Однажды ночью после партии в карты Д’Агостино разложил на полу кухни Рокко карту мира и заявил, что Норвегия подозрительно похожа по форме на Швецию, а Швеция – на Финляндию. Случайность ли это? Штат Огайо схож по форме со всеми Соединенными Штатами, только Порт-Клинтон вылез в озеро, как корявый Мичиган, изрезанное побережье Аштабулы, смотрящей на северо-восток; похож и маленький Мэн, и Айронтон, словно бородавка посередине, и Техас. Д’Агостино перевернул Австралию, и она тоже оказалась немного похожа на США, но с одной провисшей стороной и заливом с другой стороны. Только посмотрите, как эта перевернутая Австралия похожа на красный Китай.
Похожие формы, порядки, стиль жизни – все очевидно для того, кто пытался разглядеть это по внешнему виду. Такой ему часто представлялась туманная Европа.
В детстве он все улавливал инстинктивно. Став мужчиной, как-то позабыл об этом. А сейчас внутренние способности стали возвращаться.
Он хорошо помнил, как парнишкой девяти лет от роду в белой альбе и черной шляпе тянул с другими мальчишками вверх по Виа Этнеа на канатах повозку со статуей святой Агаты – покровительницы их городка. Канаты растянулись на семь кварталов. К счастью, верующих и бескорыстных приверженцев было немало, потому ему достался конец только одного каната. Ни в ком он не видел отчаянного напряжения, однако повозка катилась по мостовой. Когда они выехали на Пьяцца Стесикоро, на его глазах случилось невероятное: от края балкона четвертого этажа отвалился кирпич – без видимой причины, – упал прямо у здания и разбился.
И подумал юный Рокко: «Будь я в состоянии понять одно мгновение, я бы понял все мгновения».
Серповидная Подкова на канадской стороне должна быть больше и величественнее, но со своего места он мог видеть только кусок. Если перейти по мосту на канадскую сторону, вид открывался бы полный, не без водной пелены, разумеется. Для этого требовалось покинуть страну, ставшую конечной точкой его пути, сюда его вело провидение. Он пересек границу Соединенных Штатов утром сорок лет назад и никогда не выезжал. За последние два дня он не раз получил намек на то, что надо смотреть вперед, дальше. Следующим шагом, наверное, станет отъезд из страны, чтобы потом обернуться и понять, для чего все это было нужно.
Какое же удовольствие, какое удивительное успокоение приносит звон подбрасываемых в руке ключей, смешивающийся с шумом воды. Музыка металла и вид крошечного деревца платана, пускающего корни в опасной близости к уничтожающему все на пути течению реки (так Лихтенштейн цеплялся за Швейцарию, надеясь, что Германия этого не заметит); хлипкие на вид лодки с туристами, набитые фигурами в желтых плащах, движущиеся к конечной точке падающей воды, – все это имеет целью успокоить. Успокоить его, убедить в том, что его средний сын не закончил путь, не ушел в небытие. Что Лавипентс, и Бобо, и Джимми не устоят и вернутся туда, где должны находиться. «Потому что не существует небытия», – прошептал водопад. Д’Агостино, и эти черти из газеты, и старуха через переулок со своим подручным, и неверующая толпа на празднике – все они хотели, чтобы он трижды отрекся от того, что знает своего мальчика, и тогда трижды пропоет петух. Они хотели, чтобы он покорно признал, что эта штука была уничтожена, пока он не смотрел. У них было несколько цифр и жетоны, у них было доверие и право действовать от корпуса морской пехоты США. Но это лишь тщеславие. Ничто по сравнению с авторитетом Ниагары и верой одной души. «Я только видоизменил его», – прошелестел водопад. Глас бурлящей реки повелел ему пустить хлеб свой по водам, чтобы опять найти его по прошествии многих дней. Ветвь потеряна для тех, кто наблюдает за пеленой брызг, но не потеряна для водопада.
Душу его переполняли страх божий и счастье.
Этот мост, как и все мосты, звал: «Пройди по мне. Прошу». И еще был рядом металлический знак – белая стрелка на зеленом фоне, указывающая влево, и потрясающие слова: «В Канаду туда».
Давай, Рокко, иди через мост, там красиво, у них на флаге «союзный гюйс» и есть музей восковых фигур.
Он порылся в одежде с целью найти сигареты. Обнаружив их в левом заднем кармане, дружелюбно произнес: «Вот вы где, дорогие мои!» И зашагал по мосту.
Вдали он увидел таможню, людей в красных мундирах, но, увы, не в медвежьих шапках. Главой государства была женщина двадцати семи лет, во время войны отбывавшая трудовую повинность в качестве водителя и механика грузовика. Коронация ее состоялась всего два месяца назад, правда, жила она в другой стране.
Теперь он видел почти всю Подкову. Под ним бежали воды синей реки. В поле зрения попал знак на краю моста, гласивший: «Государственная граница», а ниже: «Территория доминиона Канада». Он остановился, перебросил окурок через перила, ветер подхватил его, и Рокко даже видел, как бросил в воду, правда, уже краем глаза, изогнувшись всем телом, чтобы закрыть вспыхнувшую спичку, от которой прикуривал уже другую сигарету.
