Каминный зал «Под Морским Пахарем» был раза в три больше, чем в моей гостинице, и выходил на большую квадратную площадь, окруженную колоннадой и тесно заставленную повозками, фургонами и кучами бочек, сундуков, кожаных и полотняных мешков. Постоянно кружили там люди, охраняющие товар, – с массивными мечами, окованными железом палицами, в шлемах и броне из стальных пластин и жесткой кожи, глядя исподлобья на всякого, кто приближался к повозкам. Я вошел через ворота и сразу поднялся на галерею, держась как можно дальше от товаров, но все равно трое дуболомов заступили мне путь, спрашивая, куда я направляюсь.
Один из них провел меня в полутемный угол, прямо к столу у стены, где сидел Воронова Тень и неспешно подкреплялся соленой овсянкой из котелка.
Я без слова бросил на стол кошель, тяжело ударившийся о доски. Он отложил ложку и одним движением смахнул со стола мешочек, не пересчитывая, – только чуть подбросил на ладони и спрятал в кожаную суму, что стояла рядом на лавке.
– Тут не разбрасываются деньгами, – заметил мне. – Живут тут купцы. В этой гостинице уважают серебро.
Я сел напротив, преисполненный нетерпения, и смотрел, как он поедает свою молочную кашку. Он молчал, черпал ложкой из котелка, посвятив тому все внимание, словно была это важнейшая вещь в мире. Я знал, что, если скажу хоть что-то, он примется меня поучать и насмехаться, а потому я молчал. Опер подбородок на сплетенные ладони и смотрел на него с умилением.
Через некоторое время он наклонил котелок и принялся скрести ложкой по дну, доедая остатки. Я все еще молчал. Предполагал, что он сейчас потребует себе больше овсянки, но он лишь облизал дочиста ложку, вынул из кармана платок, которым старательно вытер лицо, потом ложку, спрятал платок за пазуху, потом встал, отнес котелок к ведру с водой у стены, ополоснул и поставил вверх дном на деревянную полку. Все это тянулось довольно долго.
– Пойдем, – сказал он, вернувшись к столу. – Нам понадобится уединенное место, подальше от любопытных глаз.
– Отчего же? – сказал я. – Охотно погляжу, как ты грызешь жареную утку. Да и стоило бы закусить лепешкой со сливами.
– Я уважаю то, что у меня есть, – обронил он высокомерно. – Живу достаточно долго, чтобы знать: никогда не знаешь, когда удастся подкрепиться снова. Есть то, что есть. А что будет – лишь туман и дым.
– Отчего же ты не поворожишь себе на это? – прорычал я, пока мы шли в боковую комнатку.
В гостинице вроде моей жили разные люди, но им нужна была лишь кровать, баня, отхожее место и общий зал, чтобы посидеть вечерком при огне и что-нибудь съесть. Эта же была для купцов. Каждый из них приезжал с кучей помощников, слуг и отрядом воинов, что сторожат товар, который к тому же нужно было где-то хранить. Наверняка тут была и запираемая сокровищница, склады, конюшни. Им недостаточно было одного лишь зала, поскольку наверняка приходилось часто встречаться с кем-то по отдельности, и для такого служили размещенные по бокам комнатки, как та, в которую мы вошли.
Воронова Тень отворил тяжелую дубовую створку, открывая нам дорогу. Внутри находился стол, две лавки и камин, в котором тлели полешки – и ничего кроме. Не было тут даже окна, зато светила одна из тех странных ламп, что вырастали из стены, благодаря чему мы вообще хоть что-то видели.
Старик минутку копался в своей кожаной сумке, потом вынул несколько небольших досочек, объединив их в одно целое, потом какие-то мешочки, бутылочки и всякие другие вещи. Я терпеливо сидел и ждал, что из всего этого получится.
– В прошлый раз, – сказал Воронова Тень, поглядывая своим единственным глазом, – мы увидели, как начался твой путь. Теперь попытаемся увидеть, куда он ведет. Но не думай, что то, что ты услышишь, окажется тем, что случится наверняка. Увидим, как выглядит путь, который у тебя впереди, но сам ты здесь. В этой гостинице. Тут и сейчас. Неизвестно, доберешься ли ты до конца, неизвестно, не свернешь ли где-нибудь, или не столкнет ли тебя кто с этой тропы. На короткий миг мы увидим ту ветку, по которой ты странствуешь, словно гусеница. Но ветер раскачивает ветки, птицы охотятся за гусеницами, дорога далека, и ты часто можешь повстречать ветки, что обещают более легкую дорогу в никуда…
– Старик, я заплатил тебе всем, что имел, – заявил я. – Мое будущее выглядит так, что придется серьезно поднапрячься, чтобы вообще выжить, трудясь под дождем и снегом. И я наверняка не заплатил за то, чтобы ты рассказывал мне о ветвях и гусеницах.
– Выслушай то, что я говорю, – ответил он со злостью, – прежде чем услышишь предсказание, и тогда, возможно, это тебе пригодится. Мы говорим о вещах, которые скрыты. Если ты полагаешь, что я скажу тебе нечто такое: «Ступай туда, где есть лишь вход, а вокруг стены, а когда придет опасность, то пой колыбельную, и увидишь пламя из снега и попадешь, куда следует», то ты просто глупец. Из самой ворожбы ты наверняка нынче ничего не поймешь. Я тоже. Она поведет тебя, лишь когда ты окажешься на развилке – если вспомнишь верные слова.
