На рассвете мы открыли комнату и замерли от удивления.
Всюду лежали тела. Переплетенные друг с другом, нагие, в воздухе царил запах дыма, посредине же стоял на коленях Н’Деле, распрямив голый, изрисованный знаками торс, с опущенной головой. Руки его бессильно свисали, и каждая ладонь была проткнута гвоздем; те торчали и в его щеках, ушах и перегородке носа. Бенкей лежал неподвижно, с разбросанными в стороны руками и ногами, но глаза его были прикрыты. Обе птицы были обезглавлены, все вокруг – забрызгано их кровью.
Мы стояли так несколько ударов сердца, не понимая толком, что мы должны делать.
Потом Н’Деле вздрогнул и поднял голову. Лицо его было серым и помятым, а глаза – налитыми кровью. Он ударил одной ладонью в пол, чуть высовывая головку гвоздя, потом схватил его пальцами второй руки и вынул; тот звякнул, брошенный в железную миску. Потом Н’Деле ухватился за второй гвоздь и освободил вторую ладонь, потом избавился от гвоздей в носу, щеках и ушах, бросая те в миску. Кровь ручьем текла из ран, капая на пол. Мы смотрели, остолбенев, не находя слов.
В этот самый миг лежащие на полу тела начали шевелиться, издавать тихие стоны, и оказалось, что все живы, просто выглядят ужасно перепившими и уставшими. Через несколько минут все проснулись, принялись молча искать свои одежды и, не глядя друг другу в глаза, поспешно оделись и один за другим выскользнули в коридор.
Остались только Н’Деле, Бенкей на полу, Ульф и я. Кебириец тяжело вздохнул, провел пробитыми ладонями за своей спиной, потом протянул руки к Ульфу, держа в них ключ и кристалл. Обычный кованный из железа ключ и резной, переливающийся бриллиант из белого хрусталя или льда.
– Вот что Господин Гвоздей и Морская Девка отобрали у нее, – сказал хрипло, едва различимо. – Отнеси это ей, той, которая его пленила. В стекле затворена его разумная душа. Сокруши кристалл около нее и выкрикивай его имя, и он станет свободным. А потом сломай ключ – и сможешь забрать у нее остаток силы. Она сделала его тайником для запаса Песни богов, лишив первой души, чтобы он не сумел никому об этом сказать.
– Она спрятала в нем имена богов? – спросил я. – Внутри Бенкея?
Ульф покачал головой.
– Нет. Их она держит в себе, но никто не может у нее это отобрать, пока код доступа находится в Бенкее. Она знала, что за ней придут, причем полагала, что будет это скорее король Змеев, и не хотела, чтобы тот сделал ее бессильной. Это словно закрыть что-то в сундуке на ключ, а ключ потом проглотить.
Я мало что понял, но знал, что такова природа вещей, связанных с урочищами.
Ульф же вызвал стражника, приказал ему привести медика со всем, что понадобится для перевязки ран, и приказал доставить людей для уборки и еще двоих с носилками.
А потом мы отправились в Башню Шепотов, чтобы увидеть, как ведет себя Скорбная Госпожа в своей стеклянной комнатке, которая якобы изнутри выглядела как каменная.
Мастер Фьольсфинн, сидевший за странным, усаженным драгоценными камнями столом, выглядел едва живым от усталости и удивился нашему виду: пришлось еще раз рассказать ему всю историю.
Деющая лежала на полу около кровати, свернувшись в клубок, и одежда на ней была порвана в клочья, словно она всю ночь развлекалась с леопардом, однако крови нигде не было и не заметно было на ее теле никаких ран.
– Что делаем? – спросил Ульф Фьольсфинна, поигрывая кристаллом. Ключ он положил на стол.
– Продолжаем, – ответил тот. При нас говорили они на языке мореходов, а не на своем, из-за Моря Звезд, который звучал довольно странно – из него невозможно было понять ни слова.
– Достаточно будет разбить это и позвать Бенкея? – удостоверился Нитй’сефни.
Н’Деле, что все это время осторожно ополаскивал рот принесенным медиком эликсиром, молча кивнул.
Ульф без раздумий кинул кристалл об пол, разбивая его на мелкие осколки, которые еще и раздавил подошвой своих тяжелых сапог, подняв облачко тумана.
– Бенкей! – заорал он во весь голос. Облачко, искрясь, поплыло к лежащему следопыту и втянулось ему в рот и ноздри, словно дым из трубки. Мой приятель вдруг резко напрягся, а потом закашлялся, словно вытащенный из воды утопленник – и сел, широко открыв глаза и оглядываясь вокруг с изумлением.
– Бенкей, слышишь меня?! – крикнул я, хватая его за плечи.
Он осмотрелся, не понимая ничего, и мне показалось, что он все еще меня не узнает.
– Филар?.. – прохрипел он наконец и снова принялся кашлять. – Откуда ты… Н’Деле?..
– Ты уже не в Долине Скорбной Госпожи. А вокруг – друзья. Я вернулся и забрал тебя оттуда, а саму Скорбную Госпожу мы взяли в плен.
– Я спал, – сказал он. – И помню только голос, который приказывал мне продолжать спать и не выдавать некий секрет. Это долго продолжалось? Я слаб, словно дитя.
– Месяцами, – ответил я.
– Ладно, – сказал Ульф. – Идем дальше. Теперь ключ. Я должен его сломать?
Н’Деле покачал головой и выплюнул эликсир в тыкву. Было видно, что он чувствует боль, когда говорит, но раны его быстро затягивались и теперь почти не кровили.
