Всякий бывалый человек хорошо знает, что такие сказочки легко говорить и что в мире повторяют их довольно часто. Рассказывают их вербовщики, набирающие экипажи на корабли или рекрутов в армию, рассказывают их мужи женам и жены мужьям. Шлюхи рассказывают их клиентам, как и те, кто нанимает людей на работы, или те, кто желает нечто продать. Но тут, внутри странного и богатого храма, в городе еще более странном, где на наших глазах заплатили за то, что мы сюда приехали, в дыме благовоний и Смоле Снов, под сверкающим деревом из серебра, среди кристальных звуков флейт в такое было поверить легче, чем где бы то ни было.
Возможно, нечто такое было в их голосах и музыке, что звучала вокруг, а может, попросту сказалось туманящее воздействие хархаша, а то и все сразу, но я видел, что другие странники чуть улыбаются, вторя тем словам, и безвольно кивают, слушая эти банальности.
– Вы можете отправиться с нами в самый Ледяной Сад. Это место, полное чудес, сердце города и острова. Там ждет вас приветственный пир, какой вы и вообразить себе не сумеете, там вы выпьете глоток воды из чистого источника, что сделает вас жителями города. Но предупреждаю: красоты Ледяного Сада могут навсегда проникнуть в ваши души. Если был у вас где-то дом, то вы уже не захотите туда отправиться. Забудете о других дворах и сделаетесь гражданами этого города. Но можете остаться бездомными странниками и поискать обиталища в кварталах для чужеземцев, если боитесь пройти в Ледяные Врата. Сад все равно будет для вас лучшим местом, которые вы видели на свете, но большая часть его чудес останется для вас закрыта, поскольку она для граждан. Но помните, что Ледяные Врата всегда открыты, и в любой день тот, кто пожелает, может зачерпнуть там из источника и отправиться на пир. Достаточно будет войти в один из городских храмов и сказать: «Желаю вступить в Сад Древа». Пир ждет вас. И тот, кто хочет воссесть за столом, пусть идет с нами.
Они подняли ладони, в которых все еще держали лучины, и соединили их так, чтобы те сделались единым пламенем, а откуда-то снова пришла песня.
Я медленно обошел храм, внимательно вглядываясь в барельефы на стенах, высматривая символы этого культа и ища демонов, кровь или смерть. Но находил я лишь живописные побеги, листья и цветы. Когда попадались мне статуи, то оказывалось, что это фигуры спокойные и достойные. Вот мужчина, идущий с корзиной рыб, вот женщина, сидящая над раскрытой книгой, моряк, держащий руль ладьи, охотник с луком и собакой у ноги, обнимающаяся парочка, сплетенная в поцелуе. У всех скульптур головы были повернуты в одну сторону, и изо всех уголков, из-за колонн и ниш глядели они на серебристое дерево. Вблизи жертвенного светильника я нашел еще одну каменную миску, наполненную мелким черным вулканическим песком, а рядом – каменный постамент, на котором стояла деревянная шкатулка и емкость, полная ароматизированных палочек. Под всем тем на серебряной поверхности были выбиты буквы на многих языках: «Странник, если хочешь просить о чем-то город, брось медяк и возьми благовоние».
За пазухой у меня был сверточек с моими двумя марками, несколькими серебряными монетами меньшего достоинства и кучкой медных пенингов. Я бросил один в шкатулку и взял благовоние, которое поджег от светильника и воткнул кончиком в песок между старыми, сгоревшими палочками.
Я не намеревался молиться деревянной статуе или же неизвестному надаку, я лишь хотел прояснить для себя, что же мне делать. Ледяной Сад никогда не был моей целью. Я не собирался сюда попадать и не искал его. Оказался я здесь, поскольку так вела меня судьба, и его тропой я нынче должен был идти. Не знал, что делать дальше, а потому решил, что за меня все решит случай. Передо мной в песке торчала тлеющая благовонная палочка, постепенно превращаясь в легкий пепел, который раньше или позже должен был сломаться. Я решил, что если пепел этот упадет налево от палочки, то я пойду на пир, чтобы присоединиться к жителям Сада, а если направо – выйду из храма и буду действовать сам, как получится.
