Голоса певцов стали громче. Казалось, поют они «Марсельезу». Но слышались и речевки, звучавшие как старые добрые студенческие протесты.
Роберт уже достаточно углубился под навес. Чтобы увидеть нижнюю сторону четвертого, пятого и шестого этажей, надо было задрать голову — там наконец-то возникал из-под плюша бетон.
Странно. Края всех этажей прямые, как всегда, но бетон исчертили хаотичные линии посветлее. И эти линии блестели на солнце серебром, втиснутым в камень.
— Шариф?
Ответа не последовало. Надо бы поискать объяснение. Хуан Ороско умел выполнять такой поиск почти не думая. Роберт улыбнулся: серебристые линии трещин — это могла быть какая-то игровая мистерия — и объяснение. В университете Сан-Диего существовала традиция непонятного и удивительного искусства.
Роберт направился к короткой лестнице, которая вела на погрузочную площадку — это казалось самым прямым путем в библиотеку. На стене виднелась выцветшая надпись ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ. Грузовая дверь задраена, но соседняя дверь, поменьше, открыта. Изнутри доносился шум вроде как дисковой пилы — столярная мастерская? Он вспомнил, что говорил Хуан насчет получения в «Эпифании» местных видов по умолчанию. Он осторожно двинул рукой. Ничего. Снова сделал жест, чуть иной: опа! Весь погрузочный ангар пестрел надписями «Посторонним находиться воспрещено». Роберт посмотрел вверх: где-то за гребнем должен быть главный вход. Эпифания показала ему розовато-лиловый нимб, пульсирующий в такт пению. На фоне музыки стали слышны слова «A bas la Bibleotome!» — «Долой Либрареом!» Сейчас слышны были и удаленные, и реальные голоса, а музыка почти перешла в какофонию.
— Что тут происходит, Шариф? На этот раз он услышал ответ.
— Обыкновенная студенческая демонстрация. Через главный вход туда не попасть.
Он постоял минуту, любопытствуя, против чего же в нынешние времена выступают студенты. Не важно. Это можно будет посмотреть позже. Он подступил ближе к полуоткрытой двери, заглянул в полутемный коридор. Вопреки призрачной буре предупреждений и правил, проход ничего не загораживало. Но был странный звук, громче хора: резкое, рвущее уши рычание, перемежаемое тишиной.
Роберт шагнул в дверь.
12СТРАЖИ ПРОШЛОГО, СЛУГИ БУДУЩЕГО
С самого начала «Кабала стариков» собиралась на шестом этаже библиотеки Гайзела. Организовал все Уинстон Блаунт, попросивший об одолжении после десятилетий работы на факультете литературы и искусств. Какое-то время у него даже было очень неплохое клубное помещение в преподавательском крыле. Это было после землетрясения в Каньоне Роз, когда молодые талантливые и чуть сдвинутые энтузиасты будущего вдруг сделались осторожными со своими технологическими примочками, и площадь на этаже стала доступна всем, кто готов рискнуть.
В первое время было почти тридцать постоянных членов. Они сменялись год от года, но в основном это были преподаватели и сотрудники периода рубежа веков, почти все в отставке или на пенсии.
Шло время, «Кабала» таяла. Сам Блаунт отдалился от группы, обнаружив, что ему больше никто ничем не обязан и одолжений ни с кого не стребуешь. Его планы возобновления карьеры строились вокруг Фэрмонтской программы образования для взрослых. А потом этот мальчишка Ороско случайно показал ему великолепный прямой путь: движение протеста против «Либрареома». Внутренний круг «Кабалы» для этого идеально подходит. Может быть, потому еще, что внутренний круг — все, что осталось от ее личного состава.
Том Паркер сидел прямо у остекленной стены. Они с Блаунтом вместе уставились на демонстрантов. Паркер засмеялся:
— Так что, декан, будете проповедовать перед этим хором? Блаунт хмыкнул:
— Нет. Но они нас видят. Помашите рукой народу, Томми. И Блаунт, последовав собственному совету, поднял руки в благословляющем жесте над певцами у главного входа и чуть меньшей толпой на террасе возле Змеиной тропы. На самом деле он предлагал обратиться к демонстрации. В прежние времена была у него ораторская жилка, да и сейчас он тоже был настроен критически, но его публичная ценность была нулевой. Он перещелкнул несколько изображений, паривших над толпой.
— Боже мой, масштабное событие. Даже многослойное.
Впрочем, на некоторых слоях проводились контрдемонстрации — непристойные призраки, передразнивавшие толпу. Черт бы их побрал. Он убрал все усиления и увидел, что Паркер усмехается, глядя на него.
— Все еще осваиваете эти контактные линзы, декан? — Он нежно погладил свой лэптоп. — Сами убедитесь, вам не переплюнуть гения мыши и клавиатуры.
Паркер пробежался пальцами по клавишам. Он проходил те же слои усиления, что Блаунт видел непосредственно контактными линзами. Том Паркер был, пожалуй, самым умным из оставшихся в «Кабале», но его безнадежно заклинило на старой технике.
— Я настроил лэптоп на выбор того, что реально важно. На экранчике замелькали изображения. Были среди них те, что не заметил в своих контактах Уинстон Блаунт: кто-то повесил над демонстрантами нимб. Впечатляло. А Томми все еще посмеивался:
— Вот с этим пурпурным гало не могу понять. Оно за «Либрареом» или против?