– Не через стену, – сказал невнятно. – Она не должна тебя видеть, но камень не должен вас разделять. Хватит щели или приоткрытых ворот.
– В таком состоянии она тебя поджарит, – сказал Фьольсфинн. – Иди в камеру фильтров.
– Что такое «фьялтар»? – спросил я, но они не обратили на меня внимания.
Ульф забрал ключ и пошел. Некоторое время ничего не происходило.
– Дайте мне пряного пива и трубку бакхуна, – попросил Бенкей. – А потом – я знаю, как глупо оно прозвучит, – я хотел бы немного вздремнуть.
Скорбная Госпожа вдруг заорала дурным голосом, словно кто-то вдруг ткнул в нее копьем. Бенкей, которому удалось встать, цепляясь за табурет, вдруг снова присел.
– Прячьтесь! Быстро! – зашипел он нам. – Сейчас она вас увидит!
– Эта стена устроена при помощи имен богов, – пояснил я. – Специально для того, чтобы держать таких, как она. Мы ее видим, а она нас нет.
В комнате за стеклом вдруг сделалось тесно от диких детей, что клубились под потолком и трепыхались, словно стая перепуганных летучих мышей, а Деющая металась между ними с криком, пытаясь их ловить и прижимать к груди. В несколько мгновений все они исчезли, а изо рта и ноздрей Скорбной Госпожи начал сочиться точно такой же густой мерцающий туман, как и тот, что покинул кристалл. Туман этот тоже всосался в отверстия под потолком. Скорбная Госпожа пала на пол, пытаясь зажать рот и нос, но через несколько мгновений ее охватили конвульсии, и она только корчилась, лупя в пол пятками, жутко крича и раздирая на себе остатки одежд. Мы смотрели на это в некотором испуге, а через несколько мгновений все прекратилось, и Деющая теперь лежала совершенно обессиленно, глубоко, словно после серьезного усилия, дыша.
– Я предпочел бы уйти отсюда, – сказал Бенкей. – Вот только ноги меня не слушают. Если бы не слабость, полагаю, я был бы уже где-то поблизости от Ярмаканда.
– Камера полна ледяных растений, – сказал с порога Ульф. – Войти не удастся. Кристаллизовались так быстро, что мне пришлось бежать, чтобы они меня не порезали и не пленили там. Поздравляю, Фьольсфинн. Еще одно дело решено.
Несколько следующих дней Бенкей приходил в себя. Сперва он был ужасно слаб и быстро уставал, и, когда я водил его по городу, часто приходилось присаживаться в тавернах и подкрепляться пивом. Но это быстро проходило – быстрее, чем можно было ожидать, учитывая, как долго он лежал без движения. Несмотря на все это, уже через несколько дней он вытянул из меня несколько марок и отправился искать куртизанку, которую я ему приводил, когда он лежал без души, а еще через несколько дней я застал его на одной из тренировочных площадок, где он, потея, лупил деревянным тренировочным мечом крутящийся манекен, уклоняясь от прикрепленного к одному из его рычагов шара на цепи.
Вскоре после этого я был вызван к Ульфу и пошел, не ожидая ничего внезапного. Он ждал меня в пустом зале, где стоял огромный каменный стол, весь заваленный большими бумажными свитками; были тут и несколько высоких стульев со спинками, которые использовались здесь, чтобы сидеть в странно выпрямленной позе.
Когда я подошел ближе, то увидел, что развернутые рулоны изображают различные части света, старательно нарисованные и начерченные цветными красками и странной коричневатой тушью копиистами Фьольсфинна. Нитй’сефни снял несколько предметов, лежавших на углах одного из рулонов, позволяя тому свернуться, а потом развернул еще один и снова прижал его углы своим странным ножом, золотой чашей, камнем и рогом для питья. В замке наверняка были специальные фиксаторы свитков, но выглядело так, что у него не было времени даже подумать об этом: он поспешно хватал все, что подворачивалось под руку.
Похоже, у него не было времени и нормально поесть, поскольку он ухватил, не глядя, какой-то красный плод из серебряной миски и вгрызся в него, одновременно потянувшись за стрелой на столе, чтобы кое-что мне показать.
Вдруг скривился, выплюнул полупрожеванный кусок плода в очаг, запил пивом из кувшина, которое тоже выплюнул, и только потом вернулся к столу.
– Ужасно, – заявил он. – Я бы убил за яблоко или абрикос. Взгляни на карту. Я сделал ее на основании своих полетов призраком, когда могу смотреть на мир сверху. Благодаря этому у меня одного есть не только точные, но и актуальные карты.
– Что такое «абирикос»?
– Не отвлекайся. Посмотри, умеешь ли читать карту и узнаешь ли местность. Перейди на эту сторону стола. В верхней части карты нарисовано то, что есть на севере, понимаешь? Присмотрись.
Некоторое время я смотрел, но сперва перед глазами видел только искусство рисовальщиков. Всматривался в моря, где терпеливая рука обозначала синим мелкие волны, покрывающие всю поверхность, на рисунок гор, переданных легкими движениями пера, на дороги, тонкие, словно паучья нить, серо-желтые фрагменты бесплодной пустыни с крохотными барханами. Леса, покрытые тщательным рисунком деревьев. На искусные, украшенные сложными узорами буквы чужого алфавита. А потом понял, что это только знаки. Никто не рисовал каждое дерево отдельно там, где оно росло, поскольку тогда деревья эти были бы размером с горные вершины, а таких нигде не бывает. Я взглянул на карту как на целое и вспомнил Зал Света в императорском дворце. Вспомнил мозаику, на которой была видна вся империя от Северного моря до моря Южного, где были Кебир, Нассим и все остальное.