и, теснили нас – лагерь словно оказался в зарослях тростника.
Пока что никто не был ранен – ни люди, ни животные, но и наши стрелы не сопровождались даже криком раненого с той стороны.
– Следующий залп будет по вам! – крикнул тот же самый муж, появляясь на склоне в совершенно другом месте. – Опустите оружие, и наш стирсман решит, что с вами сделать.
Это было худшее решение в моей жизни. Я судорожно прикидывал, но все без толку. Лес шел под серьезным наклоном, а нападавшие были по обе стороны. В какую бы сторону мы ни попытались пробиться: вперед, между двумя рядами стоящих на высоте лучников, обратно или даже пытаясь атаковать их, наверху – под дождем стрел в спины – мы были бы быстро истреблены.
– Конец? – спросил Бенкей.
– Верхом, без фургонов, галопом по дороге? – предложил Ньорвин сдавленно.
– Опустить арбалеты, разрядить, – сказал я глухо, чувствуя, как мое лицо трескается, будто глиняная маска.
Кто-то сказал «агиру», стрелы ушли в колчаны, раздался хор металлических щелчков освобождаемых тетив.
Мы стояли безоружные, и я все время пытался что-то придумать.
Вокруг нас пока что ничего не происходило, только веревка, удерживающая бревно, перегораживающее тракт, натянулась и поволокла колоду вверх, куда-то между огромными стволами.
Лучники появились внезапно, с обоих склонов. В опускающихся сумерках казалось, что их выплюнула земля, кусты и деревья. Тут раздвоилась тень, освобождая фигуру человека, там подлесок приподнялся, отращивая руки и ноги, в другом месте часть куста оказалась присевшим стрелком. Я осмотрелся и насчитал по меньшей мере двадцать человек. Когда бы они ударили в любой другой точке пути, у нас было бы хотя бы какое-то прикрытие, пусть бы и наши фургоны, и мы бы управились с ними за одну короткую водяную меру. Но в этом-то и состояло хорошее командование. Это они выбрали место и теперь смели бы нас во мгновение ока, хотя оружие у нас было лучше и мы лучше умели им пользоваться; к тому же их было всего-то двое-трое на одного. Но это мы стояли, скученные, в ущелье, растянутой цепью, а они целились из укрытия прямо нам в лица.
Я чувствовал точки на своем теле, куда метили стрелы. Отовсюду. Они все еще стояли там с натянутыми луками, совершенно неподвижно, оплетенные плющом или ощетинившись хвоей, словно живые деревья.
Несколько их появилось сзади, а несколько спереди. У этих не было луков в руках, они достали только мечи. Носили маскировку из сети вместе с капюшонами и муслином на лицах, совершенно как кирененские следопыты, но их кафтаны были не грязно-желтыми, но зеленоватыми.
– Сложить оружие на плащ, – потребовал один, бросив на дорогу шерстяную ткань.
– Выполнять, – вздохнул я, отстегивая меч и нож от пояса. Никто из моих не отозвался, но все сделали то же самое. Воины окружили нас, кто-то чуть выдвинул клинок из ножен и причмокнул с пониманием, а потом уложил оружие, словно дрова на растопку, и связал плащ узлом, а потом вбросил на один из наших фургонов.
– Открыть лица, – рявкнул тот же муж, поднимая кончик клинка к моим глазам.
– Выполнять, – сказал я снова, распуская ремни и позволяя кожаной, укрепленной кольчугой маске упасть мне на грудь.
– Снять шлемы и на повозку, – раздался следующий приказ. Мы сняли, со звоном стали отправили их куда-то между бортами и содержимым. Потом туда же отправились наши арбалеты и наполненные стрелами подсумки.
– Это не Змеи, – сказал кто-то.
– Я знал, – отозвался снова тот же самый муж. – Потому они еще живы. Руки вперед! Вы идете перед лицо Санпара Идущего-за-Звездой, стирсмана Недобитых, и он решит, что с вами делать. Мы забираем ваших животных, бочки, фургоны и оружие. Осталось решить, что будет с вашей жизнью.
Ульф вкладывал нам в голову, чтобы мы не сдавались. Никогда. Он не имел в виду, чтобы мы никогда не складывали оружие, но чтобы не сдавались внутри, в душе. Утверждал, что можно сбежать из любого плена и сражаться всем, что находится под рукой. Главное – не переставать думать.
Вели нас связанными вслед за нашим обозом, и были мы совершенно бессильны. И, если верить Нитй’сефни, теперь надлежало спокойно выждать подходящего момента.
Обычно руки человеку связывают спереди или сзади. На поле битвы мало кому хочется носить с собой цепи или дыбу. А связанными руками можно расстегнуть кафтан спереди и добраться до пояса, который на случай, если тот, что сверху, заберут. И тогда можно нащупать железную пряжку, приподнять ее и вынуть крохотный клинок, достаточно острый для любых веревок. Если руки сзади, то можно добраться до разреза в куртке и вынуть плоский нож, всунутый в пояс горизонтально. Пока не отберут куртки, остается цепь, спрятанная в ее поле, и звездочки для метания в карманах за пазухой, которыми также можно разрезать путы. Всегда у человека есть руки, которыми можно много чего сделать. Но ничего не поможет, если в сердце человека нет уже воли, если осталось там лишь отчаяние.