Деревянная доска, что он разложил на столе и осветил четырьмя светильничками, была раскрашена таинственными знаками и покрыта резными желобками, которые напоминали ветки или переплетения вен, и еще немного – следы, которые мог бы оставить в дереве древоточец. Воронова Тень подал мне кожаный мешочек.
– Внутри есть маленькие фигурки из кости. Бери их, не заглядывая внутрь, пока не вытянешь дюжину.
И я протянул руку, сунул ее в мешочек, нащупывая пальцами мелкие фигурки – ледяные, словно он держал их в снегу. Напоминали они пешки какой-то сложной кебирийской игры. Были мастерски изготовлены: каждая – с треть моего пальца, и, чтобы вырезать какие-то детали, нужно было использовать хорошие тиски и напильники, долота и сверла не больше иголки, причем выкованные из хорошей стали.
Я выбрал двенадцать фигурок людей, животных и странных созданий, которые расставил перед собой на столе, и стал ждать, что случится дальше.
Старик держал в металлических щипчиках небольшой кусочек чего-то похожего на воск, поджег его от светильничка, легко дуя на тлеющий кончик.
– У этих фигур есть свои названия, – сказал. – Показывают важнейших из людей, кого ты встретишь, но могут также означать события, стихии или даже действия демонов.
Расставил их на доске в разных – похоже, важных – местах. Теперь все выглядело так, словно мы должны были во что-то сыграть. Воск начал тлеть и сочиться дымом, и он вбросил его в металлическую мисочку. Я подозрительно потянул носом, но это не была проклятая Смола Снов. Обычные благовония, хотя и со странным запахом. Он поднял миску и подул в нее, направив дым на стоящие на доске фигуры. Дым осел на доску странно, словно приклеившись, и тянулся по ней, словно туман по болотам, не рассеиваясь и не улетая.
– Мне придется ранить тебя в руку. – Одноглазый вынул узкий стилет с рукоятью, оправленной в серебро и кость. – Протяни ее над столом.
– Я зарабатываю руками на хлеб, старик, – сказал я со злостью. – Тебе не достаточно всех моих денег, хочешь меня еще и искалечить?
– Не ерепенься, – рявкнул он. – Мне нужна твоя кровь. Правда требует жертв. Я тебя потом полечу так, что ничего и чувствовать не будешь.
Я протянул руку, а он сильно ухватился за нее и провел острием поперек ладони, в дюйме от пальцев. Боль была короткой и острой, как от ожога.
– Теперь стисни кулак и проверни, словно хочешь воткнуть в стол стилет. – Он передвинул мой кулак в должное место, и кровь сперва закапала на доску крупными каплями, а потом полилась ручейком.
Я смотрел, как капли падают на дерево сквозь слой дыма, как наполняют желобки и текут, словно по венам в теле. Некоторые черточки оставались пустыми, а другие краснели от моей крови, создавая рисунок в рисунке.
– На, – он кинул мне скрученную в рулончик чистую тряпицу. – Хватит. Можешь перевязать руку.
Я перетянул рану, помогая себе зубами, когда услышал скрежет. Поднял взгляд и увидел, что фигуры задвигались. Они словно ожили и принялись смещаться в разных направлениях, раздвигая колеблющийся дым, что скрывал их примерно до половины. Я поднял подозрительный взгляд на Воронову Тень, но казалось, что он не делает никаких фокусов. Он опер подбородок на сплетенные пальцы и внимательно смотрел на доску, словно наблюдал за движением, совершенным его противником.
– Мать стоит на поле Клана, – заявил. – Стоит и ждет. Это она послала тебя в путь. Ты не только убегаешь. Ты еще и выполняешь миссию. «Мать» не обязательно означает родительницу. Это может быть и отец, ребенок или все люди твоего рода или племени. Им угрожает опасность, на тропе их множество врагов, а ты должен их спасти. Но важно для тебя лишь то, что Мать жива. Очень сложный расклад… Очень много ответов на слишком много вопросов. Все перекрещивается. Ответы в том, где именно кровь собирается на полях Стихий, Домов и Намерений. В том, где стоят фигуры.
– И где же во всем этом я? – спросил я, вытягивая шею.
– На табурете в корчме «Под Морским Пахарем», – проворчал он. – Это не на тебя мы здесь смотрим, но на судьбу, что тебя окружает. Тут слишком много всего, потому выберем важнейшие вопросы и попытаемся найти на них ответы.
Я открыл рот, чтобы сказать, что не задавал пока ни одного вопроса, но он прожег меня взглядом и склонился над доской, а его лицо спряталось за полями шляпы.
– В месте, где ты находишься, тебе не грозят старые враги. Они потеряли твой след. Тут безопасно. Тут есть новые враги, но это не так опасно. Не думаю, чтобы они тебя убили, если пойдет дождь. Скорее, это ты прольешь кровь, и потом тебя будут искать мстители. Куда более сильные, чем эти, и ты не сможешь их победить. Это не обязательно будут люди, кровь соединяет их с полем Урочища, Дурного Изменения и полем Бестии. Но ты уже встречал людей-бестий. И у тебя было заклинание, что позволяет их отгонять. Если ты его вспомнишь, придет подмога. И тогда-то ты найдешь то, что и