Приходили к нам и угрожающие письма от поклонниц и сторонников Распутина с клятвами отомстить нам за смерть «старца» и даже убить нас.
Великая Княгиня Мария Павловна младшая, приехавшая из Пскова, где был расположен штаб командующего армиями северного фронта, передавала нам свои впечатления. Она рассказывала, что в армии смерть Распутина вызвала огромное воодушевление и веру в то, что Государь теперь разгонит окружившую Его распутинскую клику и приблизит к себе честных и верных Ему людей.
Одно слово Царя, один его призыв к новой жизни и даже к новым жертвам на пользу Родины – все было бы забыто, все прощено.
В эти дни меня вызвал к себе председатель Совета Министров, А. Ф. Трепов.
Я много возлагал надежд на свидание с ним, но мне пришлось разочароваться.
Под конвоем меня привезли в автомобиле в Министерство Внутренних Дел.
Министр вызвал меня по приказанию Государя, который желал во что бы то ни стало узнать, кто именно убил Распутина.
А. Ф. Трепов встретил меня очень любезно, напомнил о своем близком знакомстве с моими родителями и просил меня видеть в нем не официальное лицо, а старого друга моей семьи.
– Вы меня, вероятно, вызывали по приказанию Государя Императора? – спросил я его.
Он утвердительно кивнул головой.
– Следовательно, все, что я вам скажу, будет передано Его Величеству?
– Да, разумеется, я своему Государю лгать не могу.
– Так неужели после того, что вы мне сказали, вы думаете, что я сознаюсь, если бы, предположим, я даже и убил Распутина? Или, тем более, выдам вам виновных, если бы я их знал?
Передайте Его Величеству, что лица, уничтожившие Распутина, сделали это только с одной целью – спасти Царя и Родину от неминуемой гибели. Но, позвольте спросить лично вас, – продолжал я, – неужели власти будут терять время на розыски убийц Распутина теперь, когда каждая минута дорога и остается какая-то, вероятно последняя, возможность спасти положение?
Вы посмотрите, какое серьезное значение придает вся Россия уничтожению этого проходимца, какой энтузиазм оно вызывает всюду. В Распутинском правительстве полная растерянность. А Государь? Я убежден, что в глубине души Он тоже радуется случившемуся и ждет от всех вас помощи. Надо объединиться и действовать, пока не поздно. Неужели никто не сознает, что мы находимся накануне ужаснейшей революции и, если Государя силою не извлекут из заколдованного крута, в котором Он находится, то Он сам, вся Царская Семья и все мы будем сметены народной волной.
Революция неминуема, если ее не предотвратит резкая перемена политики сверху.
...................................................
...................................................
Министр слушал меня с вниманием и удивлением.
– Скажите, князь, – вдруг обратился он ко мне, – откуда у вас такое присутствие духа и умение владеть собой?
Я ничего не ответил. Он мне тоже ничего не сказал. Мы простились.
Разговор мой с председателем Совета Министров был последней попыткой нашего обращения к высшим правительственным сферам.
XXI
Судьба Великого Князя Димитрия Павловича и моя все еще не разрешалась.
В Царском Селе происходили бесконечные совещания о том, как с нами поступить.
21-го декабря прибыл в Петербург отец моей жены, Великий Князь Александр Михайлович. Узнав о грозившей нам опасности, Великий Князь приехал из Киева, где он находился в качестве начальника авиационных частей русской армии. Немедленно по своем приезде он заехал к нам в Сергиевский дворец, а затем отправился в Царское Село, чтобы выяснить наше положение.
Следствием свидания Великого Князя Александра Михайловича с Государем явился Высочайший приказ, чтобы Великий Князь Димитрий Павлович немедленно покинул Петербург и отправился в Персию в распоряжение начальника Персидского Отряда, генерала Баратова. Сопровождать его в пути было приказано его бывшему воспитателю, генералу Лаймингу и флигель-адъютанту графу Кутайсову.
В 11 часов вечера приехал градоначальник и доложил, что поезд Великого Князя отойдет в два часа ночи.
Мне тоже было приказано покинуть Петербург, и местом ссылки назначено было наше имение «Ракитное» в Курской губернии.
Мой поезд отходил в 12 часов ночи.
Для наблюдения за мною был назначен офицер, преподаватель Пажеского Его Величества корпуса, капитан Зеньчиков, а до места высылки меня должен был сопровождать помощник начальника Охранного Отделения, Игнатьев.
И капитан Зеньчиков, и Игнатьев, оба получили лично от Протопопова самые строгие инструкции о том, чтобы держать меня в полной изоляции от всех.
Великому Князю и мне было очень тяжело расставаться друг с другом.
Несколько дней, проведенных нами вместе на положении арестованных в его дворце, стоили, пожалуй, нескольких лет: столько было нами пережито и передумано, столько сначала мечтали мы оба о счастливых переменах для России и столько надежд похоронили потом.
