рез земли, что некогда принадлежали Людям Воронам. Длилось это долго, и марш был сложным: некоторые были измождены путешествием в животе Червя, некоторые страдали от чего-то схожего с морской болезнью, а загрузка и само путешествие продолжались бесконечно. Более того, нам потребовалось целых пять Червей, один за другим; к счастью, Ульф предвидел это, а тела убитых солдат Огненного тимена накормили Гору досыта, хотя везти их пришлось целый день. На поле битвы остались только кровь, разбитые колесницы, щиты и мечи. И голова тимен-басаардея Ашигдея Хуртайгана, надетая на копье.
Тут уже не было амитраев, и осознание это ввело некоторых в радостное безумие, так что мне пришлось напомнить им, что тут есть и другие враги, и что жизнь на Побережье Парусов – это не бесконечный праздник Воздушных Змеев.
Другие не могли до конца понять смысл того, что случилось, и казались слегка отупевшими. Только постоянно жаловались, что мерзнут.
Недобитые ждали подле Прожорливой Горы, а потом отправились вместе с нами, нахваливая пальмовое вино и печеное мясо красных волов.
И все шло неплохо, пока мы не добрались до места, откуда могли видеть Снагорину.
Прямо перед нами вставали горы, скрывающие долину Скорбной Госпожи; наша колонна сходила на большой луг на другом берегу реки, которая несла зеленоватую воду по равнине, обсаженной лесом, направляясь к морю.
Не было только кораблей.
Не было вообще никого, местность выглядела совершенно обезлюдевшей, и даже Недобитым это казалось странным.
Сноп объявил постой, на этот раз приказал поставить на лугу круг из повозок, которые соединили, создав что-то вроде передвижного форта. Принесли дрова, зажгли костры, и новые пары волов пошли под нож. Везде были толпы людей, шум и гам, совершенно как если бы странствовал целый город. Я отвык от подобного. Был Ночным Странником. Мы растворялись в темноте, а говорили жестами рук.
Я сидел над рекой, но, хотя всматривался в ее течение до боли в глазах, не видел даже корабля, на котором приплыл. Весь флот мог еще и не доплыть, но Осот сказал, что будет ждать, а это означало, что он – будет ждать.
Вот только это было Побережье Парусов. Тут шла война, и все было возможно. Быть может, король Змеев отрезал нас от моря. Быть может, поставил ловушку. А это значит, что нам лучше приготовиться.
Змеи пришли под утро.
Мы видели, как они мчатся на увешанных броней лошадях, с наголовниками в виде драконьих морд. Гнали так, что топот копыт доносился до того самого места, где стояли мы с луками на повозках.
И чем ближе они становились, тем более странным все казалось.
Я видел, как один из Змеев сбросил драконий шлем с головы, другой – плащ, а я вдруг понял. На самом деле, только когда из-за поворота реки показался драконий штевень и засверкали обитые медью борта.
Змеи убегали.
Паникуя, верхом на покрытых пеной лошадях, начинавших выбиваться из сил.
Они проехали еще немного, после чего увидели стену фургонов, стоящих кругом, словно городские укрепления, тянущиеся во все стороны, и услышали хор рогов.
Было их не больше тридцати, и им нечего было искать в нашем лагере, но все выглядело, словно дела шли не так, как они надеялись.
Они развернулись в панике и погнали назад – скорее, в отчаянии, поскольку оттуда плыл наш корабль и, заметив их, принялся разворачивать сверкающий медью сифон, выплюнувший гудящий поток огня. Жуткие крики и визг донеслись до нас, а потом с бортов корабля посыпался поток стрел.
Корабль плыл дальше, пока не прибыл прямо к лугу, где мы стояли лагерем. А из-за поворота уже выплывали следующие. Один за другим, щетинясь в небо десятками мачт, – казалось, по Драгорине плыл лес.
– Сворачиваем лагерь, – сказал я Фитилю. – Время плыть домой. За море.
Глава 12Огонь и туман
Непрочному луку,
жаркому пламени,
голодному волку,
горластой вороне,
визжащей свинье,
стволу без корней,
встающему валу,
котлу, что кипит,
летящей стреле,
отходящему валу,
тонкому льду,
змее, что свилась,
жены объясненьям,
с изъяном мечу,
медведя проделкам,
и конунга сыну,
скотине больной,
рабу своевольному,
лести колдуньи,
врагу, что сражен
(…)
доверять не дерзай.
Накануне отправки я покидаю пир. Никакой демонстративности. Я не имею ничего против мини-гиппопотамов на вертеле, что выступают тут в качестве свиней, маленьких зубастых страусовелоцирапторов, замещающих куриц, или карликовых додо в качестве уток. Традиционная застольная беседа Людей Огня перед опасной экспедицией в версии Фьольсфинна и Ледяного Сада – это просто утонченная вариация на тему средневекового пира. Большой сводчатый зал залит светом, группа менестрелей пиликает на странных инструментах, напитки льются из изукрашенных серебром кувшинов, звенят кубки, вокруг – крики, смех, пение и рассказы.
Я выбираюсь наружу, а потом с кувшином в руке иду почти пустыми улицами Ледяного Сада за вторым кольцом стен. Уличные фонари горят газовым светом, из то и дело отворяемых дверей таверн льются свет и крики, а потом снова слышны только мои шаги. Завтра мы плывем. Это последний вечер, чтобы посидеть в одиночестве и собраться с мыслями. Последние часы, чтобы спокойно выкурить трубку со смесью «Принца Альберта» и бакхуна. Для нескольких глотков из кувшина и взгляда на ночное море.