А через миг я припомнил, что говорили нам жрецы. Их слова: кто пройдет в Ледяные Врата, забудет о своих близких и о своем доме, ослепленный чудесами Сада. И я должен буду позабыть о кирененцах, что прячутся где-то в горах, о моих разведчиках, потерянных где-то на Побережье Парусов, о Воде, дочери Ткачихи, о Бенкее, плененном в Долине Скорбной Госпожи? Забыть о моем отце, пославшем меня в миссию с последней надеждой? И вместо этого остаться здесь и с бессмысленной улыбкой глядеть на башни Ледяного Сада? С другой стороны, откуда мне было знать, что хочет от меня предназначение? Куда вела спутанная, словно нить, тропа Носителя Судьбы? Я начал обряд и положился на случай, который должен указать мне дорогу. Я решил повернуться и уйти, прежде чем пепел подскажет мне ответ, но в тот же миг легкий как пух сгоревший кусочек ароматической палочки начал клониться ко дну миски, я же почувствовал, как замирает мое сердце. Сжал веки.
Пути к отступлению не было. Я попросил силы судьбы, чтобы они указали мне путь, и ответ был дан. Я должен был принять это.
Я открыл глаза.
Легкий столбик серого пепла не упал ни в одну, ни в другую сторону миски. Упал он точно посредине, указывая на меня. Даже пылинок по обе его стороны в песке было равное число с обеих сторон.
Я снова прикрыл глаза, на этот раз от облегчения. Ответ означал либо то, что я должен поступить так, как считаю нужным, либо что выбор мой не имеет значения, поскольку результат будет один и тот же. Я встал, накинул капюшон и вышел из храма.
Солнце уже поднялось, и на улицах было полно людей. Они проходили мимо, спеша по своим делам, проезжали двуколки, запряженные странными большими косматыми ослами, или платформы на двух колесах, толкаемые и влекомые людьми. Все шли примерно в одну сторону, потому я закинул за спину корзину путника и пошел за ними.
Я миновал несколько улиц, проходя под островерхими арками и через несколько ворот, пока не попал на большую площадь, каменную, как и все здесь, с одной стороны ограниченную рядом узких, в четыре этажа, домов с колоннадой внизу, а с другой – небольшим портом, окруженным каменными пирсами. Большую часть площади занимали каменные столы, выглядевшие так, словно они выросли прямо из скалы под ногами, а на этих столах были выложены разнообразные товары, но главным образом – корзины с рыбой и морскими тварями, которых мешками свозили прямо со швартующихся неподалеку рыбацких лодок.
Я начал свою одинокую жизнь в Ледяном Саду с торга, поскольку должен был узнать, чего стоят мои деньги. Две марки серебра после пересчета – немалая горсть разнообразных монет, среди которых были и медяки, и тонкие серебряные скойцы, и пара монет покрупнее. Если бы я находился в Маранахаре времен владычества моего отца, такое количество серебра позволило бы мне экономно жить где-то с месяц. В пустынном же городе Нахильгиль, полном беглецов, пытающихся скрыться от войск Праматери, за те же самые деньги я сумел бы – если бы повезло – купить две плошки сушеной дурры и баклагу пальмового вина. Такая сумма в пути могла значить одно, поскольку тогда я мог спать под голым небом, охотиться и ловить рыбу, лишь изредка платя за ночлег или покупая что в селах, – и совсем другое значила она в городе, где пришлось бы платить всякий раз, когда я хотел бы присесть или найти укромное место для ночлега.
