ь дикой температуре, что вообще неизвестно, откуда ее можно получить. Значит, чтобы добыть его, понадобятся ученые. Много ученых, что придумают специальные печи. Но специальные печи должны строить не менее ученые мастера. И они будут большие. Такие большие, что делать их придется из искусственного камня. Составляющие для камня надо будет добывать и обрабатывать на заводах. Это тоже много рабочих, много строительных материалов, и потом, все эти материалы понадобится перевозить. И перевозить топливо, чтобы заводы работали. Но в мире не найдется столько лошадей и столько людей, которые смогут перевезти такой груз. Придется делать механизмы для перевозки и железные дороги, по которым механизмы побегут. Для таких дорог нужно невероятное количество железа. Значит — и новые заводы, для которых придется добывать руду и где будут ее плавить, сжигая еще больше топлива. Да, чуть не забыл, в колбе находится инертный газ. Его тоже нужно отделить от воздуха, сохранить, закачать. А это — опять новые заводы. И это — всего лишь для того, чтобы изготовить лампочку. Но ведь ее еще нужно осветить! То есть построить заводы для получения электричества и провода для ее передачи. Генераторы, преобразователи, трансформаторы. Миллионы, миллиарды пудов меди, которую тоже придется добывать и выплавлять. И миллионы рабочих рук. Причем обладателей этих рук кто-то должен кормить. Сами они ведь будут заняты другим делом! Для них нужно будет построить дома, напоить, обучить, вырастить… Это уже не миллионы, а десятки миллионов рук. Это только кажется, что достаточно изобрести автомобиль — и ты станешь героем. Его еще нужно сделать. А это невозможно без слесарных мастерских с умелыми рабочими и совершенным инструментом, без развитой химии, что изготовит шины, прокладки, масла и топливо. И главное — автомобиль совершенно бесполезен без дорог, по которым он станет носиться. Как бесполезен автомат без огромных заводов, что обеспечат его миллионами абсолютно одинаковых патронов. Как бесполезен прибор ночного видения, если для него не изготавливают новые батарейки. Как бесполезна праща, метающая камни на сто верст, если стрелок не видит цель, в которую он метится. Одно цепляет другое, мудрый Аркаим, каждая приятная и очень простая на вид мелочь должна поддерживаться огромной инфраструктурой, что создается десятилетиями, а то и веками. Хорошо придумать электричество и лампочку. Но даже зная, что нужно для электрического освещения и задавшись целью осветить свою страну… Нужно так много строек, заводов, металла, а главное — так много достаточно образованных людей, а не обычных чеканщиков и пастухов… Пожалуй, у тебя уйдет на это лет семьсот-восемьсот. Если все будет хорошо, по плану и без форс-мажоров. Тебе ведь ничего готового не купить, все самому делать придется. Да, лет восемьсот, примерно двадцать поколений людей. Да вот незадача: где-то через восемьсот-девятьсот лет люди и сами изобретут первую электролампочку. Безо всякого твоего плана.
— Это была очень пламенная, разумная и взвешенная речь, чужеземец, — согласно кивнул правитель. — Но ты, похоже, так ничего и не понял. Если я получил знание, это вовсе не значит, что я кинусь менять рабам гены или отливать телевизоры в свечной мастерской. Мои знания дают мне всего лишь понимание. Того, что происходит вокруг и куда движется мир. Главное не в этом. Всесильная книга Махагри — это книга запретного знания. Книга мудрости, запрещенной для познания смертными. Раскрыв ее, мы выпустили эти знания на свободу. Сила Итшахра в том, что теперь они стали доступными для всех. Книга раскрыта, запреты сняты, знания разлетелись, отныне они рассыпаны везде. Людям осталось лишь собрать их и использовать.
— То есть как «рассыпаны»? — действительно не понял Олег.
— Очень просто. По уговору с богами эти мудрости были запрещены для познания смертными. А потому полных семьдесят веков, семь тысяч лет круг их жизни оставался неизменным, словно жизнь енота или жизнь ольхи. Точно так же, как сейчас, предки смертных вспахивали поля, засевали их хлебом, чтобы потом запастись урожаем на зиму. Точно так же охотятся или выращивают скот, выделывают шкуры. Вот уже семь тысяч лет они жгут в очагах дрова и строят избы, чтобы на месте срубленных деревьев вскоре выросли новые, которые станут дровами и стенами для их внуков. Сегодняшний мастер изготавливает колесо для повозки абсолютно в точности, как делали его невероятно далекие предки семьдесят веков назад. Сколько же это поколений получается? Сто? Ты только что пугал меня тем, нерожденный чужеземец, что первого телевизора и электрического завода здешним пахарям, не умеющим писать и считать больше двух десятков, придется ждать двадцать поколений. Так вот, подумай над тем, что вот уже сто поколений людей не сделали ничего нового. Вообще ничего. Все, чем они работают, где живут, что добывают — все это неизменно уже семь тысяч лет, как неизменны клыки у каждой новорожденной кошки. Ты никогда не задумывался почему?
— Раджаф говорил, со времен уговора между людьми и каимцами прошла тысяча лет. Значит, тысячу лет назад люди все же были равны мудростью и силой богам?