В моем же обитал гнев. Я чувствовал, что это конец моей миссии. Добился я лишь того, что мы немного проехали по землям Воронов и попали в плен. Теперь мы идем, связанные, горной тропой среди молчаливых, замаскированных воинов, а Вода впустую станет ждать меня где-то среди гор Стервятников, окруженная колесницами Пламенного тимена.
Разрезать веревки и сбежать – этого мало. Нам нужно было оружие, но прежде всего – нам нужны бочки. Без них мы не могли покинуть Земли Мореходов.
Нас вели крутым и узким, полным камней путем, что поднимался наверх зигзагом. Вскоре пришлось толкать фургоны, потому что онагры, хоть и сильные, словно волы, и не менее выносливые, начинали останавливаться и громко реветь. Те, кто нас поймал, не зажигали факелов, и мы шли в густеющей темноте, потому что небо затянуло тучами. Вокруг вставали только скалы и склон горы.
– Я могу освободиться от этих уз, тохимон, – услышал я тихий шепот Багрянца. Говорил он по-амитрайски.
– Жди приказа, – прошипел я на том же языке. И мы пошли дальше в сопении и скрежете камешков под подошвами. Начал падать мелкий дождик.
Через длинную водяную меру мы остановились, выбравшись на плоский участок горного луга у самой вершины.
Стояли и ждали, окруженные лучниками, поставленные под каменной стеной безо всякого прикрытия. Лучники стояли на таком расстоянии, что мы не успели бы до них добежать, пусть бы даже в руках наших были мечи, а они не промахнулись бы даже с завязанными глазами. Мы могли лишь ждать, что случиться, и ждали.
Через некоторое время из ниоткуда появился человек с факелом, потом второй и третий. В моргающем свете мы увидели, как стоящие перед нами сняли стрелы с оружия, а потом достали мечи, появились и копья.
– Плохо дело, – сказал Н’Деле. – Что прикажешь?
– Пока что ждем, – ответил я. – Они бы могли нас убить уже сто раз.
Копейщики подошли ближе, а потом нас провели вдоль скалы.
– Внутрь! – крикнул кто-то. Я понятия не имел, внутрь чего: мы ведь стояли на площадке под скалой, но оказалось, что то, что я принял за склон, было каменной стеной, валом, сложенным из скальных обломков, заслонявших вход в пещеру.
Та оказалась довольно большой, дальняя ее часть скрывалась в темноте, но тут светился очаг, обложенный камнями, где на железном вертеле пеклась туша горного козла, а вокруг на шкурах и кожах сидели люди. Под стеной навалены были мешки и баклаги, там же стояло и оружие. Людей в пещере было десятка полтора, разве что в темноте был скрыт выход в другие коридоры, где могли быть новые пещеры. От рядов мечей, луков и копий нас отделяло всего несколько человек, удобно сидящих на скале с мисками, рогами или кусками мяса в руках. А перед нами, на складном стуле из скрещенных досок и куска кожи, сидел муж, укрытый зеленым плащом, с наброшенным капюшоном – но лицо его оставалось в тени.
– Готовность, – проворчал Спалле.
– Я беру того впереди, вы – оружие, и становитесь в «бриллиант» вокруг меня. Потом посмотрим. По моему приказу.
– Зачем ты их привел? – отозвался человек на стульчике, произнося слова языка Побережья как-то гортанно, со странно-знакомым хриплым звучанием. – Я же говорил: ударять и отскакивать. Не оставлять живых.
– Это не Змеи, Санпар, – ответил муж, который нас поймал. – Ты приказал говорить тебе, когда случается нечто странное, а особенно – о странных путниках. Я же думаю, что они могут оказаться Мореходами, которые освободили нас от этого пса, Плачущего Льдом. Тогда они тоже не имели знаков, но носили белое. Не трогать их я не мог, они шли прямиком к Прожорливой Горе, а то, что они везут в бочках, должно быть драконьим маслом. Оно же не может попасть в руки Змеев, не говоря о самострелах. Я таких еще не видел – их можно очень быстро взводить.
– Понимаю, это разумно, – ответил тот со странно хриплым «р», словно звук не помещался у него в горле. – Тогда пусть сами скажут, кто они и что намеревались делать.
Я выступил вперед и вошел в свет очага.
– Значит, Мореходы так произносят твое имя? «Санпар»? – сказал, ибо уже понял.
Он на миг замер, а потом встал, отбрасывая плащ.
– Опустить оружие, – рявкнул проржавевшим голосом, что я так хорошо знал.
А потом перепрыгнул через очаг и схватил меня в объятия.
– Я не узнал тебя, тохимон. Время сделало из тебя мужчину и украсило шрамами.
– Зато я узнал тебя, сын Плотника. – Я не закончил, поскольку в этот миг подскочили к нам Н’Деле и Бенкей, и мы сплели руки – все четверо. Я несколько раз изо всех сил сжал зубы, чувствуя, как печет глаза, а у Бенкея слезы текли по щекам, и он совершенно не обращал на это внимания.
Мы обнимались долго, а в пещере все уже стояли на ногах, перекрикивая один другого, и никто не понимал, что происходит. Никто, кроме нас.
– Хьорварди! – крикнул наконец Сноп, сын Плотника. – Дружище, ты наимудрейший из моих людей. Знаешь ли ты, кого привел ко мне? Если бы утром я узнал, кто лежит на камнях, нашпигованный стрелами, я бы не захотел жить дальше. Благодаря твоему разуму, я встретил тех, кого давным-давно ищу. Отдайте им оружие и все, что у них было. Это наши братья.