Потому я ходил по торгу, пытаясь узнать, сколько может стоить здесь жизнь. Проще всего было понять это, спрашивая о цене самых дешевых товаров, которых мало и которые сложно разделить. Отдельный фрукт или какой-то небольшой овощ, яйцо, булка. Нужно только помнить, что нечто, с виду неброское, вроде бы обычный продукт в одном месте – как у нас медовая слива или плод калачника, – в другом месте может оказаться экзотическим лакомством. Обитатели Ледяного Сада имели больший выбор, чем люди в глубине материка, с которыми я познакомился ранее, но множество продуктов, что лежали на прилавках, были мне совершенно незнакомы, и я даже не сумел бы сказать, для чего они служат. Я боялся брать вслепую, поскольку легко мог закончить, пытаясь заварить орехи, из которых делают краску для тканей, или жуя волокна, служащие для стирки.
В конце концов я купил плоский хлебец с отрубями размером в две сложенные ладони, кусок вяленного на дыму соленого сыра размером с кулак и фиолетовый корнеплод, какой я видывал уже в доме Сверкающей Росой, и знал, что под легко счищаемой кожицей – белая, островатая плоть, хрупающая, словно пальмовая сердцевина. Я заплатил за все это три четверти медного пенинга.
Потом я вошел под колоннаду вдоль тянущихся вдоль площади домов, где были конторы, купеческие фактории и места, где продавали еду. Я остановился около одного такого, где в тесном углу в большом тазу, накрытом решеткой, пылали поленья, а владелец подавал тарелки с едой и пиво через открытое окно, за которым видна была комната с печью, и в этом месте можно было подкрепиться, сидя на ступенях между колоннами или за деревянным столом, если тот не был занят.
Я заказал то, что подешевле, и пиво в небольшой глиняной кружке. Я уселся за почти пустой стол и съел первый свой завтрак в этом месте. Это была плоская рыба чуть больше моей ладони, испеченная на палочке и поданная на куске хлеба.
Стоило все это полпенинга. Из этого выходило, что на еду, чтобы поддерживать свои силы, требовалось один-два пенинга в день, в зависимости от того, жить ли впроголодь или питаться досыта. По крайней мере, с этой точки зрения казалось, что в Ледяном Саду еда немного дешевле, чем в Маранахаре. Тогда я уже привык к горьковато-сладкому пиву Земли Мореходов и странным приправам, которые они сыпали в еду; кроме того, еда была свежей, как и хлеб, и я решил, что как-то да удастся тут жить.
Двое людей, которые сидели напротив за тем же столом, скоро закончили есть и без слова ушли, я же ел в одиночестве.
Я и вправду попал за море в странный каменный город и не знал, что делать дальше, но был хороший день, резкий утренний холод куда-то исчез и стало почти тепло, я был сыт, свободен и даже имел за пазухой горсть монет. На одну марку приходилось шестьдесят пенингов, однако в жизни существует не только еда. Я не имел понятия, где найти крышу над головой и каковы тут обычаи. В моем Амитрае прибывший в город чужак мог ночевать в купеческих постоях при трактирах и при рынках. Гости могли останавливаться у друзей либо родственников, а те, что приезжали по делам, пользовались постоялыми дворами, где, в зависимости от состоятельности, могли нанимать довольно неплохое жилье, скромную клетушку, или платить за место сна в общем зале на полу или даже в хозяйственной пристройке. Если кто нанимался на работу, то получал возможность расстилать маты в мастерской, магазине или лавке, где трудился. К тому же в Маранахаре было немало и тех, кто жил под голым небом, за укрытие полагая лишь стену, арку подворотни, мост или даже кусты на городской площади. Наверняка я бы сумел найти угол, где мне не лилось бы на голову, но мог бы так ночевать лишь пару дней. Лето заканчивалось, утра и ночи делались почти холодны, и близилась осень с ливнями, штормами и лютым холодом. Скоро ночью станет прихватывать морозец, а потом придет зима.