Порой мне нужно перестать выполнять свою роль, перестать быть разведчиком, межпланетным бойцом, командиром Ночных Странников, стратегом, шпионом и генералом, магом-любителем и бог его знает кем еще. Порой я должен присесть на бастион, свесить со стены ноги и поставить рядом кувшин, посмотреть на море и вспомнить, кто я таков на самом деле.
Просто сесть и снять с себя тяжесть всего этого мира, как надоевшую броню. Задуматься над тем, на каком языке я думаю. Вспомнить свое собственное имя.
– Вуко Драккайнен, – говорю я звездам. – Поляко-финн. Гражданин Республики Хорватия.
Это ничего не значит. Просто звуки.
Вся проблема в том, что впереди еще одно невероятное усилие, а потом я вернусь в мир Тельнета, ванн, лампочек, рекламы и политики. Хот-догов и Рождества. Споров о том, безопасны ли термоядерные электростанции и можно ли давать гражданство лабораторным шимпанзе. Исусе Христе…
Уже этим летом.
Не увижу следующей зимы в Ледяном Саду.
И непросто мне в такое поверить. Все это – абстракции. Точно такие же, как сказки об островах за морем Звезд.
Дейрдре Маллиган… Дейрдре Маллиган из Дерри.
Сильфана Говорящая-с-Пламенем.
Просто звуки.
Порой мне нужно найти местечко на стене и посмотреть на ночной порт там, далеко внизу. Показать свой медальон стражнику и спокойно пройти. Не думать о сотнях кораблей, что колышутся на якоре, куда только ни посмотри. Не думать.
Только напиться из кувшина. Плыть по воспоминаниям вместе с потрескивающим жаром в чашечке трубки и кольцами пахучего дыма. Посидеть в одиночестве.
В тишине.
Да где там.
Вижу его издалека. Он приволакивает ногу, он прячется под широким, обвислым краем шляпы путника, напоминающей скособоченный вулкан.
– Даже не спрашиваю, откуда ты здесь взялся, – говорю ему.
Он садится рядом со мной на стене и протягивает руку за кувшином. Пусть ему.
– Ты пришел что-то сказать мне?
Он пожимает плечами.
– Тогда бы я наверняка это сказал. Я поставил на тебя, а потому мне интересно, знаешь ли ты, что делаешь.
– Надеюсь. Действую на ощупь. Интуитивно.
– Что оно: «интуфсинно»?
– Предчувствиями. Убежденностью, что нечто, чего ты не знаешь, выглядит так, как ты допускаешь. Как во время поисков чего-то в темноте. Отдавай кувшин.
Он кивает.
– Так и нужно. Интуфсинно. То, что ты делаешь, будет весьма важным, и много глаз будет наблюдать за тобой, чтобы после решить. Потому ты не можешь знать всего. Интуфсинно. Мы говорим: «вера».
– Обычно, Воронова Тень, у тебя бывает для меня какой-нибудь мудрый совет.
Он снова кивает в полутьме.
– Все, что ты делаешь, – оно словно погрузка багажа на сани. Сани стоят на льду, а ты приносишь новые тюки. Сейчас лед трещит, но держится. Но может все пойти так, что ты бросишь в кучу на марку серебра больше, чем нужно, – и лед треснет.
– Порой нужно лезть по рвущейся веревке или ехать санями по тонкому льду. Делаю, что могу. Не выбираю условий. Работаю с данной мне ситуацией.
Мы молчим некоторое время. Смотрим на освещенный порт и огромную, сверкающую пасть мрака позади него.
– Значит, это случится здесь, – говорит он. – Место столь же хорошее, как и любое другое. Ты хочешь собрать их здесь. Всех. Амитраев, Змеев, Людей Огня, кирененцев, прочих с Побережья, жителей Сада. И Песенников. И множество песен богов, собранных почти со всего побережья. Они не знают, что ты хочешь сделать, Спящий-на-Дереве.
– Знают, – отвечаю я. Разговор с этим типом – словно череда ребусов.
– Ох, они знают, что ты хочешь поубивать Песенников. Вот только как? Всякий из них сильнее тебя. Но они не знают, что ты хочешь тут устроить, чтобы этого добиться. Чего ты хочешь на самом деле?
– Хочу прибраться. Хочу, чтобы мир сделался таким, каким был до нас.
– Осмотрись. Как он сможет стать таким, каким был? Ты хочешь, чтобы Ледяной Сад снова превратился в лаву? Может, хочешь воскресить убитых? Твои враги превратили Змеев в чудовищ и хотят, чтобы все сделались единой мыслью и могли действовать сообща. Однако это приводит к крови и крикам. Зато твой друг дал людям сухие дома, воду, знахарей. Научил их сидеть на месте и позволил работать водяным колесам. Это тоже должно исчезнуть? Как и то, чего твои Люди Огня научились от тебя? Они должны об этом забыть? Ты этого хочешь?
– Нет. Я не хочу мертвого снега, не хочу, чтобы мои люди потеряли память, и не хочу нового мира. Но я хочу забрать отсюда тех, кто его уничтожает, хочет изменить.