Он вспомнил, что не оставил своей кошечке достаточно корма, но подумал, что она все равно выживет, эта хулиганка.
Давай же, Рокко, шагай через границу, не скромничай.
Предчувствие засело занозой в мозгу.
Поперек моста тянулась линия краски, являвшаяся, как указывал еще один знак, фактической границей, хотя он находился, то есть мост находился, согласно опять же знаку, на высоте двух сотен футов над поверхностью реки. Вероятно, хотя и абсурдно, что невидимая эта стена упиралась в небо. На какое же расстояние простиралась Канада?
Можно я? Можно я? Не буду попусту тратить время.
В среднем за минуту под этим мостом, названным Радужным и возведенным в 1941 году, протекало шесть миллиардов фунтов воды. Это был четвертый мост, построенный на этом самом месте. Первый, подвесной обрушился во время бури в январе 1889-го. Второй, тоже подвесной был разобран и собран снова, но уже в нескольких милях вниз по реке. Третий, стальной арочный был разрушен льдами озера Эри, которые упали с потоками воды и повредили опоры, таким образом в 16:20 27 января 1938 года мост рухнул. Остатки конструкций до сих пор покоятся на дне реки друг на друге на глубине ста семидесяти пяти футов.
Синие, желтые, красные американские машины, роскошные, блестящие, проезжали справа от Рокко и направлялись к границам на северо-запад и на юго-восток, в сторону Онтарио и штата Нью-Йорк, уверенно и не останавливаясь проходили сквозь невидимую стену картографа, тела людей на долю секунды разрезало надвое – часть республика, часть доминион, – но одни законы и история, каждая часть ограничивает другую.
Откуда это зудящее желание? Топограф счел, что от этой полосы тянется невидимая линия. Вера в то, что линия существует, влечет за собой утверждение, что здесь два места, а не одно. Сама граница не вводит разделение, а лишь обозначает. Он слишком долго жил, чтобы этого не знать. Он сошел с парохода «Натали Тунисская» в Новом Орлеане в 1913-м, он был тогда несмышленым юнцом, твердившим себе то же, что люди твердят с той поры, как только в этом мире появилась речь: «Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим. Найдете выход в этом другом месте».
Две девочки-азиатки лет семи в юбках цвета барвинка и белых сандалиях стояли по обе стороны от полосы и перебрасывали через границу теннисный мяч, очень серьезные, они внимательно целились, чтобы ветер не подхватил и не унес его, и он скакал туда-сюда по полотну моста.
Не ври себе, Рокко, поворачивай назад.
У нас в американском языке есть одно выражение, Рокко, оно означает совсем не то, что ты думаешь. «Делай что хочешь», – говорим мы, но это означает: «Говори правду, что ты сделал».
Теннисный мяч, хоть и точно отправленный, все же сменил траекторию и взорвался под колесом «Понтиака» последней модели.
И тебе придется расплачиваться, Рокко.
Офицер американской таможни потребовал водительские документы и задал вопрос о гражданстве.
– Соединенные Штаты, – сказал ему Рокко.
– Как долго находились в Канаде? – спросил мужчина и кашлянул прямо в документы.
– Я не находился в Канаде.
– Слушай, друг, но ведь там же Канада.
– Я… я, видите ли, люблю читать написанное на знаках. Увидел знаки и решил прочитать, что на них написано. – Голос звучал слабо. Он хотел мороженое. Было жарко, и он был голоден, хотелось поднести к лицу нечто красочное и аппетитное.
Он совсем запутался.
– Это мост. По нему можно идти либо в эту сторону, либо в эту. Учитывая, где ты сейчас стоишь, ты мог прийти только из Канады.
Он хотел мороженое.
– Я просто прошел слишком далеко, читая таблички, вот и все. Я не переходил границу. Хотел почитать, что написано, узнать об истории места и все такое прочее…
Он совсем запутался. Перестал понимать смысл происходящего.
Ощущение огромного желания любить можно перепутать с самой любовью.
Солнце отразилось в лобовом стекле въезжающей на мост машины и рикошетом ослепило Рокко.
– Я совсем запутался, – признался он охраннику.
Если коротко, он был убежден, что Бога все-таки не существует. Падающие воды больше не говорили с ним; только мост и машины, артефакты страны, повенчанной с математикой и железобетонными конструкциями, пытались что-то сказать, а точнее проскрипеть.
Офицер вернул документы, ставшие влажными.
– Ответь-ка мне, ты там что-то покупал?
– Нет, я ничего там не покупал.
Пограничник позволил ему пройти. Он медленно шел по краю каньона, кажется, отказавшись от всех тех утверждений, к которым мысленно пришел в первые минуты наблюдения за водопадом. Все стало непонятным, кроме полосы поперек моста. Он бродил по пересекающимся пешеходным дорожкам небольшого парка у каньона в поисках палатки с мороженым и чувствовал себя глубоко несчастным и одиноким. У проведенной краской полосы было еще одно назначение – заявить: ты вел себя так, словно воображаемое стало реальным.
Часто ночью дома он чувствовал, как повышается настроение, когда слышал треск запальника новой газовой печи, газ поступал со свистом, и вспыхивало пламя. Оно повышалось от стука в дверь. Он относился к печи как к компаньону