Теперь судьба насильственно нас разъединила, и мы не знали, когда мы встретимся и при каких обстоятельствах. Впереди было мрачно; томили предчувствия тяжелых событий...
В половине двенадцатого ночи за мной приехал Великий Князь Александр Михайлович и повез меня на вокзал.
Публику на платформу не допускали – везде стояли наряды полиции.
Великий Князь Александр Михайлович, прощаясь со мной, сказал, что он сам завтра выезжает из Петербурга и нагонит меня в пути.
С тягостным чувством я сел в вагон... Ударил третий звонок, пронзительно свистнул паровоз и платформа поплыла мимо, потом исчезла совсем. Скоро исчез и Петербург. За окном была зимняя ночь, спящие в сумраке снежные поля, по которым одиноко мчался поезд.
И я был одинок со своими мыслями, которые проносились в моей голове под однообразный стук колес увозившего меня поезда.
Потом началось разрушение России:
Отречение Государя.
Агония Временного Правительства, обреченного уже с первого дня своего возникновения.
Наконец, под грохот орудий и трескотню пулеметов, обстреливавших обе столицы, пришли большевики – жуткая, кровавая власть III Интернационала, угрожающая спокойствию всего мира.
Сколько ужасов перенесла наша Родина, сколько миллионов жизней в ней погибло, сколько памятников культуры уничтожено!
Совершилась небывалая в истории эмиграция: массы людей, по числу равные населению целого государства, покинули свою страну и разошлись изгнанниками по всему земному шару.
Годы длится скитальчество бездомных русских, и никто из нас не знает, когда наступит час возврата; все ли его дождутся или, быть может, только наши дети доживут до светлого дня избавления России.
Изгнанники России всегда живут надеждою на будущее и памятью о прошлом. Последняя, быть может, сильнее, ибо мы не знаем будущего. В прошлом у каждого дорогие ему образы: своих погибших близких, своей прежней жизни; образы своей страны – мощной, широкой, прекрасной.
Воспоминание каждому раскрывает картину за картиной: от мучительного влечения к ним тоскливо изнывает сердце: русская природа с ее могучим простором, русские города, осиянные золотом церковных куполов; линии востока в древних башнях, в очертаниях старых храмов; покой и размах силы во всей прежней русской жизни.
Обрушилась в бездну великая Россия, великая не только по своим размерам и военной мощи, но и по своему государственному и культурному прошлому.
Большинство иностранцев ее не знало. Они верили анекдотам о «варварской стране», управляемой «царями-деспотами при помощи кнута и нагайки». Этим нелепым вымыслам мы в значительной степени обязаны рассказам и сочинениям тех прежних политических эмигрантов, большей частью инородцев по происхождению, из среды которых вышли Ленины, Троцкие и Зиновьевы.
Западный мир верил этим сказкам и не видел России настоящей; не знал ее истории. Он забыл о том, как в течение веков, заслоняя Европу от монгольского нашествия, русский народ выносил на себе всю тяжесть татарского ига, и не погиб под его гнетом; и как усилиями Московских Царей образовалось единое сильное государство. Запад забыл и о Петре, и о Екатерине, и о их преемниках, которые целью своей ставили просвещение страны и ее широкое культурное развитие. При покровительстве Царей создавались высшие школы, процветала наука, развивались искусство, литература, музыка, давшие всему миру немало великих имен, которыми восхищаются теперь и в Новом и в Старом Свете. Едва ли кто знает на Западе и о том, что дочь Петра Великого Императрица Елисавета, основательница первого русского университета, отменила в России смертную казнь, и с той поры она никогда не применялась у нас, кроме исключительных случаев военного суда над политическими преступниками, угрожавшими целости государства.
Судьбе угодно было, после трехсотлетия великой созидательной работы, уготовать трагический конец той русской Династии, о которой Пушкин сказал: «Романовы – отечества надежда».
Болезнь «распутинства», как проказа, захватила последнее царствование и погубила и Императорскую Россию, и ее последнего Царя, образ которого с особенной болью вспоминается теперь каждым истинным русским человеком.
Если победителей не судят, то к побежденным большинство всегда бывает неумолимо. Царь, при котором погибла Россия, который и сам так ужасно погиб со всей своей Семьей, разве Он не «побежденный» в глазах многих?
Он обладал властью, которая была сильнее Его самого и уничтожила Его, когда обрушилась с высоты вековых основ.
Царствование Императора Николая II могло бы быть блестящей страницей в истории Русского Государства, если бы революция не поразила Россию почти накануне победного окончания войны, стоившей русскому народу неисчислимых жертв и огромного героического напряжения.
Благополучно доведя войну до конца, Россия могла бы стать первой державой мира, а ее Государь – верховным арбитром Европы, каким был в свое время Император Александр І, после войны 1812–14 гг., закончившейся триумфальным въездом в Париж русского Царя.