Он смотрит на меня с недоверием.
– Но ведь верные видели, как его сковывали.
– Видели, как мы начинаем, но не как заканчиваем. И потом, когда их уже вывели, он на волосок был от того, чтобы освободиться по-настоящему.
– Вот именно! Ты же не хочешь его отпустить? Ты ведь не сошел с ума? Так веришь в это свое зерно?
– А знаешь, несмотря на все проблемы, что сыплются мне на голову, раз в день я должен взять моего Ядрана за стены, на остров, и объездить его? Иначе он впадает в депрессию. Когда стоял пару месяцев в конюшне Дома Огня, его едва сберегли. У Атлейфа был какой-то супер мастер по лошадям, который едва-едва с ним справился.
– А откуда знаешь, что оно вообще действует? Этот кусок бионики предназначен для животных. В человеке он может не приняться.
– Потому что это чрезвычайно эластичная программа. Это бионически кодированный паразитарный ИИ. Что-то вроде моей Цифраль. Сам приспосабливается к биохимическим механизмам, с которыми сталкивается. А Багрянец, заметь, начинает говорить по-английски. Сказал мне: «мастер». Но я сомневаюсь, чтобы у него возник резонатор. Нет такой необходимости. Вирусы зерна распознали нейронные структуры, отвечающие за артикулированный язык, и использовали их.
– Ужасная вещь. Такое теперь используют на Земле?
Я качаю головой.
– Наверняка неофициально. Эти сделали для нужд нашей экспедиции. «Серый» проект. Очень тайный. Отросток программы, которая создала цифрал. Ты ведь знаешь, сколько теперь можно получить за эксперименты на животных?
Норвежец с сомнением покачивает головой.
– Ты все еще меня не убедил. Он ведь, в лучшем случае, сбрендит. И что тогда?
– Ядран не сбрендил, – отвечаю я. – Как и я сам. А Багрянец будет мне нужен только на пару недель. Потом может сходить с ума, сколько захочет. Беремся за работу. Оборудование мне нужно на завтра.
– Ты знаешь, что должен сделать? – спросил Драккайнен.
Багрянец поднял голову.
– Да, Ульф.
– Понимаешь, что буду стоять позади и что у меня кинжал с ядом жаловицы?
– Да, Ульф. Было бы правильным, когда б ты меня им ткнул.
– Сделаю это, если пойдет не так, как задумываю.
– Say a wish, and I’ll grant it[7].
– Говори на языке мореходов. Аж мурашки идут по спине, когда тебя слышу.
– Да, Ульф.
– Одевайся, выходим.
Багрянец взял не бросающийся в глаза обыкновенный наряд из его собственного склада в нерабочем квартале, а Вуко с растущим нетерпением смотрел, как он застегивает крючки и петельки на мягких кожаных сапогах, как надевает рубаху, тесные кожаные штаны, как шнурует их. На голову надел свою тяжелую шляпу, короткий плащ набросил на спину – из какой-то черной змеиной кожи, покрытой чешуей и укрепленной железными бляшками. Свое лицо ящерицы он спрятал под глубоким капюшоном, в тень.
Из Башни Шепотов они вышли подземным коридором, а потом дождевым колодцем прямо на подворье одного из неоткрытых пока что кварталов. Было тихо, пусто, по небу над квадратом двора тянулись тучи. Городской шум остался где-то позади. Никто не видел ни эскорта, ни Багрянца. На это время из коридоров исчезла даже стража, решетки и каменные шлюзы остались открытыми. Выходили они вчетвером.
Первым – Грюнальди, потом Багрянец, Драккайнен и Филар.
Остальные ждали на площадке.
Варфнир, Спалле и Кокорыш одеты были как Ночные Странники, в руках – взведенные арбалеты. Н’Деле, Ньорвин и Сильфана – в простых одеждах, не бросающихся в глаза, оружие спрятано. Все стояли кругом, мрачно поглядывая на Багрянца.
– Ладно, – сказал Драккайнен. – Идем. Как ты с ними связываешься?
– Да, Ульф. В Кавернах я найду паренька и прикажу ему доставить весточку. Я умею делать так, чтобы сам он не знал толком, что передает. Покажет им тайный знак, чтобы они знали: известие от меня. Но поскольку они слышали, что верных Праматери схватили, могут подумать, что кто-то заставил меня это сделать под пытками, потому могут не поверить, что весточка от меня. А значит, мне придется на минутку открыть пареньку свое лицо со шрамами, также покажусь и им – на короткое время и издали. Таким-то образом они узнают то, что нужно, чтобы они узнали, а я вернусь в свою камеру, где ты сможешь приказать сделать со мной, что захочешь.
– Где в Кавернах ты встречаешься с тем пареньком?
– Перед входом на Каменное Торжище. Там много таких крутится, а люди, туда приходящие, заняты своими делами и не обращают на них внимания.
– Знаете, где это? – спросил Драккайнен. – Филар, пойдешь с ними.
Н’Деле, Ньорвин и Сильфана молча кивнули.
– Багрянец, вставь в уши затычки и развернись к стене. Кокорыш, проверь его, спасибо. Контролируете место, как я сказал. Каждый по отдельности, со своей точки. Когда мальчишка пойдет, он должен находиться в вашем квадрате. Следите за ним, как мы отрабатывали. Варфнир, Кокорыш и Спалле – на крыши с арбалетами. Следите за ним, но во имя всех ваших богов, не убивайте без необходимости. Он очень важен. Без него шансы наши слишком малы. Грюнальди и я контролируем Багрянца. Вы нас не увидите, он тоже, но мы там будем. Ладно. Пусть кто-нибудь поставит гада на ноги, откройте ему уши – и ходу. Сперва арбалеты, потом вы, я и Грюнальди – последними. Встречаемся здесь. Удачи.
