро накануне отъезда. Иначе, за вашу жизнь я не дам и ломаного су.
Терещенко кивнул.
— Я буду ждать.
***
После разговора Керенского с министром торговли и промышленности Второв дал подписку о невыезде и обещал вплотную заняться развитием промышленности и снабжением войск даже после своей отставки. Больше ничего от него и не требовалось. Каждый из промышленников также дал официальную подписку о том, что в случае любого участия в контрреволюционной деятельности против государства их имущество конфискуется в пользу оного.
С Коноваловым всё было гораздо сложнее, он встретил Керенского в весьма плохом настроении. Небритый, обрюзгший от чрезмерного употребления алкогольных напитков, разочарованный буквально во всём, он предстал перед Керенским с абсолютно безучастным взглядом.
— Ты плохо выглядишь, Иваныч, — Керенский сочувственно посмотрел на Коновалова.
— Я знаю, — Коновалов вяло отмахнулся и уставился куда-то далеко вдаль.
— Переживаешь, что я отстранил тебя от руководства?
— Нет, всё закономерно, Саша. Я их предупреждал. Поверь мне.
— Я верю тебе, Иваныч, и хочу помочь. Как понимаешь, тебе больше во власть не вернуться, но ты же должен понимать, что это не твоё. Тебе лучше обратиться к своим фабрикам. Я распоряжусь, чтобы за тобой присматривали, но не для того, чтобы подозревать, а чтобы предотвратить нападение на тебя, если таковое последует. Сейчас все и от всех можно ожидать. Что поделать, не мы такие — жизнь такая.
— Спасибо, Саша. Я сыт по горло и свободой, и властью. Тут ты прав, это не для меня.
— Да, тебя отконвоируют в твое имение. А дальше очень советую нанять частную охрану, я отдам распоряжение, чтобы Бюро подыскало тебе пару надёжных людей, отбиваться от убийц, да и вообще, пара десятков вооружённых людей тебе не помешают.
— Спасибо, Саша.
— Держись! Как только всё успокоится, я возьму тебя в министерство промышленности. И, кстати, а не хотел бы ты заняться торговлей зерном? Мне нужен человек, которому бы я мог доверить этот вопрос. Я прижал зерноторговцев, и они очень хотят идти мне навстречу. Подумай. Ты ещё мне пригодишься, — и Керенский дружески хлопнул по плечу Коновалова. — Хватит грустить, приведи себя в порядок и поезжай, как только сможешь. Всё будет хорошо…
— Да, спасибо, Саша.
Глава 20. Сепаратный мир
"Если теория относительности подтвердится, то немцы скажут, что я немец, а французы — что я гражданин мира; но, если мою теорию опровергнут, французы объявят меня немцем, а немцы — евреем."
Альберт Эйнштейн
В один из дней Керенский принимал у себя в Смольном генерала Беляева, ранее бывшего военным министром, а сегодня являющегося начальником Генерального штаба.
— Николай Александрович, что вы скажете мне о сложившейся обстановке?
— Господин министр, но это же вы военный министр, и вам докладывают всё напрямую.
— Да, но меня могут обманывать. Я направлял вас в Ставку, как вы понимаете, не чай там пить, а с целью узнать обстановку. К сожалению, я не могу выезжать из Петрограда, это слишком опасно. Я знаю, что Северный и Румынский фронты активно наступают, справившись с возникшими проблемами, но боюсь, запала надолго не хватит. И что немаловажно, нам пора заканчивать войну. Что скажете?
— Да, так и есть, господин министр. Хотя наши резервы ещё позволяют поддерживать темп наступления. Немцы отступают, а австрийцы практически бегут, и на днях наши войска смогут выйти на границу с Австро-Венгерской империей.
— Замечательно. Сегодня я получил срочные вести от адмирала Григоровича о том, что Балтийский флот выполнил свой долг до конца, но и флота как такового у нас тоже больше нет. В битве при Готланде мы потеряли половину его и все линкоры. Остались лишь броненосные крейсера и эсминцы. Немцы отступили, их флот также понёс тяжелейшие потери, но победитель так и не был определен.
Немцы объявили всему миру о нашем поражении, мы сделали то же самое, но морской десант высадить в Кенигсберге не смогли, расположив его уже в своём ближайшем порту. Остатки флота укрылись в Свеаборге и Риге. Радует то, что у немцев также не осталось сил для продолжения морских сражений с нами. Теперь дело за нашей пехотой, — Керенский вздохнул. — Да, это очень важно, но меня интересует не только это. Как вы смотрите на проведение переговоров с немцами и австрийцами о сепаратном мире и действиях наших союзников?
— Сложно сказать, господин министр.
— Николай Александрович, я знаю, что вы готовили документы для заключения секретного договора с немцами, так зачем врать?
Беляев промолчал, хмуро глядя на Керенского из-под очков. Керенский внимательно смотрел на Беляева и, не дождавшись ответа, продолжил.
— У меня был разговор с императором, он посвятил меня в некоторые детали переговоров, хоть и совсем немного. Вы будете это отрицать? К тому же, я собираюсь вас назначить своим заместителем, а фактически военным министром, раз вам знакома эта должность. И именно для принятия такого решения мне необходимо разобраться с вопросом вашего участия в подготовке сепаратных переговоров.
Вы можете продолжать находиться в должности начальника Генерального штаба. Я буду заниматься общим руководством, вы — армией, а координацией деятельности Генерального штаба — ваш заместитель. Согласны?
— Согласен, — сразу же ответил Беляев.
— Отлично! — Керенский кивнул. — Мне нужно наладить связи с немцами, это я хочу сделать через вас и императора. Не сомневаюсь, что немцы также ищут любую возможность пойти с нами на переговоры, но этому мешают наши союзники, которые таковыми уже по факту и не являются. Им это крайне выгодно, крайне… не выгодно…
— Господин министр, вы должны понимать, что на нас будет оказываться давление, и если англичане и французы узнают о сепаратных переговорах, то они скажут, что мы их предали.
— Они могут говорить, что угодно, главное, чтобы мы могли заключить с немцами мир без их посредничества. В противном случае они рискуют вступить в войну уже с нами или против нашего объединения с немцами.
Беляев вскинул в удивлении голову.
— Ладно, ладно, я понимаю, что это нереально, но можно же помечтать. Я знаю, что многие из генералитета тайно состоят во франкмасонских ложах. А те подчиняются либо французам, либо англичанам. Этот неприглядный факт меня весьма тревожит. Я и сам много не знаю, хоть и состоял в одной из них. Но копыто лошади навсегда отбило у меня память об этом и желание очутиться там вновь. Это правда. Но последствия участия в ложах других я прекрасно осознаю.
— Это будет очень сложно сделать, господин министр, но после того, как мы практически похоронили свой флот в волнах Балтийского моря и не стали брать Стамбул, лишь обозначив такое желание, думаю, англичане не будут сильно нам мешать или предложат заключить мир сами, опередив нас. Это весьма возможно.
— Хорошо, я понял. Тогда прошу вас работать в этом направлении. Со своей стороны я тоже буду искать выходы на немецкого посла. Жаль, что пришлось назначить главой МИДа Плеханова, но чего не сделаешь, чтобы угодитьбольшинству. Я не готов форсировать некоторые события, пусть пройдёт время. Я поручу Щегловитову поиск выходов на немцев, а вы свяжитесь с ним. Вдвоём вам будет легче справиться с этой проблемой. И нужно дать распоряжение нашей военной разведке о выявлении соответствующих настроений в Англии и Франции, готовы ли они закл