— Либо брат тебя обманул, либо ты плохо его слушал. Равными богам стали не люди, а наши предки. Люди из древнего рода Каим. Из того рода, от которого ныне уцелели только мы. Вдвоем. По уговору с богами знания были отняты у людей обратно. Они стали запретными, а книга Махагри, хранящая мудрость предков — разбита. По уговору с богами людям сохранили умение добывать металл — но отняли знание об изготовлении механизмов. Им разрешили управлять животными — но отобрали умение оживлять кровью земли мертвые машины. Им оставили навыки врачевания — но запретили помнить, из чего выросло это искусство. Им разрешили жечь дрова — но лишили умения добывать бесконечное тепло из светящихся камней. Это и есть запретное знание. То, без которого люди не смогут стать равными богам.
Конечно, кое-что из мудрости нашим предкам удалось утаить, украсть, замаскировать под ненужное баловство. Именно благодаря этим тайнам смертные признали нас, последних потомков рода Каим, наших родителей, а потом и нас своими правителями, но из этого знания не построить целого мира.
— Наверное, ты сочтешь меня глупым, правитель, но скажи, так что же все-таки дала эта книга? Мы ее восстановили — и что?
— Отныне уговор с богами разрушен, чужеземец. Запретного знания больше нет. Рано или поздно, но кто-то из людей придумает запретный порох. Придумает запретное электричество. Постоит запретные механизмы. И люди снова начнут подниматься до той силы, что ныне доступна только богам.
— Этот благородный момент понятен. Но признайся, мудрый Аркаим, что это даст именно тебе, правителю Каима?
— Я уже постиг все запретное знание, ведун Олег, — развел руками правитель. — Постиг. Мне не нужно что-то выдумывать, ведь я не ремесленник. Но я уже сейчас знаю, какие из открытий нужно прятать от богов до тех пор, пока не откроются врата Итшахра. Прятать, чтобы не привлечь их внимание слишком рано. Пока я не стал властителем Вселенной, я раньше всех буду понимать, какие открытия у врагов Каима опасны и кого из чужих мудрецов нужно уничтожать прежде, чем их правители догадаются, к чему могут привести изыскания. А также, к кому из мудрецов Каима благоволить мне. После того, как врата Итшахра откроются, после того, как он станет единственным богом всех миров, а я — первым властителем после него, это же знание позволит мне развивать науки в самом приятном для меня направлении. Разве это не прекрасно, чужеземец? Эта мудрость не сделала меня равным богам — но своими неизменно сверхправильными решениями я стану казаться простым смертным полубогом… Ты молчишь так, словно пытаешься что-то вспомнить. Может быть, в твоем будущем были такие государи?
— Нет, мудрый Аркаим. Я могу вспомнить некоторых великих правителей, что своими деяниями и мудростью поразительно опередили время. Могу вспомнить отдельных ученых, отличавшихся тем же. Но все они оказались слишком знамениты, а потому одна из деталей их судеб известна совершенно точно. Они все умерли, мудрый Аркаим. А ты не поддался этой слабости даже после того, как тебя пронзили двадцать настоящих стальных клинков.
— Значит, это был не я…
— Я тоже так подумал, мудрый Аркаим. Скажи, я могу коснуться камня?
— Можешь. Но тебе это ничего не даст.
— Все равно. Очень хочется.
— Хорошо, чужеземец, — посторонился чародей. — Дотронься до нее.
Ведун повел плечами, вытянул правую руку и положил ее на малахитовую по виду, слабо светящуюся плиту.
— Теплая… Нет, ничего не чувствую. Совсем ничего. — Олег вздохнул и отступил. — Забавно. Книга запретных знаний. Теперь неделю руку мыть не стану.
Правитель засмеялся и хлопнул в ладоши:
— Идите все сюда! Вторая жертва свершилась, смертные! В наш мир вернулась радость. Всесильная книга Махагри цела!
Назад возвращались быстро. Великая и священная книга, правда, двигалась так же медленно, как и раньше, и ее охраняли все те же полтораста стражников, что ушли к святилищу вместе с правителем — но сам Аркаим интерес к древнему сокровищу явно утерял и вместе со спутниками умчался в столицу на рассвете следующего после обряда дня. Как и догадывался ведун, на рысях весь путь оказался пройден менее чем за световой день. Путники даже обошлись без обеда, решив, что удобнее будет поесть уже во дворце.
У северного пролома правитель бросил поводья караульным, легко взбежал на город, по прямой двинулся ко дворцу богов.
— Ты бы не торопился так, мудрый Аркаим, — нагнал его Олег. — А то твои верные друзья за тобой не поспевают.
— Ну и что? Вы же ко мне в свиту никогда не набивались.
— Но мы привыкли к тебе, правитель. Будет жалко, если тебя убьют.
— Убьют? — Хозяин Каима замедлил шаг. — Откуда у тебя такие мысли, чужеземец?
— Стража, что стояла на валу дворца… Видишь? Заметив тебя, они потянулись на дальнюю сторону вместо того, чтобы рвануть навстречу, встретить и доложиться о том, что все в порядке. Авось и милость какая перепадет. Один из караульных побежал ко входу для смертных. То есть кого-то предупредить о нашем появлении. А значит, тебе готовят некую неожиданность, о которой стража знает, но не хочет оказаться замешанной. Что бы это могло быть, как считаешь?