Стрелки осторожно разрядили арбалеты, пряча отравленные жаловицей, надпиленные, словно гарпуны, стрелы в специальное отделение в колчанах, а потом отработанными движениями забросили оружие за спину, натянули капюшоны и исчезли с площади, нырнув в сливное отверстие, словно капли смолы.
Н’Деле, Филар, Ньорвин и Сильфана подождали еще немного, в явном нетерпении, пока Вуко не решил, что пора, и не махнул им рукой. Без слова, друг за дружкой они двинулись через ворота на улицу с минутным интервалом. Сильфана, уходя, угостила Драккайнена долгим заговорщицким взглядом, который тот почувствовал, словно прикосновение к щеке – неуверенное и вопросительное.
У входа на Каменное Торжище крутилось, как для Ледяного Сада, много людей. Перед аркой выставили деревянные столы, вдоль улицы тарахтели одноосные платформы, заваленные корзинами, бочками и тюками с товаром, под ногами крутились гиеноподобные твари с шипами на загривках, которые выполняли тут роль собак, по канавам текла мутная вода, выплескиваемая из мясных лавок, а внутри торга клубилась толпа из пришельцев, обитателей Ледяного Сада и измененных.
Никто не обращал внимания ни на неспешно прохаживающегося улицей худого мужчину со странным ящерицеподобным лицом, спрятанным под капюшоном, ни на худощавую девушку с гривой темно-синих волос до лопаток, с узким длинным носом и острыми, как у волчицы, зубами, девушку, которая рылась в дешевых побрякушках на одном из лотков. Не привлекали взгляда и молодой блондин, одетый цветасто и достойно, с вышивкой на плаще, что сидел за столом с оплетенной бутылкой морского меда, как и смуглый высокий юноша, похожий на чужеземца из неопределенного племени, в простой кожаной куртке и с посохом странника в руке, прохаживающийся вдоль прилавков без какой-либо цели. Еще один человек в городской одежде, купивший горсть орехов и теперь неспешно закидывающий их в рот, равнодушно поплевывая скорлупки в канаву над каменными ступенями, тоже ничем не привлекал к себе внимания.
Улица вокруг них была полна такими же людьми, делающими примерно то же самое. Никто не обращал внимания и на три фигуры, что таились на крышах, прячась между трубами, словно дополнительные горгульи, – просто потому, что этих-то никто и не замечал.
Как никто не замечал и двух мужчин, сидящих за деревянным столом на вершине ближней стены, отделяющей Каменное Торжище от Каверн: те попивали пиво, купленное у торговца с тележкой: он толкал ее вдоль парапета, поставив на козлы бочонок, и громко расхваливал свой товар.
Они сидели в мрачном молчании над глиняными кубками, глядя сверху на толпу, перекатывающуюся по Каменной улице, что вела к торговым павильонам. Один из них, с ярко-рыжей бородой и в маленькой войлочной шапке с кованым ободком, поглядывал туда, где внизу ртутно лоснилось море, убегал взглядом к линии горизонта.
– Переживаешь о своих? – спросил Драккайнен.
Грюнальди сделал глоточек и кивнул.
– Порой думаю, что неопределенность – хуже всего. Один Хинд знает, что там происходит, а я сижу здесь и ничего не могу сделать.
– Ты делаешь больше, чем мог бы, сидя за стенами Дома Огня. И мне кажется, что своих ты увидишь уже через пару недель. Скоро. Быстрее, чем думаешь.
– Ульф, я доверяю тебе и надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. Но когда станет понятно, так ли оно, как ты планируешь, на что-либо другое времени не будет. Все эти песни богов, эти странные жидкости, разговаривающие птички, сияние в небесах и дым – это то, от чего я бежал всю жизнь, а теперь сижу в самом центре этого и молю Хинда, чтобы получилось из этого что хорошее, пусть бы я никогда такого не любил.
– Нет другого способа убрать Песенника, как только песнями богов. Против них недостаточно железа. А я надеюсь, что сумею их обмануть.
– А я – что мы совладаем хотя бы с Багрянцем. Думаю, он сбежит при первой возможности.
– Что-то происходит, – прервал его Драккайнен. И правда, Багрянец перестал гулять вдоль прилавков и присел на ступенях, ведущих к колоннаде. Сидел, как тогда, в камере, но чуть более свободно, опершись о колонну, с лицом, спрятанным в тени капюшона. Рот его был приоткрыт, словно бы он что-то говорил.
Драккайнен прижмурился.
– Он поет, – заявил удивленно. – Вернее, гудит, словно рог или труба.
Грюнальди глянул на Вуко над кубком.
– Ты слышишь на таком расстоянии?
– Да, если сконцентрируюсь, – ответил Драккайнен неуверенно. – По крайней мере, раньше я так умел. Теперь словно бы тоже слышу, а может, оно мне только кажется.
– Не узнаешь, пока не станет поздно, – заявил Грюнальди. – Так обычно и бывает.
Багрянец легонько раскачивался, издавая глубокое, басовое жужжание, подобное звукам диджериду