Сидевший рядом с Паркером Карлос Ривера оторвался от окна и потянулся.
— Против, если верить журналистам. Они говорят, что это гало — благословение тем, кто стоит на страже прошлого.
Все замолчали, продолжая смотреть. Звуки хора доносились не только через высокие стеклянные окна, но и от протестующих по всему миру. Этот комбинированный эффект был скорее символичен, нежели красив, поскольку голоса пели… несогласованно.
Минуту спустя снова заговорил Карлос Ривера:
— Почти треть физически присутствующих — не из нашего города!
Блаунт улыбнулся в ответ. Карлос Ривера был молодой человек со стороны, ветеран-инвалид. Он едва ли подходил под возрастные требования «Кабалы», но в некоторых отношениях казался едва ли не старомоднее Томми Паркера. Носил маленькие очки с толстыми стеклами по моде начала десятых годов. На всех десяти пальцах — кольца-печатки. Рубашка — одна из первых моделей, где выводились сменяющиеся картинки. Сейчас она показывала надпись черным: «Библиотекари — Стражи Прошлого, Слуги Будущего». Но самое главное было то, что Карлос Ривера входил в штат Библиотеки.
Паркер изучал цифры на лэптопе.
— Что ж, мы привлекли внимание мировой общественности. Несколько секунд назад у нас было два миллиона зрителей. И еще больше народу посмотрит потом в записи.
— А что говорит отдел университета по связи с общественностью?
Паркер что-то ввел в лэптоп.
— Молчат в тряпочку. Пиарщики вообще готовы были сделать вид, что это не событие. Но им малость досталось от прессы… — Паркер откинулся назад и перешел в режим воспоминаний. — Было время, когда я поставил бы скрытые камеры на нижних этажах. И если бы они попытались замолчать случившееся, я бы взломал сайт пиарщиков и на все их пресс-релизы наложил изображение горящих книг!
— Dui, — кивнул Ривера. — Но в наши дни это было бы трудно.
— Ага. Хуже того, это бы требовало храбрости. — Томми погладил лэптоп. — Вот она в чем, беда сегодняшних людей. Они променяли свободу на безопасность. Когда я был молод, не было такого, чтобы в каждой иконке жил коп, и не было, чтобы какой-нибудь шут гороховый собирал отчисления с каждого нажатия клавиш. В те времена не было «Безопасной Аппаратной Среды», и не требовалось десяти тысяч транзисторов, чтобы собрать триггер. Помню, в девяносто первом, когда я снес эту систему… как ее…
Ион пустился излагать одну из своих историй. Бедняга Томми. Современная медицина не излечила его от потребности снова и снова пересказывать свои приключения.
Но Карлосу Ривере эти истории, очевидно, нравились. Каждые несколько секунд он кивал. Жадно внимая. Блаунт порой задумывался, говорит этот энтузиазм в пользу Риверы или наоборот.
— …так что, когда они сообразили проверить, нет ли поломки в световодах, мы уже все файлы скачали и…
Теперь же — вот чудо! — Ривера больше не слушал. Он повернулся к стеллажам, и на лице его отразилось чистейшее удивление. Он что-то быстро затарахтел по-китайски, но потом, слава богу, перешел на английский:
— В смысле, пожалуйста, подождите минутку.
— Что? — Паркер посмотрел на лэптоп, — Они что, шредеры запустили?
— Да, — ответил Ривера, — но это было несколько минут назад, пока вы говорили. А тут что-то другое. Кто-то вошел в зону погрузки.
Уинстон вскочил на ноги, насколько позволяли наполовину омоложенные суставы.
— Я думал, вы говорили, что внизу есть охранная система?
— Я тоже так думал! — Ривера тоже встал. — Могу вам показать.
В глазах Блаунта запрыгали изображения, виды с камер на северной и восточной стороне здания — больше видов, чем он мог воспринять сразу.
Блаунт отмахнулся от изображений.
— Я хочу видеть лично.
Он направился между стеллажами, Ривера следом.
— Если бы мы знали, поставили бы там своих людей.
В этом и состояла современная проблема. Охранная система настолько хороша, что, когда она сломалась, рядом не оказалось никого, чтобы этим воспользоваться! Где-то на заднем плане сознания Блаунт восхитился своими новыми приоритетами. Было время, когда декан Уинстон К. Блаунт был на стороне истеблишмента и делал все возможное, чтобы профаны не изменили хода вещей. Теперь же… теперь, быть может, единственный способ вернуть правильный истеблишмент — это устроить нормальный бардак.
— А хор видел?
— Не знаю. Лучшие вьюпойнты были изолированы. Ривера говорил так, будто слегка запыхался.
Они обошли вокруг лифтов и комнат сотрудников, занимавших середину этажа. Теперь они двигались под прямыми углами к стеллажам. Далеко в конце рядов полок мелькнуло за окнами небо.
— Вы говорили, есть шанс, что сегодня покажется Макс Гуэртас.
— Dui. Да. Есть шанс, что он может прийти. Проект начали на этой неделе несколько библиотек, но наш университет — звезда шоу.